– Погоди, никто твои свободы отнимать не собирается. Может быть, даже расширим и закрепим… Но это не значит, что мы должны и дальше воспринимать таким же образом свободы граждан чужих стран, особенно – враждебных. Мы должны рассматривать те государственные образования и страны как нечто цельное. Как наши отважные крестоносцы рассматривали исламский мир. Они не убивали и не насиловали людей других стран, другого цвета кожи и вероисповедания – они просто наносили ущерб враждебным образованиям, ослабляли их мощь, взамен утверждали свою. Так понятнее? Мир был более цельным, дорогой друг! Люди тогда были частицей того или иного общества, а не миры сами по себе, как сейчас! И если крестоносцы истребляли даже мирных жителей в арабских странах, то истребляли не мирных жителей, как считаем сейчас, а просто ослабляли экономическую и военную мощь чужой страны!

Стивен сказал скептически:

– А что плохого в том, что люди сами по себе? Разве это не будущее? Без всяких мелких миров, а все в одном большом мире?

Дуглас покачал головой:

– Это прекрасная мечта сродни построению коммунизма. Человек такая тварь, что сама по себе жить не может. Едва ослабевают старые скрепляющие общества, человек тут же начинает создавать свои, новые. Так на территории вполне благополучных вроде бы стран возникают то мелкие секты, что грозят превратиться в новые территориальные образования, то экстремистские группы, что стремительно завоевывают симпатии и вот-вот возьмут власть вполне легальным путем… Но это я, как все философы, ушел в сторону. Пока скажу одно: сейчас мы снова возвращаемся к тому, что рассматриваем страны как… целое.

Стивен уловил за многозначительностью намека, что за ним нечто кроется, спросил:

– Израиль?

– Да, – ответил Дуглас. – Сейчас смотри на Израиль как на целое. Монолитное, хотя, понятно, монолитом не является даже Израиль. Но, как показывает история, в кризисных условиях иудейский народ в самом деле ведет себя подобно монолиту. Потому ко всем евреям нужно относиться так, словно каждый из них – частичка Израиля.

В его словах звучал подтекст, но Стивен не успел копнуть, вспыхнул экран на столе, появилась фигура вылезающего из машины Джона.

– Классная система? – спросил Дуглас. – Вообще-то она всех жителей города опознает безошибочно, но сейчас жду Джона, вот и докладывает… Смотри, какой сытый, сукин сын! Как думаешь, брешет, что сбросил пять килограммов на новом тренажере?

И снова Стивен не успел с ответом, звякнуло, Джон приблизился, открыл рот, но лишь слегка чертыхнулся: двери перед ним распахнулись.

Дуглас хохотнул злорадно в переговорное устройство:

– Твою харю знают все компьютеры! Теперь не скроешься к бабам.

Джон вошел быстрый, подтянутый, никакой громоздкости в крупной фигуре, быстро и с чувством пожал обоим руки. С неудовольствием покосился на экран, где так и застыло его лицо с удивленно выпученными глазами.

– Подделка, – буркнул он. – В суде буду все отрицать. А тебя, кстати, привлеку за искажение моего благородного облика.

– Что пьешь, – поинтересовался Дуглас традиционно, – ром, виски или коньяк?

Джон ответил лихо по-ковбойски:

– И джин тоже!

Дуглас быстро взбил и налил в высокий стакан молочный коктейль с размолотыми лесными ягодами. Джон с наслаждением сделал пару огромных глотков, отнял стакан от крупных красных губ, переводя дыхание.

– Чудесно…

– Да, – сказал Стивен, – не те теперь викинги…

Джон вскинул брови, не понял, а Дуглас засмеялся: на экраны вышел фильм о приключениях Эрика Рыжебородого, побывавшего в Америке задолго до Колумба, там все викинги как будто родные братья Джону, такие же рослые, голубоглазые, светлокожие, разве что Джон подстрижен коротко, а у его предков пшенично-светлые волосы роскошно падали на плечи.

– Те, – ответил он, погасив улыбку. – Джону тоже не сидится в его теплом кресле.

Он щелкнул пультом. Люди на экране в бронежилетах высшей защиты прыгают через стены пятиметровой высоты, руками рвут толстую проволоку, молниеносно стреляют по невидимым целям, потом изображение уменьшилось, фигурки измельчились и пропали, лагерь стал виден целиком: крохотный четырехугольник посреди пустыни.

