Вайсмер кивнул, вид довольный, словно десантник подтвердил его слова.

– Это тоже рассчитано на приезжих идиотов. Слушайте внимательно: если в объявлении встретите примерно такой текст: фирма серьезная, солидная, американская и прочее-прочее, ищет работников энергичных, деловых, предприимчивых и так далее, оплата большая, хорошая плюс премии, обещано участие в прибылях и прочая лапша на уши, но будет указан только номер сотового телефона – не верьте. Все это ерунда. Можете не звонить. Нету серьезной, солидной, американской фирмы.

– А что есть? – спросил кто-то с интересом.

– Хочешь узнать – позвони. Магнитная карточка для звонков уже есть?

– Нет.

– Вон там внизу по склону почта, купи. Ну, мне было указано еще и ознакомить вас, как нанимать квартиру, как избежать, чтобы вас не обжулили при начислении зарплаты, как тратить заработанные деньги, но, во-первых, это очень много и долго, а во-вторых, это какой-то придурок сочинял эти инструкции. Он что, полагает, нам здесь всю жизнь торчать среди жидов?.. Вы не успеете первую зарплату получить… вы меня поняли? И вам неважно будет, большая она или малая, этими шекелями все равно только задницу можно будет подтирать.

Они шли по тесным улочкам Старого города, где не разъехаться двум легковым автомобилям, над головой сизо-лиловое небо с множеством крупных южных звезд, по обе стороны проплывают низенькие домики, а за ними вдали и одновременно так близко сияют в лунном свете Храмовая гора, резиденции патриархов, храм Гроба Господня.

Из распахнутых окон доносится музыка, крики болельщиков, Стивен услышал что-то про арабских подростков, забросавших камнями автобус с туристами.

Мария наблюдала за ним насмешливо.

– Разве это новость? – сказала она язвительно. – Вот вчера американской крылатой ракетой «Томагавк», стоимостью всего в два миллиона долларов, была уничтожена важная стратегическая цель в Ираке – подозрительный ишак стоимостью три доллара!

Он усмехнулся:

– Мы не жадные. Если нужно, выбросим на ветер и миллиард.

– Еще бы, – согласилась она с тем же ядом в голосе. – Особенно сейчас, когда США сворачивают программу «нефть в обмен на продовольствие» и разворачивают новую программу «нефть на халяву»…

– Да? – сказал он с интересом. – А как насчет известной еврейской дилеммы: ветчина на халяву?

Она расхохоталась:

– Это уже давно не дилемма.

– Вот как? И как ее решили?

Она покачала головой:

– Не скажу. Попробуй догадаться.

Попробую, ответил он мысленно. Для эллинизированных евреев это в самом деле не вопрос. Эллинизированный еврей – это тот, который несет миру идеи доброты и справедливости. А настоящий, как Мария называет этих пейсатых, это те, для кого других людей, кроме евреев, не существует. Для которых главное не к справедливости стремиться, а не есть свинину, не есть мяса с молоком, не зажигать огня в шабат… «Ненастоящие» дали миру великий закон «Люби ближнего, как самого себя», а для настоящего еврея это звучит как «Люби только еврея, а остальные – не люди вовсе». Только бы Мария оставалась такой же, какая сейчас…

Он обратил внимание, что Мария нарочито сделала крюк, чтобы обойти стороной Стену Плача, зато увидели церковь Дормицион, гробницу Захарии. Еще дальше можно было увидеть Бассейн султана, однако она решительно свернула в слабо освещенный переулок, он выглядел прорубленным в толще каменной горы, настолько одинаковый камень в стенах справа и слева, под ногами и везде впереди, насколько хватал глаз.

– Ты не в гробнице живешь? – спросил он шутливо. – Одни камни, хотя бы одна травинка…

– А ты не запомнил? – спросила она.

– Нет, – ответил он сокрушенно. – Я брел, как в тумане. Каким зельем ты меня отравила?

Она повела вдаль рукой:

– Вот там кнессет, здание Верховного Суда…

– Да ну? – спросил он с наигранным удивлением. – А я думал, что это все в Тель-Авиве.

Она коротко усмехнулась:

– Врешь ты все.

