— Ай! — вскрикивает она, когда я кидаю в неё подушку.

Стянув мягкое белое одеяло с края дивана, я заворачиваюсь в него, прижимаясь к подушкам. Я уже чувствую себя намного лучше и увереннее.

Мы с Дэвидом справимся.

Наши дни

Благодаря адреналину, бегущему по венам, я быстро добегаю до лестницы. Лунный свет проникает в окна, наполняя коридор жуткими тенями. Свет помогает успокоить стремительно нарастающую панику, но я не могу нормально двигаться из-за рук, скованных за спиной. Я спотыкаюсь в коридоре, в который раз проклиная дом за его размеры.

Я вижу перила. Я почти вижу последние ступени, когда бульдозер впечатывает меня в стену, от чего я с глухим стуком врезаюсь головой в гипсокартон. В глазах темнеет, голова кружится, кружится… но я не собираюсь сдаваться. Мужчина хватает меня за запястья и ведёт по ступеням.

— Пусти, — сквозь зубы говорю я, пытаясь выкрутиться.

Хватка усиливается, но мужик молчит. Он толкает меня вниз по ступенькам, я пошатываюсь, с трудом удерживая равновесие из-за неловкой позы. Когда мы минуем последнюю лестницу, грабитель без остановки тащит меня к кабинету Дэвида. Он знаком с планировкой дома так хорошо, словно бывает здесь каждый день.

Меня распирает истерический смех. Я смогла войти в личное святилище своего мужа только благодаря вломившимся преступникам. Мне нельзя туда входить без присутствия Дэвида. Сложно поверить, что это место могло стать убежищем. Когда-то я верила, что Дэвид — мой спаситель. Теперь мне известно намного больше, но я всё же молюсь о том, чтобы он был за закрытой дверью кабинета. Если он там, может, мы сможем как-то сбежать из этого кошмара.

Мужчина поворачивает ручку и толкает меня через порог так грубо, что я падаю на колени. Он давит ладонью мне на голову, чтобы я смотрела вниз, уткнувшись подбородком в грудь. Я не успеваю осмотреться вокруг, поэтому не знаю, кто ещё находится в комнате.

— Чё за хрень случилась? — У нового голоса сильный латиноамериканский акцент.

— Сука упёртая оказалась, — это говорит мужчина, заставляющий меня смотреть в ковёр.

— Дэвид, — всхлипываю я, решив, что он должен быть здесь с латиноамериканцем. Я не впервые нахожусь в этой комнате, испытывая унижение, но раньше я знала, кем наказана. И даже в худших случаях мне не грозила смерть. Два этих маньяка могут убить нас в любую минуту.

— Молчи, — жёстко произносит мой муж. Он говорит уверенно, спокойно. Его голос не выдаёт страха, растущего во мне.

— Слушайся мужа, сука, — гогочет латиноамериканец.

Что-то твёрдое и металлическое упирается мне в спину, парализуя меня. Я сразу понимаю, что это пистолет. Реальность ситуации обрушивается на меня в этот момент. Лёгкие сжимаются, сердце замирает и тут же начинает бешено биться. На меня накатывает сильное желание заплакать. Не впервые мне приходиться молить о пощаде в этой комнате. Меня охватывает чувство унижения, когда первая слеза скатывается по щеке.

Я не хочу умирать.

— П-пожалуйста, не трогайте меня, — шепчу я.

— Дрянь! Я что сказал?

Всё происходит так быстро, что я не успеваю защититься от надвигающего удара. Мужик, державший меня, резко толкает меня в спину, заставляя запрокинуть голову. Я успеваю увидеть связанного в кресле Дэвида и мужчину, держащего пистолет у его виска.

Сначала я слышу звук. Жёсткий удар металла в висок заставляет меня пошатнуться. Когда щека касается ковра, мир погружается во тьму.

Около пяти лет назад

Бзз. Бзз.

Непрекращающаяся вибрация будит меня ото сна о танцующих иглах для шитья. В замешательстве, я бросаю взгляд на светящийся телефон. Он вибрирует на прикроватной тумбе. Нахмурившись, я смотрю на будильник. Кто стал бы мне звонить посреди ночи? С Дэвидом я разговаривала перед сном, однако именно его имя высвечивается на экране.

— Привет. — В моём хриплом ото сна голосе звучат нотки тревожности. Дэвид никогда не звонил мне так поздно. Что-то случилось.

— Каролина, — он выдыхает моё имя, так словно от этого зависит жизнь.