Джон сразу прикипел взглядом к экрану. Стивен удивился, с какой завистью этот директор Управления содействия армии смотрит на молодых здоровых ребят, не шибко обремененных интеллектом, зато умеющих быстро и метко стрелять из всех видов оружия, управлять всеми видами транспорта, прыгать с мостов и балконов, ухитряясь стрелять на лету и, самое важное, попадать в цель.

– Это второй эшелон, – напомнил Дуглас. – Все-таки все зависит от тех, кто уже там.

– Большая часть, – согласился Стивен. – Но без этих ребят первый удар может оказаться напрасным.

– Ты-то будешь с первыми, – заметил Джон ревниво.

– Не завидуй, – засмеялся Дуглас. – Стивен не больно рвется в герои.

Джон отмахнулся:

– Как не завидовать? Последняя война на Земле!.. О ней будут писать, рассказывать, без конца снимать героические фильмы. О Стивене издадут штук пять книг в первый же год…

Стивен хмыкнул:

– Ну да, вот так сразу.

– А что? Смотри, чем дальше дата нашей высадки в Нормандии, тем она масштабнее и героичнее. И фильмов о ней все больше. Теперь уже не только наши сограждане, уже весь мир уверен, что это мы, в одиночку, выиграли Вторую мировую войну. Так что пять книг – это скромно, только в первый год, как я сказал. А через пять лет о тебе книг и воспоминаний будет уже десятка два. А вот меня разве что где в эпизоде упомянут…

Стивен покачал головой:

– Дуглас, что это у него за песня? К чему он?

Дуглас ответил лениво:

– Сам знаешь.

– Неужели…

– Верно, – подтвердил Дуглас со смешком. – На старости лет хочется побегать с автоматом в руках. Как рядовой! Несолидно, Джон, несолидно. С твоим весом…

– Нормальный вес, – ответил Джон обидчиво. – Девяносто восемь! При моем росте это норма.

– Не прикидывайся, я о твоем директорском весе.

– Вот-вот, – сказал Джон упрямо. – Для того чтобы подчиненные уважали меня еще больше, пусть узнают, что я, даже будучи директором, и даже в свои пятьдесят восемь лет, взял автомат и участвовал в последней битве на Земле!

Дуглас поморщился:

– Ну уж и битве… Так, крохотная операция. Но тебе в ней нельзя.

– У тебя есть право отбирать в первые группы, – напомнил Джон.

– И это пронюхал?

– Да уж такая у нас высшая секретность, – ответил Джон язвительно. – Любая уборщица знает все тайны.

– За тебя мне голову сорвут, – возразил Дуглас. – Если бы ты не был из семейства Морганов, да через женитьбу не оказался породнен с самими Дюпонами, я бы, возможно, с какими-то оговорками, взял бы…

– Трус, – сказал Джон с подчеркнутым презрением.

– Трус, – согласился Дуглас. – Это не с бандой террористов сойтись в одиночку! Твоя родня кого угодно в говне утопит. Нет уж, нет уж, лучше от тебя подальше.

Джон сказал сокрушенно:

– Так что же мне, разводиться? Линда в самом деле хорошая жена, хоть и богатая. И батя у нее ничего, несмотря на его семьдесят миллиардов. Дуглас, ну будь же другом!..

– Я тебе друг, – отрезал Дуглас, – потому останешься здесь.

– А ты?

– Я буду действовать… по обстоятельствам. Извини, но подбирать команды поручено мне, а я всегда стараюсь избегать возможности проколов. Вообще, если бы вся операция была поручена мне… не улыбайтесь, Израиль – крохотная страна! Там вполне можно обойтись силами одного нашего отдела. Так вот, если бы операция была поручена мне…

Он запнулся, некоторое время подбирал слова, но виновато улыбнулся и развел руками:

– Нет, не могу. Чувства и ум в противоречии. На самом деле, мы здесь свои, самые стоящие люди в Израиле как раз хасиды… ну, эти, наиболее ультраортодоксальные евреи, что ходят в черных шляпах, носят пейсы, соблюдают все дурацкие ритуалы. Они выглядят смешными, но именно они плоть и кровь Израиля, а все остальное… так, дурное мясо. Просто живущее, жрущее, срущее, размножающееся и озабоченное только поисками, как бы и где бы еще поразвлекаться, оттянуться, побалдеть.