Драконы Геона укрыли своим щитом отступление. Войска, прикрывая обозы, потянулись сквозь скальные переходы на север — а воздушная армия Данзара, оставив Хелвинд догорать посреди разоренной равнины, двойной волной ударила по забитым людьми и телегами перевалам. Две колонны из пяти были уничтожены — враг всё еще превосходил числом, однако его крылья здорово потрепали над городом, а долгий переход, без всякого отдыха перетекший в штурм, что затянулся до самой темноты, дал о себе знать. Звери были измотаны, люди тоже, и наездники Геона этим воспользовались. Развернув цепи, они встали в глухую оборону, дождались, когда к хребту вслед за штурмовиками подойдут данзарские бомбардиры, — а потом выпустили своих. Да, их у Геона было вдвое меньше. Но распорядиться он ими сумел: накрыв собой штурмовые цепи, бомбардиры отступающей армии выдвинулись вперед, неся на своих спинах магов, и подступы к скалам озарились огнем. «Звездный дождь», точно такой же, как тот, что во время оно выжег долину Клевера, ударил по врагу всей своей мощью. Данзар, в одночасье лишившись едва ли не трети своих драконов, откатился назад, к стенам Хелвинда. Войска Геона, не потеряв больше ни одного обоза, беспрепятственно миновали перевалы и ушли за хребет, в направлении Черной долины. Они вновь отступили, но за эту свою победу враг заплатил дорого. Дороже, чем за все предыдущие…

— Не скажу, что Геон отделался малой кровью, — заключил Мурад ан Махшуд под конец своего рассказа, — однако ему удалось почти сравнять счет. Он сберег четыре пехотных дивизии — из них две тяжелые, и вполовину проредил строй данзарских бомбардиров. Кроме того, он отступает к Черной долине, куда наверняка сейчас сгоняют всю кавалерию из центральных лагерей страны, а конницу Данзар на запад не привел, и вряд ли есть смысл думать об этом теперь. Время упущено.

Шафи умолк, а его ученик, покусывая мундштук курительной трубки, прищурился. По всему выходило, что жертва Геона была не напрасной, но слишком уж сухо и ровно звучал сейчас голос учителя. «Значит, есть что-то еще», — подумал Фаиз, вновь сжимая зубами многострадальный мундштук. А спустя мгновение понял — шафи ни слова не сказал о магах.

— Мой господин!.. — встрепенулся молодой человек, и Мурад ан Махшуд улыбнулся одними губами, поняв, что он хочет спросить.

— Да, — отозвался он, — черномундирников своих Данзар от огня прикрыл. И магическая поддержка его армии всё еще вдвое сильней того, чем может похвастать Геон… Увы, пока еще вдвое. Насколько мне известно, архимаг Бар-Шаббы всё же решил удовлетворить просьбу Мэйнарда Второго, и вот-вот на западном побережье высадится тысяча боевых магов — свежая тысяча вдогон к той, что Данзар уже получил. А Геон оставил на Неспящей равнине почти треть всех своих чародеев.

Глава почтового двора усмехнулся.

— Наш повелитель воистину мудр. Он это предвидел, и, хвала Четырем, ни один из наших магов не остался на стенах Хелвинда. Однако вечно кормить Геон обещаниями мы не можем — его войска выступили к Черной долине, и Рауль Первый ждет от нас соблюдения договора.

— Черная долина, — пробормотал Фаиз, задумчиво скользя пальцами по обтянутой шелком трубке шаашира. — Выходит, мой господин, ставка сделана на нее?

— Определенно. На нее и на Даккарайскую пустошь, пускай к последней мы всё никак не можем подобраться — ее стерегут по всему периметру от рассвета до заката, а на ночь укрывают куполом. Что-то там затевается, и нешуточное… Этот бой должен решить судьбу Геона — и каковы бы ни были его результаты, они навсегда изменят историю.

Фаиз, сосредоточенно хмуря брови, поднял глаза на своего учителя:

— Значит, мы тоже не останемся в стороне?..

— Увы. В конечном итоге, Алмара и Геон союзники, а верности слову от Норт-Прентайсов ждать нечего. Больше тянуть мы не станем — Алмара пошлет своих магов к Черной долине. Рауль Первый получит спрошенное.

Фаиз медленно кивнул, про себя соглашаясь с решением аль-маратхи.

«Если Геон проиграет, — подумал он, — нам придется иметь дело уже не с Данзаром, но со всей коалицией юга, а это и Берс, и Эйсер, и Дикие степи — не говоря уже о Бар-Шаббе! Тысяча боевых магов пустяк в сравнении с перспективой остаться в гордом одиночестве против всех».

