«В тот раз всю основную работу сделал Князь», — заметила Оши.
«Сами можете убедиться, сударь — у нас с Сергеем Казимировичем подобное не вышло, несмотря на все старания», — вторил ей Фу.
Насчет убедиться — это он про Дашку Карпенко, с которой Огинский провозился почти полгода, но вернуть ей личность так и не сумел. Ни сам, ни при помощи фамильяра. Сейчас она сидела на диванчике рядом со Светкой — аккурат напротив меня — без клейма, со всеми здоровыми пальцами, но с таким же, как у Каратовой, пугающе пустым взглядом.
Сюда, в имение Воронцовой, Дашку привез этим утром Петров-Боширов. По скупым комментариям ротмистра я уяснил, что люди из зарубежной экспедиции III Отделения при поддержке спецназа Конвоя взяли штурмом швейцарское шале Огинского — точные координаты альпийского убежища опального князя они получили от Фу. К немалой досаде жандарма, самого Сергея Казимировича пленить не удалось — лишь добыть дополнительные доказательства того, что тот и впрямь выжил. Но трофеев — документов и артефактов — было захвачено немало. Ну и бедолага Карпенко, вот, до кучи.
Выкуп Светки у баронов фон Ливен также организовал Петров-Боширов. Платил, правда, уже я — благо после погашения долгов Миланы кое-какие деньги у меня оставались. Скаредничать родители Терезы не стали и запросили с меня сто двадцать империалов — за уникальный «бурдюк» вместимостью почти в пять сотен мерлинов это было совсем не дорого. Но когда я выложил втрое против этой цены, от «лишних» денег фон Ливены не отказались.
В качестве еще одной услуги ротмистр прислал мне жандармского лекаря, готового снять с Каратовой холопское клеймо и, при необходимости, погрузить ее в магический сон. Сейчас эскулап сидел в соседней комнате и с наслаждением пил предложенный ему чай, а мы тут — я, Маша, Златка, Тоётоми, Оши и Фу — горячо спорили о том, как быть дальше.
Милана обещала присоединиться к нам чуть позже. Пока же, запершись в рабочем кабинете, Воронцова корпела над какими-то деловыми бумагами — обычное, собственно, для нее занятие в последние дни.
— Оши же видела, что и как делал Князь! — проговорил я.
«Одно дело — видеть. Совсем другое — повторить самой», — буркнула дух.
«Успех, мягко говоря, не гарантирован, — подтвердил Фу. — А вот страдания Светлане обеспечены!»
— Я могла бы попробовать поэкспериментировать с дымом, — неуверенно предложила Златка. — Сие не вернет Свете личность, но хотя бы избавит от мук…
— Уже немало! — тут же уцепился я за эту идею.
«Юноша по имени Александр погиб при попытке снятия печати!» — напомнил Фу.
— По мне, так лучше смерть, чем холопство… — бросил в сторону Ясухару.
— Ох, не скажи, — покачала головой Муравьева. — Смерть необратима…
— Холопство — тоже, если ничего не сделать! — заявил я, приняв наконец непростое решение. — Мы теряем время! С каждой минутой риск неудачи только возрастает… Фу, будьте так любезны, пригласите сюда господина поручика, — кивнул я на дверь комнаты, где расположился у самовара жандармский лекарь.
Статус Фу и Оши больше не был секретом для III Отделения, так что по этой части таиться уже не имело смысла.
«Что ж, сие ваш выбор, сударь, — вздохнул мой фамильяр. — Вам за него и отвечать пред Неистощимым Ключом…»
— Луна у нас нынче в должниках, — невесело хмыкнул я. Не затяни тогда я и Маша разговоры с Терезой в черном портале и потом, уже на горе, с Тао-Фаном — вернее всего, Огинский бы не успел вмешаться, и, глядишь, Князь духов и впрямь получил бы власть над источником магии. — Как-нибудь уж с ней столкуемся…
Вскоре после того, как лекарь и напросившаяся ему в ассистентки Муравьева удалились со Светланой в одну из спален — отведенную им под процедурный кабинет — к нам вышла усталая Воронцова.
— Вот, — первым делом протянула она мне толстую пачку каких-то документов.
— Что — вот? — не понял я, беря бумаги.
