В лесу у поселка, привлекая туристов, желтела крепость из свежих сосновых бревен.

Резные ворота, за воротами — целый мир: избушка на курьих ножках (полная карт, чертежей, фотографий), рядом — копенки сена, навесы с едва увядшими вениками для зимней подкормки зверей, лесные машины, образцы распиленных бревен, лесные посадки, скамейки. А в лес уходили дорожки, на которых недавно почти восемь сотен юных лесничих состязались в знаниях леса, хозяйской смекалке, в понимании законов природы. Даже и теперь, без детворы, место это было на редкость привлекательным, и легко представлялось, как хорошо, интересно было тут ребятишкам, какие страсти кипели на этом лесном ристалище.

— Увы, Николай Николаевич, поезд ушел…

— Ладно, — сказал «лесной генерал», — но я покажу тебе парня, который особо тут отличился.

Через день рано утром ко мне в гостиничный номер Николай Николаевич подтолкнул сзади деревенского мальчугана лет десяти, в лесном форменном картузе. Мы поздоровались по-мужски.

Пили с сушками чай. И потом говорили. О лесничем — его отце. О его матери, тоже лесничем. Об Озерном лесничестве. О заготовке сена.

О коровах и лошадях, о медведях, которые с прошлого года из тайги заходят в посаженный лес.

Передо мной был «мужичок с ноготок», искушенный в деревенском житье-бытье, в лесных заботах матери и отца, с мозолями на ладошках. Звали его Володей. «Владимир Лосевский», — сказал он серьезно, когда пожимал мою руку.

На слет Владимира взяли лишь «наблюдателем» — мал по возрасту для участника. Но в хакасской команде заболел парень-девятиклассник, и команда добилась специального разрешения в замену поставить этого шпингалета.

Владимир застенчиво трет кулаком веснушчатый нос. Ему и приятно, и очень непросто вспоминать-пересказывать все, как было там, в Шушенском, на этапах. «Первый вопрос мне вышел: биологические особенности сосны…

Ну, я рассказал: неприхотлива, светолюбива, на всяких землях растет. Сказал, что кедр — это тоже сосна. Рассказал про орехи, что в них полезного есть, сколько кедры живут, как растут. Рассказал, чем сосну отличают от лиственницы…»

Семь столов стояло в лесу на тропинке маршрута, и вопросы у каждого задавались нелегкие. Владимиру надо было по цвету различить удобрения — калийные и фосфорные.

Лесовик Володя Лосевский и десятилетний землепроходец Митя Константинов.

Потом показали вредителей — называй! «Я назвал без ошибки соснового и елового усачей, бронзовку, долгоносиков, бражника, златок и шелкопряда. Сказал, почему показанный шелкопряд называют непарным… Потом разложили инструменты — выбирай, какой нужен, и покажи прививку дерева черенками! Я все соблюл: длину черенка, количество почек, правильно все отрезал, сделал посадку». Были вопросы по Красной книге растений, по заповедникам.

Набрал наш Владимир 97 очков из 100 возможных и оказался в центре внимания. «Но я не первое место занял, — посчитал он нужным теперь заметить, — трое ребят все сто набрали…»

«Так ведь им по шестнадцать, а тебе сколько? В шестнадцать ты больше ста наберешь».

Проводив одиннадцатилетнего лесовика на поезд, мы с Николаем Николаевичем еще долго говорили о нем.

— Хороший сын хороших родителей?

— Да, отец и мать понимают, как надо воспитывать ребятишек. Но у них там не только свои такие…

Позже я познакомился с Володиной матерью — Прасковьей Яковлевной Лосевской.

(Мир тесен, она оказалась тоже воронежской — из Хреновского лесного техникума.) Тут, в Озерном, ожидала ее земля, покрытая свежими пнями: совнархоз на местные нужды состриг знаменитый Черноозерный лес. Надо было без промедленья его восстанавливать. Прикинув возможности, молодой лесной техник Прасковья Лосевская поняла: главная сила в этой работе — дети.

