— Есть! — сперва выпалил — и лишь потом смекнул, что тут можно предложить, я. — Вызов Ростопчину брошу я! С моим запасом маны… — не договорив, я вспомнил, как легко меня сегодня продавила Тереза. Вот кого бы выставить против графа Василия!

Впрочем, фон Ливен как-то в добровольцы-поединщики не рвалась. Да и что касается событий в «Национале» — должно быть, там я сплоховал чисто из-за духова приворота, как видно, сработал некий побочный эффект… Никаких других разумных объяснений случившемуся просто быть не могло!

— С моим запасом маны я справлюсь, не подкладывая под графа Машу! — заявил-таки я.

— А квота дуэльная у тебя есть? — сбила меня на взлете Милана.

— Квота?.. — блин, этот момент я из виду действительно упустил. — Хорошо, придумаем еще что-нибудь! — тем не менее не собирался я так просто сдаваться.

— Все, что можно было придумать — придумано, — тоном, недвусмысленно подводящим черту дискуссии, отрезала Воронцова. — Но за предложение — благодарю, — кивнула мне она. — И замечу, что для вас с молодой баронессой, — повернулась она к Терезе, — у меня тоже есть поручения.

— Какие? — опередив меня, быстро спросила фон Ливен.

— Вас, Тереза, я попрошу доставить к месту поединка моего холопа, Пири — если я выйду на ристалище без «бурдюка», граф Василий наверняка заподозрит неладное. Но сделать это нужно будет в самый последний момент — чтобы, если потом станут проверять, никто бы не понял, что дуэль подстроена!

— Хорошо, — склонила голову фон Ливен. — Я все сделаю, как надо.

— А на тебя, чухонец, я выпишу вексель, — снова повернулась Милана ко мне. — Станешь моим крупнейшим кредитором!

— В смысле? — не понял я.

— Идея твой подружки, — почему-то мне сперва подумалось, что она говорит о Цой, но Воронцова кивнула на Каратову. — Если вдруг с дуэлью что-то пойдет не так — мало ли… Приходит такой граф Василий с векселями на миллион империалов — а тут уже ты сидишь такой красивый — и тоже хочешь свой миллион получить! Вот он удивится!

— Погоди… — сообразил я. — Это же гениально! А давай не на миллион выпишем, а на все десять! Или даже на сто миллионов! — загорелся я идеей. — Претензии Ростопчина тогда вообще растворятся в общей массе! И никакая дуэль не нужна!

— Увы, так не получится, — вздохнула молодая графиня. — Я посмотрела закон, все хорошенько подсчитала… Чтобы не схлопотать обвинения в преднамеренном банкротстве — и не отправиться с тобой на пару прямиком в тюрьму — я сейчас могу выдать обязательств только на миллион империалов. Точнее, даже чуть меньше — на девятьсот семьдесят тысяч. Так что перебить ставку Ростопчина мы тут никак не сумеем. Все, что сможем — малость омрачить ему триумф и отгрызть назад какие-то активы… Мелочь, скорее всего: торги пройдут под контролем графа Василия, и лакомых кусков он всяко не упустит. Если, не дай Ключ, погибну на ристалище — вырученного тебе хватит, чтобы справить по мне добрую тризну — не поскупись уж! — невесело усмехнулась Милана. — А ежели поединок просто сорвется — может, в итоге хоть фамильную усадьбу за собой сохраню… Так что нет, дуэли по-любому быть! — заключила она. — Ну и миллионщиком успеешь себя почувствовать, — хмыкнула затем. — Пусть и фантомным.

— Может, все-таки для правдоподобности распределить этот миллион на несколько частей? — подала тут голос Светка. — Изначально идея была именно такая…

— А где я тебе найду столько надежных людей? — поморщилась, оглянувшись на нее, Воронцова. — Да еще таких, у кого не было бы толпы близких и дальних родственников, о некоторых их которых до поры, может, и не слышал никто, но кои, не ровен час, захотят урвать на дармовщинку свою долю добычи?.. И до кучи желательно — при громком титуле: природного князя никто лишний раз не спросит, на каком это основании он заполучил подозрительный вексель, а из безродной пташки, вроде тебя, всю душу вытрясут на раз!.. Так что ты, чухонец, единственный — и в то же время идеальный кандидат! — подмигнула она мне. — Знатен, одинок и каким-то образом сумел втереться ко мне в доверие!