— Ваша с Марией Михайловной доля.
— Э… Доля — чего?
— Активов, чего же еще. Я подсчитала — приблизительно, конечно, но точно там сложно — это как раз где-то половина.
— Какая еще, к духам, половина активов?! — уже в некотором раздражении осведомился я.
— Чухонец, не тупи, а?! — скривилась Милана. — Моих семейных активов. Которые чуть было не уплыли к Ростопчину. И которые вы с Муравьевой спасли от распродажи. Я сочла, что будет справедливым разделить их теперь с вами. Половина — мне, половина — вам! По-моему, честно.
— Стоп, подожди, — нахмурился я. — Мы тебе дали меньше миллиона! На половину всех твоих активов это и близко не тянет! — я попытался вернуть молодой графине бумаги, но та демонстративно заложила руки за спину.
— Если бы не тот ваш миллион, Ростопчин заполучил бы не половину, а все, — заявила Воронцова. — Ну, почти все. Так что раздел более чем справедлив. Я так решила — и точка! А станешь ерепениться — Ростопчину твою долю и отпишу!
— Нет, Ростопчину не надо… — пробормотал я, заглядывая-таки в бумаги. — А почему только мне и Маше? — спросил затем. — А как же Златка с Тоётоми? — кивнул на болгарку с японцем. — Они тоже приложили к этому ману…
— Думала об этом, — заявила Милана. — Но вы у нас — иностранные подданные, — также повернулась она к Ясухару и «Ивановой». — По закону на вас я ничего существенного переписать не могу.
— Да мы и не претендуем! — поспешил заверить ее Тоётоми.
— Княжьи Слепки не нам принадлежали, так что и деньги были не наши, — пожала плечами царевна. — Так что все ты сделала верно!
— Я еще чего-нибудь придумаю на этот счет, — не слушая японца и болгарку, продолжила молодая графиня. — Но пока — вот так.
В этот момент в комнату вернулась Муравьева.
— Все в порядке! — радостно сообщила она еще с порога.
— Света пришла в себя?! — я едва не выронил из рук полученные от Миланы документы.
— Не настолько в порядке, — вынуждена была незамедлительно разочаровать меня Машка. — Но печать снята, а Светлана жива — она спит. Оши вьется вокруг нее, но пока ничего не обещает…
«С вашего позволения, сударь, я бы присоединился к процессу, — подал голос Фу. — Мой опыт по сей части скорее отрицательный, но тем не менее…»
«Да, конечно, — рассеянно кивнул я. — Ступайте».
— А мы тут собственность Миланы помаленьку делим… — проговорил я уже вслух, — хлопнув по колену кипой документов. Одна из бумаг выскочила из пачки и спланировала на пол — не глядя подхватив ее магией, Воронцова вернула листок мне.
— Правда? — усмехнулась между тем длинноножка. — Чур мне тот симпатичный домик на Тверской-Ямской!
О каком домике речь, я не имел ни малейшего представления, а вот Воронцова Машку поняла:
— Как знала — тебе его и отписала! — улыбнулась молодая графиня.
— Вот спасибо! — кажется, Муравьева все еще принимала новость за шутку.
— Я загляну к Светлане? — спросил я у нее, поднявшись и почему-то покосившись при этом на безучастную Дашку Карпенко — будто обращаясь с вопросом и к ней тоже.
— Конечно, — кивнула Маша. — Только магию рядом с ней поменьше используй — это может нарушить сон!
— Да, я знаю, — осенью в лазарете Федоровки мне на этот счет все уши прожужжали.
— А я пока пойду подберу ингредиенты для дыма, — уже на пороге комнаты догнал меня голос Златки.
Светку я нашел в той самой спальне, что когда-то — не так уж и давно, если задуматься, но в то же время словно вечность назад — выделила ей Милана. Каратова лежала в постели, по самый подбородок укрытая одеялом. Золотые локоны девушки разметались по подушке, глаза были закрыты, но неплотно. В лазарете Светка так же спала — словно исподволь подглядывая за посетителями. На самом деле, конечно, ничего сейчас она не видела. Даже снов.
Замерев у изголовья кровати, с минуту я простоял молча, затем прошептал:
— Все образуется. Мы тебя вытащим — я обещаю!