Бывают счастливые совпадения — лесной специалист оказался способным, вдумчивым педагогом. Для учрежденного ею школьного лесничества Прасковья вместе с ребятами написала устав («Клянусь быть вашим защитником, деревья, травы, птицы и звери. Обещаю верность и любовь к природе пронести через всю жизнь» — это последняя строчка и ныне действующего устава). Сама, с тремя матерями, сшила Прасковья для юных лесников форму. Для себя записала короткую заповедь: «На треть — игра, на треть — учеба, на треть — работа, серьезная, такая, чтобы мозоли были и чтобы виден, поучителен был результат».

То было в 1968 году. И вот они, результаты. Посажен и выращен лес. Четыре тысячи гектаров! Из них 1200 посажено и выращено ребятишками! Они ловили в этом лесу порубщиков и мусорщиков, развешивали дуплянки и веники для животных, косили сено, собирали грибы и ягоды, научились пользоваться лесными машинами, радиостанцией. Более тридцати из них (в том числе дочь Прасковьи Яковлевны — Людмила) после окончания школы поступили в лесные вузы и техникумы, окончили их и работают в лесном хозяйстве страны. «Но и те, кто остался в поселке, связаны с лесом. Связаны жизнью, — Прасковья Яковлевна показывает мне снимки не ребятишек, а уже взрослых людей со своими детишками, сидящими на поляне у сосняков. — Вовремя научились любить и пользоваться лесом. И лес растет.

В него и правда уже заходят медведи».

— За Володьку, наверное, рады?

Прасковья Яковлевна просияла.

— А как же — сын… Но уж поверьте, когда с ними вот так возишься, они все становятся, как родные. О каждом сердце болит.

На той же неделе, возвращаясь с Николаем Николаевичем Савушкиным от прошлогодних моих знакомых Лыковых, мы пролетали над Абаканом и вдруг заметили: плот! Попросили вертолетчика снизиться, сделать круг, поглядели на реку в бинокль… плот! А на плоту стоят, машут руками десятка два ребятишек. Абакан в верховьях своих очень строг. Проплывая на лодке, я мог в этом сам убедиться. На плоту, правда, проще. Но дети!.. «Это, наверное, те, что в самом начале лета приходили регистрировать свой маршрут. Боимся пожаров, и все таежные переходы обязательно регистрируем. Кажется, это 10-я школа»… — прокричал мне на ухо Николай Николаевич.

За делами маленький путевой эпизод я успел позабыть. Но «лесной генерал», ставший большим патриотом хакасского края, ничего не забыл, все разведал, проверил и позвонил мне рано утром в гостиницу. «Через сорок минут выйди на площадь — увидишь тех самых ребят…

Ну, которые на плоту. Вчера вернулись».

Через сорок минут я их увидел — учитель и пятнадцать учеников, младшему десять лет. Традиция: сразу же после похода собираются тут, на площади, «спеть две-три песни».

На этот раз «10-я школа» (так они себя называют) прошла 160 километров в таежных Саянах пешком и еще 300 — по горной реке на плоту. Я глядел на этих ребят с изумлением.

— Признайтесь, бывало и страшновато, и тяжело?

Дружное: «Не-е!..»

— Ну, а родителям?

Понимающе засмеялись…

— А вам? Признайтесь, рюкзак за плечами для вас — не главная ноша, — спросил я учителя физики Черткова Олега Николаевича, когда мы сели поговорить уже без ребят.

— Да, это так, — сказал учитель, протирая очки. — Все так. Но как же иначе? Кто-нибудь эту ношу ведь должен нести. Иначе что из них вырастет — тепличные лилии и нарциссы.

— Устали очень?

— Устал. Но, по опыту знаю, скоро пройдет.

У Олега Николаевича это был тридцать девятый таежный поход. Ходил сначала учеником (вспоминает учителя географии этой же школы Константина Сергеевича Метелкина), теперь вот каждое лето водит других. «Никто, разумеется, не неволит — сам. Долг. Главная ноша ложится на плечи в тот день, когда в гороно издается приказ: 1. Разрешить поход по маршруту… 2. Возложить ответственность за жизнь и здоровье детей на учителя такого-то… И я расписываюсь».

— А что родители?

— Большинство мне полностью доверяют и просят: возьми моего. Другие побаиваются.

Мы не скрываем: поход без риска не бывает. Берем при условии полного понимания этого.