— Из принципа украду у тебя этот духов миллион, — угрюмо буркнул я — конечно же, не всерьез — просто чтобы хоть что-то сказать.

— Только не трать потом все на какую-нибудь очередную Цой! — парировала Воронцова. — А то мне и в Пустоте обидно станет! А уж в подлунном мире и подавно…

в которой я стою, затаив дыхание

В зале, примыкавшем к личным покоям графа Василия Ростопчина, что называется, некуда было мерлин маны вхолостую слить. В ожидании утреннего выхода хозяина публика здесь собралась весьма разношерстная: самых разных полков офицеры, какие-то пузатые купцы с щуплыми напомаженными приказчиками, дамы — одни вырядившиеся, словно на бал, другие напротив, одетые весьма и весьма скромно. А также мастеровые и даже челядь из черни. Созерцая такую мешанину, можно было бы ненароком вообразить, что в графский дворец пускают всех без разбора, но мы уже знали, что это далеко не так: если мне и Милане пропуском послужили наши громкие титулы, то уже у фон Ливен — особы далеко не худородной — на входе потребовали предъявить приглашение, а не узрев оного, вежливо, но настойчиво посоветовали озаботиться его получением — и только потом явиться вновь.

В результате Тереза так и осталась за дворцовым порогом — с ней покамест было решено держать связь при посредстве Оши. Как и с Муравьевой — но о Маше нынче вовсе шел отдельный разговор.

Я и Воронцова заняли позицию вблизи дверей, ведущих на парадную лестницу. Особого труда нам это не составило: большинство присутствующих всячески стремились протиснуться в противоположный конец зала, туда, откуда должен был появиться граф Василий — дабы попасться хозяину на глаза среди первых. Перед нами подобной задачи не стояло: довольно было и того, что миновать нас Ростопчин не мог никак. Ну а спешить тут уже никуда не требовалось: едва ли кто-то в толпе ухитрится нас обставить и первым вызвать графа на смертный поединок!

Впрочем, коли найдется таковой охотник — флаг ему в руки!

Шинели и шапки мы оставили в гардеробе, оставшись в черных форменных кителях. Во внутреннем кармане моего, аккурат под знаком Ордена Всеслава Полоцкого — уменьшенной копии звезды для повседневного ношения — лежал и почти физически жег мне грудь выписанный Миланой вексель на без малого миллион империалов. Бумага была именной, и, ухитрись кто-то у меня ее выкрасть, взыскать по ней с Воронцовой он не смог бы ни гроша, но расстаться с драгоценным документом — оставив его, к примеру, Светке — я не рискнул: Ключ ведает, как все сложится через пару часов, и доверенное мне оружие последней надежды следовало держать наготове.

Пока, однако, все шло строго по плану: через Оши Муравьева бодро доложила, что ее рандеву с графом Василием состоялось и лимит маны у Ростопчина теперь не тот, что прежде.

«Сколько ты у него откусила?» — осведомилась Милана.

«Под триста мерлинов! — гордо сообщила Маша. — Своего рода рекорд! Думала, лопну!»

«Ни духа себе! — хмыкнула Воронцова. — И все это теперь твое?»

«Нет, что ты, — вздохнула Муравьева. — Столько за раз мне нипочем не усвоить. Максимум мерлинов шестьдесят переварю… И то никогда столько в один присест не пробовала. Не знаю, короче — как пойдет!»

Беседу их — Оши и меня подключила к «трансляции» — я слушал в смешанных чувствах. Вроде, следовало порадоваться, что на стартовом этапе обошлось без сбоев, но сама мысль о том, что и как провернула Муравьева, по-прежнему вызывала у меня оторопь. И пусть, насколько я мог судить, саму Машку ее роль в операции ничуть не смущала — наоборот, взялась длинноножка за нее с азартом и пылом — внутренне смириться с происходящим мне никак не удавалось.

Но что я мог сделать — когда Муравьева с Воронцовой все уже для себя решили? Выхода я не видел. Но легче от этого мне не было.