В нашей стране обитает несколько видов сов — от крошечного воробьиного сычика до огромного филина. Пищей сычику служат мыши. Филин мышами тоже не брезгует, но может поймать и зайца, воровал кур у знакомого мне лесника, которые, опасаясь лисиц, предпочитали ночевать на деревьях.

У сов нет зоба, в который можно запасать пищу. Но поскольку в охоте могут быть перебои, запасы необходимы. И совы их делают в разных местах. Самым запасливым надо считать воробьиного сычика. Однажды зимой в дуплянке я обнаружил его кладовую — двенадцать мышей.

Но в том же лесу у Оки орнитолог Г. Лихачев нашел дуплянку, в которой было 86 (!) мышей.

Таков наш сычик.

Средних размеров сова съедает до тысячи полевых грызунов, сберегая нам около тонны хлеба. Но колебания урожая мышей и неблагоприятная погода частенько заставляют сов голодать и даже гибнуть. В бескормицу птицы не делают кладки яиц. При остром голоде могут съесть ослабевших птенцов. Голод заставляет самку иногда охотиться на самца (он меньше ее размером). Это может нас покоробить, но таковы законы выживания вида…

Совы умеют за себя постоять. На острове Врангеля вблизи кладки яиц белой полярной совы селятся гуси, давно усвоившие: эта территория самая безопасная. Нет птицы, способной более смело и самоотверженно защищать своих птенцов, чем сова. Я испытал эту смелость сам, когда однажды полез к гнезду на ольхе.

Не слышно подлетевшая сзади сова сбила с головы кепку, и я отступил, сразу вспомнив, как в подобной же ситуации немецкий фотограф Эрик Хоскинг лишился глаза.

Совы — хозяева ночи. Днем, заметив опасность, они пытаются затаиться, вытянуться где-нибудь около ствола березы, становятся похожими на сучок или неслышно, как тень, слетают под полог леса.

_{Фото В. Пескова и из архива автора.}

_{23 октября 1983 г.}

(Окно в природу)

На лесной гари чудом уцелела высокая деревянная вышка. Я на нее забрался в надежде увидеть что-либо живое. Но даже мышиных следов не было на снегу. «Не огорчайся, — сказал лесник. — Устроим столовую — едоки объявятся непременно».

Под горкой возле болотца лесной пожар пощадил рощицу старых осин. Две из них лесник повалил. И дня через три мы обнаружили: кора осиновых веток тронута зайцами и мышами. «Появится и сохатый…» И верно. Однажды утром мы обнаружили лосиные броды в снегу, орешки помета, место, где зверь лежал.

Осиновые ветки были обглоданы, а где потоньше — съедены вместе с корой.

«Будет ходить теперь, пока осиновый пряник не кончится». Лесник свалил еще одно дерево. И я полез на вышку выяснить: видна ли наша столовка?

Сфотографировать место кормежки сверху было нельзя. И я решил караулить: не пройдет ли лось к осиннику мимо вышки…

Случай идет навстречу тому, кто ищет его.

На второй день под вечер я забрался на вышку, на веревке вытянул кверху тулуп, приготовился ждать… Ждал недолго. Прокричала сорока, и, обернувшись, я увидел то, что хотел. По редколесью, направлением на осинник шел лось. Шел по прямой линии, как ходят к известной, хорошо проведанной цели. Снегу было по самое брюхо, но зверь-вездеход шел без малейших усилий, оставляя глубокую борозду.

Щелчков фотокамеры лось не услышал. Но мне захотелось хоть на немного задержать зверя. Я пискнул мышью, постучал костяшками пальцев по дереву. Лось на мгновение замер, поводил ушами, определяя направление звука. Помочился, выдавая нервное напряжение. Но, успокоившись, он, не меняя курса, проследовал вниз к болоту.

На другой день я попытался подстеречь зверя, сделав засидку возле осин. Не пришел! По следам мы увидели: приближался, но повернул, почуял, как видно, опасность…

— Как же нашел он эти осины?

— А шут его знает, — сказал лесник. — Но не бывает, чтоб не нашел. Срубил или ветром свалило, смотришь — объедено. Как и волка, этого зверя ноги кормят. Иная живность все тропами ходит, а этот — целиной, напрямик. Снегоход настоящий.

_{Фото автора. 19 ноября 1983 г.}

(Окно в природу)

Образы животных сопровождают человека от истоков его истории.

Самый первый рисунок углем на стене пещеры изображал зверя. Древнейшая живопись дошла до нас и полнее, чем что-либо другое, рассказывает о жизни наших далеких предков.

В скульптурных фигурках и монументах мы, как правило, видим двух персонажей: человек и животное. В археологии есть даже понятие, характеризующее целую эпоху в творчестве древних людей, — «звериный стиль». В любом музее мы найдем статуэтки, браслеты, пряжки, рукоятки оружия, игрушки, изображающие зверей и птиц.

Позже, в больших монументах, с человеком чаще всего соседствует лошадь, что объективно отражает ее роль во всех сферах жизни людей. На коне мы видим охотника, воина, путешественника, рядом с лошадью — пахаря, возчика, лесоруба.

Многим животным человек поставил благодарные памятники за их службу. И не счесть произведений искусства, где птицы и звери своим обликом, своей пластикой вдохновляли художников. Тут вслед за лошадью можно назвать оленей, антилоп, тигров, волков, медведей, орлов, лебедей, журавлей, сов. Нередко в скульптурной группе встречаем поджарого, проворного кабана. Недавно в Мюнхене я видел великолепный выразительный монумент «Раненый вепрь».

Не повезло в скульптуре домашней свинье.

И удивительно было увидеть на площади в самом центре города Бремена целое стадо бронзовых чушек. В древности — 700 лет назад — тут было, как повествуют хроники, пастбище для свиней. Это и вдохновило немецкого скульптора Петера Лемана создать многофигурную композицию «Свинопас». Пастух с рожком, собака и стадо свиней с поросятами утвердились на старой площади, придав ей необычное очарование.

Постаментов нет, свиньи «ходят» по каменным плитам, магнитом притягивая к себе ребятишек, туристов и всех, кто первый раз видит эту компанию.

Сверкают витрины дорогих магазинов, бегут вереницы автомобилей, давно, очень давно дудел тут в рожок свинопас. Но дело его живет по-прежнему. Основой всего, чем жив человек, является земля-кормилица. Скульптурная группа в Бремене с улыбкой напоминает об этом.

 _{Фото автора. 27 ноября 1983 г.}

(Окно в природу)

Носорог уже не поднимется, судьба шофера неизвестна, машина скорее всего отъездилась.

Жалко нам в этом случае больше всего носорога. Автомобили вылетают из заводских корпусов миллионами, ежегодно — 38 миллионов новых машин. Носорогов же скоро будем считать по пальцам. И сконструировать заново их невозможно.

Драматическая сцена на африканской дороге стала, увы, характерной для многих дорог.

Помню, во время путешествия по Америке на шоссе в Миннесоте у нашей машины стал глохнуть мотор. «Обычное дело, — сказал механик, — взгляните…» Радиатор был забит пчелами. Механик повесил впереди радиатора сетку — мотор заработал исправно, но пчелам от этого лучше не стало. В штате Невада мы ехали по дороге, устланной шкурками раздавленных грызунов. В Вайоминге раз пять видели сбоку шоссе мертвых, сбитых машиной оленей.