Я скидываю одеяло с ног и выбираюсь из кровати.

— В чём дело?

— Моя семья… — Голос Дэвида ломается на втором слове от избытка эмоций. Горе ни с чем не перепутаешь.

— Поговори со мной, — умоляю я, переодеваясь из крошечных пижамных шортиков в спортивные штаны. — Расскажи, что случилось.

— Включи новости, — бормочет он.

Я хватаю сумку, выбегая из комнаты, готовая броситься к своему парню, как только выясню, что произошло. По-прежнему стоя с прижатым к уху телефоном, я включаю круглосуточный новостной канал.

— О… нет. Нет. Этого не может быть.

На экране что-то полыхает. Не понятно, что именно горит, но срочная новость внизу экрана всё объясняет.

Вертолёт Морганов разбивается в Северной Каролине.

— Скажи, что все живы, — молю я.

Низкий стон на другом конце — достаточно красноречивый ответ. Я ударяю пальцем по пульту и выключаю телевизор.

— Я выхожу из квартиры. Буду у тебя через двадцать минут. Хочешь, буду говорить с тобой, пока еду? — Я выскальзываю в коридор, тихо закрывая за собой дверь, чтобы не разбудить Дору.

— Нет, опасно ехать за рулём, разговаривая по телефону. Добирайся осторожно. И… — голос Дэвида дрожит.

— Да? — Я резко вдавливаю кнопку вызова лифта.

— Я… Спасибо. — Дрожь в его голосе убивает меня.

— Конечно, Дэвид, — шепчу я и захожу в лифт.

Словно в тумане, я иду от дома к месту, где припарковала свой старый побитый «Сатурн». Ещё мгновение и я застёгиваю ремень безопасности, вставляю ключ зажигания, завожу мотор и вывожу машину на дорогу.

С ужасного знакомства с родителями Дэвида прошло две недели. Он продолжил посещать еженедельные воскресные ужины, сказав мне, что им понадобится время принять тот факт, что у нас всё серьёзно. Приятно осознавать, что Дэвид считает наши отношения серьёзными, но я ещё страдаю… страдала от того, что семья меня не приняла. Дэвид всё обещал, что нужно подождать… и обещание так неожиданно стало ненужным. И хотя наши отношения начались сложно, я по-прежнему лелеяла надежду, что мы с его родителями научимся доверять друг другу.

Всё это теперь бессмысленно. Вильям, Джорджия и Чэндлер покинули нас, и у меня никогда не будет шанса стать частью их семьи. Воскресные ужины в прошлом. Сердце болезненно сжимается, когда я думаю об утрате Дэвида. Я не впервой сталкиваюсь со смертью в семье, и я помню, каково ощущать зияющую дыру в месте, где сердце должно качать жизнь.

Мне было десять лет, когда умер отец. Спился. И хотя он не был лучшим примером или хотя бы обожающим отцом, но я оплакивала потерю его присутствия в своей жизни и образ отца, каким он мог бы стать. Его преждевременная смерть лишила его возможности измениться. После его кончины, мама могла либо сплотить семью, либо закрыться в себе. Она выбрала второе, став агрессивной и жёсткой. Горе-муж оставил её с беременной восемнадцатилетней дочерью и одинокой десятилеткой. Она не желала становиться бабушкой и уж точно не хотела нести ношу заботы о нас.

Накатившие слёзы затуманивают взгляд. Я сглатываю ком, ставший в горле. Мысли о моих собственных потерях делу не помогут. Воспоминания о моей разрушенной семье остались в прошлом. Перед тем, как я покинула трейлер матери в конце летних каникул, она сказала, что теперь я сама по себе и мне больше не рады в её доме. В каком-то смысле я стала сиротой. Оставшаяся у меня семья не желала меня знать, и я так хотела стать частью семьи Дэвида. Может они приняли бы меня. Может я смогла бы вписаться в их тесные узы. Умершая мечта словно разбила моё сердце.

Остался только один Морган.

Лакей возле симметричного квартирного дома-кондоминиума в Брикеле открывает водительскую дверь моей машины. Он не скрывает удивления, что машина не вписывается в облик шикарного района, как и мои мешковатые штаны и пижамная футболка. Жители таких роскошных апартаментов так не одеваются, но у меня нет времени объяснять. Получив разрешение на парковку, я устремляюсь внутрь. Швейцар отправляет меня сразу к лифту. Вероятно, Дэвид предупредил о моём приезде, чтобы мне не пришлось ждать разрешения на вход.