— Не скучно ли командиру в этих местах?

Двадцать без малого лет — это ведь больше, чем половина жизни, когда человеку дано летать. И тундра, тундра…

В наушниках слышен треск, скороговорка короткой связи с Дудинкой. И тут же — ответ на вопрос.

— Нет, не скучно! Конечно, много на родине дорогого — лес, речка, тепло, родня. Но из отпуска в эту тундру возвращаюсь всегда с охотой. С радостью!

— Привычка?

— Может быть. Но, поглядите, у этой земли разве нет своей красоты?! Магнитом тянет здешняя тишина, тянут пространства, что-то еще — не сразу и скажешь…

— Может, особая нужность людям? Я видел, как встречали вертолет рыбаки.

— Да-да. Возможно, это самое главное. Тут очень остро чувствуешь, как ты нужен, как ждут, как рады тебе. Садишься на иной точке, и тебя целует, да, целует от радости какой-нибудь обросший щетиной детина…

Мне объяснять все это не надо. За тридцать лет журналистской работы, начало которой как раз совпало с появлением вертолетов, сколько тысяч верст налетал я в местах, как правило, отдаленных, глухих, бездорожных! Сколько раз с небольшой высоты, сидя рядом вот так с пилотом, видел я тундру, горы, тайгу, ледяные массивы, островки в море, сухие песни, сердцевину вулканов. Сколько раз приходилось, сидя у таежного костерка в каком-нибудь на карте не означенном месте, с надеждою слушать: летит? Не летит?.. Летит!!!

Вспоминаю пилотов. Разные, молодые и уже с сединой. Всегда простые, открытые, неизбалованные комфортом. Летают всегда охотно.

Летают они пониже аэропланов. И вся их жизнь, весь быт к земле приближены максимально. Обедают часто «чем бог послал» где-нибудь у костра, нередко сами — «скорее, погода уже на пределе!» — затаскивают в вертолет грузы, ночуют в условиях, именуемых экспедиционными, садятся, где не ступала нога человека. И это все им по молодости даже нравится, в работе они чувствуют себя исследователями.

Никто лучше этих людей не понимает журналистские наши заботы. Арендовать вертолет для всякой редакции — дело накладное. Однако много летаем. Летаем их доброй волей — сажают, как шоферы попутного грузовика, понимая, что имеют дело с таким же бродягой, как они сами.

Расстаешься с ними всегда исполненный благодарностью. С некоторыми переписываешься, некоторые стали друзьями. Их облик в памяти у меня соединяется с лицом Виктора Ивановича Иценко. Я снял его на стоянке у рыбаков, когда едва ли не каждому из встречавших он доставал из кабины гостинец: «Тебе — письмо… ты просил батарейки… тебе — сигареты…».

А в полете, касаясь локтем друг друга, мы продолжали неспешную, с паузами, беседу по радио.

— Куда же завтра?

— О, работы тут, на Таймыре, навалом! Вот днями начнем вывозить школьников из оленьих становищ, потом геологов с точек… грузы — полярникам. Дикий олень пойдет через Пясину — мясо будем возить в Норильск и Дудинку. Зимой — рыба. Ну и вылеты чрезвычайные…

— Как же тут жили раньше без вертолета?

— А так и жили. Геологи, например, на оленях или лошадках тащились. К больному тоже олени везли. Иные скорости были у жизни… А знаете, как местные жители называют нашу машину?.. Вертолетка! — Виктор Иванович оборачивается, и я вижу вот эту его улыбку, улыбку, знакомую всей здешней тундре…

Полное собрание сочинений. Том 15. Чудеса лунной ночи - _38.jpg

Виктор Иванович Иценко.

В Дудинку мы прилетели засветло, но все столовки были уже закрыты. Вертолетчики приготовились закусить всухомятку чуть присоленной рыбой. Я пригласил их поужинать на теплоход, стоявший на Енисее.

Капитан понял все с полуслова: «Как, вертолетчики без обеда?! Всё — на стол!»

Мы допивали чай, когда в порт с вертолетной площадки приехал посыльный.

— Геолог ногу сломал. Вылетать надо срочно, — сказал Виктор Иванович, прочитав записку.

И мы попрощались.

