— Николас Фламель один из них? — спросил Яков.
— Да. Но он хоть не растрезвонил о своём открытии остальным, превратив поиск философского камня в непрекращающуюся игру для профанов. Но были такие, что выкачивали из бессмертных всю кровь.
— Это попахивает легендой о вампирах, — скривился Лука.
— А ты думаешь, откуда появились эти мифы?! — хмыкнул он. — Дыма без огня не бывает. В каждой сказке есть доля сказки.
— Какая-то сплошная мешанина, — покачал головой Яков.
— Когда живёшь так долго, то успеваешь привыкнуть к большому количеству информации, — пожал плечами Гэбриэл. — Извини Яков, что это так неожиданно всё свалилось на тебя одного. Но ты был избран Таис, и как видишь, она не ошиблась в тебе, она даже позволила воспитать сына в твоей идеологии.
— Это не поэтому. Она умерла при родах, — пояснил Яков.
— Тогда понятно. Я вот только одного не пойму: зачем всё это храмовничество, ведь ты прекрасно знаешь, что уже не можешь быть христианином, тем более их священником, — удивлялся старый жрец.
— Это нужно не нам с вами. Это нужно простым людям. Они страдают оттого, что не знают, для чего живут. Им нужно утешение, моральная и духовная поддержка в жизни. Они ведь не виноваты в разногласиях между двумя ветвями ангельского рода. Им нет никакого дела ни до Грааля, ни до Люциферов. Как нет им дела и до войны между богатейшими кланами, например, Родшильдами и Рокфеллерами.
— Что значит — Грааль? — поинтересовался Лука у старика Гэбриэла. — Священная кровь?
— Грааль — это родословная царей. А люциферы…
— То есть иллюминаты, — уточнил Яков.
— Не совсем так. Иллюминаты — это смертные последователи искажённой Истины люциферов. Люциферы — это родословная жрецов. Грааль рано утратил ген бессмертия, а мы… живы до сих пор, как видишь. Понятно?
— Да. Теперь понятно.
— Ты, Яков, хочешь сказать, что исполняешь долг совести?
— Так и есть. Сегодня некому помочь людям кроме Церкви. К тому же кроме вас на Земле ещё живут звери, простые ангелы, люди, наконец. О них-то кто подумает? Если сейчас поведать миру о ваших разногласиях, в мире случится катастрофа. Разве это хорошо?
— Ты прямо, как Иоанн, — тихо заметил старый ангел.
— Гэбриэл, ты знал его? — спросил Яков.
— Да… — он вдруг усмехнулся и покачал головой. — Значит, потомок Грааля и потомок Ормуса всё же дали совместное потомство. Хоть и не две тысячи лет назад, как мечталось некоторым, но всё же… И что теперь?
Все замолчали, задумались.
— Да. И что теперь? — поинтересовался Яков. — Что вы намерены теперь делать? Вот вас уже двое… Будет второе пришествие Христа? Или это будет Апокалипсис и всемирная катастрофа? Вот поэтому я и спрашиваю тебя, Гэбриэл: для чего ты искал нас и нашёл? Для чего? И действительно ли ты тот, за кого себя выдаёшь?
— Но вы не можете этого проверить, — возразил старик, изображая равнодушие.
— Отец, он такой же, как и я…
— Подожди, не спеши, — остановил он сына. — Не можем, но мы можем кое-что другое.
Лука изумлённо посмотрел на отца.
— В чём дело, отец? Что на вас нашло? Вы ему не доверяете?
— Он ещё не сказал ничего такого, чего не знал бы я сам. Но я не из твоего рода, Гэбриэл. Однако имел возможность дознаться до истины.
— Это верно, ты не из нашего рода. Ты из рода враждебного нам, ты из рода Грааля, а Таис была из рода Ормуса.
— Евреи и копты, то есть современные египтяне, родственные народы, — возралил Яков. — Исторически это один народ.
Гэбриэл многозначительно промолчал. Похоже было, что он что-то знает, но не спешит делиться этим с новыми «родичами».
— Сейчас это уже не столь важно, раз я соединил в себе обе ветви, — ответил Лука примирительно.
— Да не скажи! — хмыкнул Гэбриэл. — Вот как раз сейчас и важно, кем ты станешь: Граалем или Ормусом, дьяволом или люцифером.
