Шафи вопросительно приподнял брови, и на губах его ученика мелькнула понимающая улыбка.

— О нет, мой господин, — сказал он. — Эль Хаарт не по этой части.

— Ах, да, припоминаю. Та девушка в военном лагере…

Фаиз сделал над собой усилие и взглянул в лицо учителю.

— Боюсь, — медленно сказал он, — с девушкой всё не так просто. Похоже, мы поторопились с выводами — эль Хаарт питает к ней скорее братские чувства.

— Вот как. Он сам тебе об этом сказал?..

Шафи задумчиво сощурил глаза, и его ученику стоило большого труда не опустить свои. Он до сих пор не был уверен, что поступил правильно, раскрыв карты и посоветовав фантомагу держаться подальше от Райленда, но шафи должен был об этом знать. Хотя бы потому, что рано или поздно всё равно узнал бы.

— Да, — сказал Фаиз. — Он сам. Когда ему стало известно, что я осведомлен о его ночных шатаниях.

— Вот как, — после паузы повторил шафи. — И откуда же ему это стало известно?..

— От меня, мой господин.

— Занятно…

Фаиз шевельнулся.

— Позвольте показать вам, мой господин! — горячо выдохнул он. — Прямо сейчас! Велите Рашиду принести тацинту! Клянусь всеми богами, у меня и в мыслях не было вновь предать ваше доверие, я хотел лишь…

Мурад ан Махшуд, коротко и властно взмахнув рукой, заставил его умолкнуть.

— Разумеется, я посмотрю, — обронил он, — но это подождет. Сначала Дымка. Ты узнал что-нибудь еще?

Фаиз качнул головой:

— Нет, мой господин. Я пытался еще раз пробраться в дом первого алхимика, но мне не удалось. Паутина. В ту ночь, когда герцог вернулся из Россайна, в доме поднялся переполох, и ее не обновили вовремя, но потом… Простите, мой господин.

Шафи раздумчиво кивнул. Кендал эль Хаарт, что говорить, знал толк не в одной лишь алхимии, и попытайся Фаиз пробиться сквозь охранную паутину на его доме, ему бы не поздоровилось. А это был ненужный риск. «Так или иначе, что-то он выведать смог, пока и этого хватит, — подумал Мурад ан Махшуд. — А вот с фантомагом не всё так просто».

— Рашид! — обернувшись к двери, позвал он.

Шарарец принес им кофе, учитель протянул ученику крошечный фарфоровый наперсток, знакомая терпкая горечь обволокла гортань — и очнулся Фаиз уже ближе к вечеру, на широком ложе в одной из западных комнат. Оглядевшись и поняв, где находится, он улыбнулся. Камень с души. Значит, господин всё-таки остался доволен — или, по крайней мере, не слишком разочарован…

Так оно было или нет, однако за неуместную откровенность Фаиза не наказали, и шафи больше не вспоминал при нем ни Геон, ни его фантомага. А тем же вечером, за поздним ужином в личных покоях ан Махшуда, куда его ученики допускались лишь по особым случаям, он заговорил о другом — похоже, куда более важном.

— Твой отец мертв, — не размениваясь на соболезнования, которые Фаизу всё равно были не нужны, проговорил шафи. — Тело его предали огню нынче утром, вслед за всей остальной семьей. Тем немногим из слуг, кто выжил, опасность уже не грозит, к тому же, милостью Четырех, постельничего эмуке ан Фарайя лихорадка пощадила, так что за поместьем будет кому присмотреть до твоего возвращения. Правда, это случится нескоро — но, полагаю, оно нам и на руку, дом успеет очиститься от заразы. Красная лихорадка без пищи долго не живет… В любом случае, на Дворцовом холме тебе скучать не придется.

Мурад ан Махшуд сделал глоток душистого желтого чая и посмотрел на сидящего перед ним ученика.

— Хизам — золотоносная провинция, — сказал он, возвращаясь к прерванному разговору. — И две трети ее принадлежит роду Фарайя — то есть, по факту, тебе. Однако ты один, а желающих прибрать к рукам такое богатство, как я уже говорил, слишком много. К тому же, тебе вот-вот исполнится двадцать три, и если ты не передумал…

Глава почтового двора, умолкнув на миг, вопросительно приподнял брови, и Фаиз опустил глаза. Он знал, что шафи желает видеть его своим преемником, знал, что ему не по нутру орден Длинной тени, но решение свое принял еще много лет назад.

— Нет, мой господин, — сказал он. — Я не передумал.

— Жаль, — привычно вздохнул ан Махшуд. — В таком случае, выбирать не приходится! Хизам должен остаться в руках ан Фарайя, и коль уж их единственный представитель в твоем лице не намерен долго задерживаться в миру, он должен оставить себе преемника. Лучше не одного. Тебе нужны наследники, мальчик, и как можно скорее.