Через десять минут над Енисеем низко, курсом на север, прошел вертолет со знакомым бортовым номером.

— Успеют до ночи?

— Успеют. Полярный день долог, — сказал капитан.

 Фото автора. 21 апреля 1984 г.

Желание полетать

(Окно в природу)

Полное собрание сочинений. Том 15. Чудеса лунной ночи - _39.jpg

О малодоступном принято говорить: о, это журавли в небе!

Их даже в небе видел не каждый. И все-таки журавлей мы все представляем летящими. Впечатляющие размеры, порядок в полете, тревожные крики сделали журавлей легендарной песенной птицей. Они всегда куда-то летят…

Журавлей на земле с повседневными их заботами видели очень немногие. Охотники рассказывали об удивительных журавлиных танцах, о драках молодых журавлей, о том, как родители учат летать молодых, как осенью птицы, прощаясь, облетают болотные крепи.

Теперь мы знаем: все это правда, у легендарного летуна — земная, интересная жизнь.

Случалось, журавль попадал к человеку в неволю. Либо раненный, либо ослабший, находил он приют на деревенском птичьем дворе. И тогда выяснялось: романтическая птица и тут не теряет лицо. Она хорошо приручается, привязывается к хозяину. Спокойный, уравновешенный нрав, достоинство, уверенность в своих силах делают журавля на дворе стражем порядка и справедливости. Он не только способен постоять за себя, он уймет драчунов, защитит слабого. Даже у главарей-петухов авторитет его очень высокий.

Недавно мы с приятелем часа четыре наблюдали за журавлями в питомнике Окского заповедника.

Вот такие они вблизи, в совершенстве приспособленные к дальним полетам и к хождениям по болотам. Я разглядывал их с таким же интересом, как помню, в первый раз разглядывал самолет, прилетевший в наше село.

Тяготятся они неволей? Трудно сказать.

Известно немало случаев, обретая случайно свободу, животные добровольно возвращались в неволю: привычка — великое дело! Но, несомненно, желание полететь у этих двух журавлей не угасло. В какой-то момент они вдруг забегали по поляне, и мы услышали страстные трубные звуки. Причиной молодого их возбужденья был крик журавля, летевшего высоко в поднебесье. Мы с трудом его даже и рассмотрели. И голос был едва слышен. Звенела бензопила по соседству, шумели на ветру сосны, птичьим весенним гвалтом наполнен был воздух. Но двум чутким птицам эти помехи не мешали услышать главное: далекий голос собрата. Он тоже их слышал и долго летал по кругу над заповедным поселком. И пока он кричал, с земли ему отзывались. Ничего более важного и желанного в этот час, чем летать над весенней Мещерой, не было у этих двух, привыкших к неволе, птиц.

 Фото автора. 22 апреля 1984 г.

Рождение гномов

(Окно в природу)

Всем, конечно, знакомы такие вот странные утолщения на деревьях. Почти на всех — на дубе, осине, березе, липе, ясене, клене, грецком орехе, груше. Особенно часто можно увидеть наросты на карельской березе. Бывают еще небольшие, с кулак, бывают громадные (на дубах, например), до двух метров в диаметре и весом до тонны.

Сняв аккуратно с нароста кору, мы увидим бугристый, бородавчатый, необычной плотности древесный наплыв, а распилив и отшлифовав спил, получим удивительной красоты рисунок, называемый мебельщиками текстурой.

Увы, наросты — не украшение дерева, а болезнь, природа которой до конца еще не изучена. Однако ясно, что это быстрый, бесконтрольный рост клеток, вызываемый механическим повреждением, грибками, насекомыми, вирусами.

Задавая вопрос — не рак ли это? — мы будем к истине очень близки. В природе этих наростов много общего с опухолями у животных и человека. Онкологи, пытаясь проникнуть в тайну болезни, не упускают из виду и этот древесный ее вариант.

Но гораздо ранее, чем ученые-медики, стали интересоваться капом (так называют наросты) краснодеревщики. В два раза более тяжелый, чем древесина, необычно прочный и красивый на срезе, кап издавна шел на поделку шкатулок, футляров, черенков для ножей, ручек для инструментов. Высоко ценится в мебельном производстве фанеровка из капа.