Известие о том, что Хелвинд пал, ураганом пронеслось по стране — и как действительный ураган прибило вокруг всех и вся. Геон, притихший, словно пригнувшийся к земле под тяжестью своего горя, встретил рассвет безмолвием. Столица, всегда такая шумная, потеряла голос: молчали пустые базары, не хлопали двери лавок и парадных подъездов, не звенели по мостовым подковы, мешаясь со скрипом колес… Хелвинд пал. Забрав с собой надежду на то, что Черной долине удастся избегнуть такой же печальной участи.

Все визиты и приемы были отменены, афиши театров крест-накрест перечеркнули белые бумажные полосы, над военными школами взвились в небо черные стяги. К вечеру Мидлхейм стряхнул с себя немоту, но его звонкий голос сменился опасливым, тревожным шепотом. Он клубился в опустевших светских гостиных, реял над столами трактиров и кабаков, монотонно гудел под потолками редакций столичных газет. «Крупнейшие угольные карьеры севера»… «Хелвинд защищали три горные крепости, а в Черной долине нет ни одной»… Мидлхейм полнился слухами и пророчествами одно страшнее другого. Старики предрекали темные времена, юнцы, горячась, рвались на фронт, а командиры военных лагерей Геона, с одинаково серыми лицами после бессонной ночи, только молча переглядывались между собой.

На Райленд опустилась густая, суровая тишь. За окнами казарм, что были полны и всё равно казались вымершими, повисли хмурые апрельские сумерки. До отбоя было еще далеко, но лампы горели только в передних: общие спальни все до одной окутывала траурная темнота. Солдаты и офицеры, сидя на своих койках, прислушивались к заунывному плачу ветра и пустым взглядом скользили от одного не занавешенного окна к другому — там, за стеклом, кружились в воздухе белые хлопья последней весенней метели.

Однако не весь лагерь умолк. В женской казарме, такой же полной и темной, дрожала струнами лютня, и одинокий печальный голос вслед за ней пел свою песню.

С неба падает… Это, наверно, снег.

Белым крошевом вдосталь усыпан мир.

Но не радует. Знаешь, почти что нет.

Мы потеряны здесь, на краю земли…

Женщины и девушки лежали поверх одеял прямо в мундирах. Они слушали — и Кассандра Д’Элтар, свернувшись клубочком на своей койке, слушала тоже, хотя больше всего ей хотелось зажать ладонями уши. Она любила Сельвию, восхищалась ее талантом плести из обычных слов дивную вязь, но сейчас каждое из этих слов отдавалось в сердце тянущей болью. Хелвинд. Реджинальд Стрэттон был прав, не суля ему долгой жизни, — и, может быть, вместе с ней отдал свою. Как остальные его товарищи. Как Энрике, как Ричард де Кайсар… Как Клифф?

Скоро-скоро весь мир занесут снега,

Колыбельную песнь пропоет метель,

И в моих ладонях твоя рука

Станет солнца здешнего холодней…

Кассандра, стиснув в кулаке истерзанный угол подушки, зажмурилась — и в то же мгновение перед глазами ее встали полыхающие стены Хелвинда, рвущие небо драконы и бледное, застывшее лицо Клиффорда Вэдсуорта.

Так сложилось, что мы оказались здесь.

Мир вокруг побелел и почти исчез.

Небо падает. Это, наверно, смерть.

Веришь, это последнее из чудес…[1]

Кассандра, открыв глаза, резко села на койке.

— Во имя богов, Селли! — почти выкрикнула она. — Да спой же ты что-нибудь другое!..

Лютня, дав фальшивую трель, умолкла. Кадет Д’Ориан, словно очнувшись, растерянно заморгала, казарму всколыхнул глухой осуждающий шепоток, а Кассандра, сунув ноги в сапоги, вихрем пронеслась меж рядов одинаковых коек и вылетела из спальни, будто демоны за ней гнались. Орнелла приподнялась на локте, провожая взглядом спину подруги. Пытливо сощурилась, вполуха ловя покаянно-невнятное бормотание Сельвии, и медленно спустила ноги с кровати. Может, в Кассандре и было слишком уж много от Д’Алваро, но истеричкой она точно никогда не была. А это вдруг что такое?.. «Геону проигрывать не впервой, — с чувством неясного, нарастающего беспокойства думала герцогиня. — Даже Селли в рев не ударилась на этот раз, а Кэсс… Неужели она что-то знает? Что-то, чего не знаем мы все?» Ее светлость с сомнением качнула головой, однако всё же поднялась на ноги и вышла вслед за подругой.