Фаиз почтительно склонил голову:

— Я понимаю, мой господин. Я готов.

— Очень хорошо, — удовлетворенно обронил шафи. — У меня тоже всё готово. Жену я тебе нашел. Осталось лишь заручиться ее согласием.

На лице ученика, тянущего к губам чашечку с кофе, отразилось искреннее недоумение.

— Ее согласием?..

Шафи хмыкнул. И пояснил:

— Принцесса Ашхен — любимая дочь нашего повелителя, поэтому так или иначе ее слово будет учитываться. Но не беспокойся, несмотря на всю избалованность принцесса юна и неопытна, полагаю, тебе не составит труда предстать перед ней в нужном свете.

Фаиз, задумчиво хмуря брови, вернул свою чашечку на серебряный поднос и качнул головой:

— Осмелюсь заметить, мой господин, тогда я должен как минимум увидеться с ней, а это…

— Это я устрою. Через неполные три недели принцессе Ашхен исполняется шестнадцать, и светлейший планирует устроить большой праздник в ее честь. Как ты понимаешь, без гонок на колесницах никак не обойдется и, насколько мне известно, имениннице будет позволено покинуть Дворцовый холм вместе со всей семьей, чтобы полюбоваться на гонки из ложи главной арены Тигриша. Победитель будет приглашен в оную ложу, дабы принять заслуженную награду из рук самого аль-маратхи — и этим победителем должен стать ты.

— Но, мой господин… Ведь я не брался за вожжи со времен Каф-Хаттафи!

— Я понимаю. Однако стоять в колеснице тебе не внове, и в те времена, если мне не изменяет память, ты был одним из лучших?

Фаиз выпрямился на подушках:

— Да, мой господин, но в Сокрытом городе, а не в столице. Не поймите меня превратно, если такова ваша воля, я сделаю всё, чтобы ее исполнить, однако за личную благосклонность повелителя будет бороться не один десяток потомственных колесничих! Разве могу я составить им конкуренцию?

— Можешь или нет, не важно. Составишь. Уж на это власти моей достанет, — глава почтового двора вновь протянул руку к узорчатой пиале, — однако в чем-то ты прав, мальчик. Навыки ты успел растерять, а на арене это ни в коем случае не должно бросаться в глаза. Победа должна быть бесспорной! Так что завтра ты отправляешься в Шарар, в земли клана Поющих Камней — с его вождем я уже условился. Там тебе никто не помешает вспомнить забытое.

Это был приказ, и обсуждению он не подлежал. Ученик покорно склонил голову.

— Как вам будет угодно, мой господин, — сказал он. А про себя подумал: «Принцесса! Да еще и любимая дочь! Неужели во всей Алмаре не нашлось другой девушки?!»

Необходимость женитьбы, при всём равнодушии Фаиза к женскому полу, его не очень-то тяготила. И за наследниками тоже дело не стало бы: в конечном счете, он был молод, на фантазию не жаловался, а пара Алых капель в преддверии ночного свидания сводила на нет все возможные риски — средство это было сильное, с ним не только женщину, с ним и дыру в заборе захочешь!

Однако принцесса?..

Да, шафи замахнулся высоко. Так высоко, что его ученик, даже будучи лучшим, всё-таки не сумел скрыть овладевших им сомнений. Разумеется, он ничего не сказал, но по одному лишь короткому, едва заметному движению его черных бровей Мурад ан Махшуд прочел, что его тревожит.

— Ты несправедлив к себе, мальчик, — покровительственно улыбнувшись, заметил он. — Да, ставка высока, я не спорю, но разве она тебе не по силам? Разве не ты — первый среди равных?..

Молодой человек не нашелся с ответом — хотя, по совести, оный ответ никому здесь и не был нужен. На следующий день воронка перехода доставила Фаиза к безымянному оазису в глубине Шарарской пустыни, где его уже ждал палаточный лагерь и дюжина поставленных под колесницы лошадей — и день сменился ночью. Носиться по манежу под палящим солнцем не представлялось возможным, в светлое время суток люди и животные дремали под надежной защитой шатров, покидая их лишь на закате, кроме того, лучший мастер-колесничий Селима Тринадцатого днем обязан был неотлучно находиться на Дворцовом холме: отказать шафи в просьбе поднатаскать ученика он не мог, однако данное им согласие содержалось в строжайшей тайне — о гонках в честь дня рождения принцессы Ашхен известно было всей столице, и мечты заполучить в свой дом любимую дочь светлейшего аль-маратхи лелеял отнюдь не один Мурад ан Махшуд. Следовало быть осторожнее…