— Я никогда не считал себя потомком Грааля и не стану этого делать и впредь, — вновь возразил Яков. — Да и на дьявола я вряд ли похожь. Лука, нет никакой гарантии, что перед нами сейчас не Николас Фламель или не один из одержимых потомков Грааля. Он не желает говорить о своём прошлом. Заявить, что он Христос — может любой сумасшедший. Этого мало для Истины, как ты сам понимаешь. Он ничего не сказал о помощи обычным людям, чтобы вернуть веру в их сердца и счастье в их жизнь. А вот Таис была озабочена именно этим. Этим она и привлекла моё сердце и мою душу.
— Он из бессмертных, отец. Я видел, как затягивалась его рана. А раз Грааль давно утратил бессмертие…
— Может, он искуссный фокусник?
— Таис — женщина. А женщин всегда воспитывали иначе, чем мужчин, — Гэбриэл попытался переключить внимание Якова на другое. — Они более сентиментальны по природе.
— Кто бы говорил! — усмехнулся Яков.
— Я другой.
— Я это вижу. Но как ты теперь поступишь? Каковы твои планы? — настаивал Яков.
— Во-первых, вы должны покинуть этот город. Он для вас не безопасен. Если вас нашёл я, найдут и другие. Во-вторых, нужно восстановить род бессмертных.
— Это мы сможем и без тебя. Что ещё? — настаивал Яков.
— Ты жаждешь евангельских историй? Я правильно тебя понял, Яков? Вы хотите знать истинную историю моего проповедничества, распятия и воскрешения? Она полностью разрушит твою веру, отец Яков. Ты этого хочешь? Хочешь в конце дней твоих совершенно лишиться покоя души?
— Я верю в Истину, а не в твою биографию, если ты действительно тот самый Иешуа, проповедник и волшебник. И никогда по настоящему не верил в чудеса, описанные в Библии. Я всегда верил в справедливость Божию, в защиту и покровительство. Я верил и верю в любовь и сострадание, понимание и прощение. Но не в жажду власти и не в жажду знаний, чтобы стать непобедимым или всесильным, как дьявол.
— Ты говоришь также как и Иоанн две тысячи лет назад, когда потомки Грааля предлагали ему власть над миром.
— Пожалуйста, расскажи об этом, — взмолился Лука.
— Но захочешь ли ты после этого нарекаться христианином? — засомневался Гэбриэл, обращаясь непосредственно к Якову, игнорируя просьбу Луки. Молодой ангел недовольно засопел; ему никак не удавалось погасить взаимное недоверие стариков.
— Раньше священников называли жрецами, сегодня называют христианами. Это никакого отношения не имеет к тебе лично. Уже все земляне поняли, что Евангелия приукрашены, систематизированы, сжаты до притч и пророческих кодов. В них проповедуется идея того времени, идея многих прогрессивных людей той эпохи, а не биография Иисуса Христа. Так что я останусь христианином, не смотря ни на что. Ибо я верю в Христа, в Истину и в победу Разума. Именно это и означает Христос. А Христом был не только мифический Иисус! И если ты заметил, моя вера называется не ешуанство…
— Ессейство, — поправил его Гэбриэл.
— Что? — не понял Яков.
— Я говорю: в то время это течение называлось ессейство, а не ешуанство.
— Пусть так: не ессейство, а называется христианство! — резко говорил Яков, на что Лука смотрел изумлённо, но не вмешивался в разговор старших. Он просто не мог понять, с чем связано недоверие и отчуждение отца, относительно этого странного старика. — Это Лука интересуется твоим прошлым: он молод, ему интересно всё загадочное. Меня же занимает твоё настоящее и будущее.
— Разумно.
— Поэтому я спрашиваю тебя в который раз: для чего ты здесь? Какой путь выбираешь сегодня? Тебе нужна власть, от которой ты отказался тогда, или ты объявился, чтобы действительно спасти землян от заблуждения? Если пришёл спасти, то разрушать то, что уже работает, не целесообразно и не правильно.
— Я согласен с твоими доводами.
— Так что скажешь, Гэбриэл? Ведь в Святых Писаниях именно Гавриил приносил весть о новом возрождении Истины, что в христианстве, что в исламе.
— Такое впечатление, что это тебе две тысячи лет, а не мне, — пытался шутить Гэбриэл, уклоняясь от прямого ответа. И Яков это видел; это-то его и беспокоило больше всего, это и вызывало его опасение и недоверие.