– Почему? – возразил он. – Ты же сама уверена, что мы, американцы, не интересуемся ничем в мире, кроме себя! Мы вообще единственная нация в мире, где, к примеру, никогда не преподавали иностранные языки. Вот настолько мы самодовольны и самодостаточны.

В каменном дворике, все так же больше похожем на дно каменного колодца, несколько женщин на лавочках чешут языки, двое подростков под слабым светом фонарей гоняют мяч. Стивен рассмотрел у обоих длинные пейсы, в сердце закралась жалость: только перед сном этим несчастным удается побыть просто детьми…

На стене краской написано: «Мечтаешь попасть в Америку? Поступай в ракетные войска!»

Мария перехватила его взгляд, отмахнулась:

– Это Иван написал. Вообще-то он Шломо, но его зовут Иваном. Он служил в ракетных войсках СССР, до сих пор рассказывает про сапоги на пульте…

– Русский?

Она задумалась на минутку.

– Ну… Если в Америке политкорректно называть негров афроамериканцами, то, может, у нас будет политкорректным называть таких, как он, израилороссиянами.

– А, – сказал он, – я знаю, что треть Израиля – это приехавшие из России. До сих пор хотят дать Америке достойный ответ, хотя она уже давно никого и ни о чем не спрашивает.

Мария поздоровалась с женщинами, те ответили вразнобой, на Стивена уставились с нескрываемым любопытством.

Едва Мария открыла дверь в квартиру, Стивен подхватил ее на руки и понес прямо в спальню.

– Сумасшедший, – засмеялась она ему в ухо. – Нет, ты не американец!

Ногой открыл дверь, но неожиданно громко и нахально зазвонил телефон на столике возле кровати. Тело Марии напряглось, Стивен с неохотой поставил ее на пол.

Однако ее лицо дрогнуло в усмешке, когда увидела высветившийся номер, Стивен заметил, что в последний момент не стала брать трубку, а нажала кнопку громкой связи. Раздался хрипловатый мужской голос, говорил по-английски, Стивен сразу уловил характерный акцент, присущий только славянским народам:

– Мария, дорогая!.. Нашему первенцу завтра исполняется двенадцать лет, ты помнишь?

– Помню-помню, – ответила Мария, хотя по ее лицу Стивен не сомневался, что впервые услышала.

– Отлично! – загремел голос. – Я приглашаю тебя, солнышко, это дело отметить. Но ты сама понимаешь, какое сейчас время, как сейчас всем трудно… Короче, приходи уже пьяной, хорошо?

– Обязательно, – ответила она весело. – Извини, Иван, у меня гости, потом поговорим.

Она прервала связь, Стивен развел руками:

– Не понимаю этот еврейский юмор.

– Это русский юмор, – поправила она.

– Какая разница, – возразил он. – Должен существовать только американский. Когда тортами в морду, на банановой шкурке вверх копытами…

Она вскинула брови, готовая возразить, но сообразила, что он, в свою очередь, ловит ее на стереотипы про американцев, замахнулась шутливо:

– Америка нам не указ! Она нам – диктат…

– Диктат, – согласился Стивен.

Мария посмотрела пытливо, словно стараясь понять процентное соотношение шутки и хвастливой правды, съязвила:

– Это потому, что дайте американцу точку опоры, он тут же положит на нее ноги?

– Вот такие мы архимеды, – согласился он снова.

Она не противилась его рукам, но и не отвечала, будто оставалась в своем мире. Но он настойчиво и терпеливо задействовал все эрогенные зоны, ее тело из холодной мраморной глыбы медленно превращалось в теплый воск. Наконец он ощутил, как под кончиками пальцев, разделенных лишь тонкой кожей, прокатываются волны огня, даже дыхание ее невольно стало коротким и горячим, она вскрикнула и, больше не сдерживаясь, обхватила его обеими руками.

После долгой паузы он с трудом выдохнул:

– Фу, теперь я понимаю…

– Что? – спросила она живо.

– Я догадывался, что если есть домашние хозяйки, то где-то должны быть и дикие… Теперь я обнаружил, где…

Она стукнула его кулаком по груди.

– Это ты дикий. Посмотри, какие синяки у меня на руках! И что у меня с плечами… Всю меня задавил, гризли!