1634 год. Евреев изгоняет Цюрих (Швейцария);

«Кроткий царь» Алексей Михайлович (1629–1676), во время своего царствования в 1645–1676 годах, неоднократно изгонял евреев из Москвы, а при высылках из Могилева приказал конфисковывать все «евреевские дворы»;

в 1655 году евреи были изгнаны из Шафгаузена (Швейцария);

в 1701 году капля переполнила чашу. 12 мая 1665 года евреи в Вене мученически умертвили женщину, которую потом нашли в озере, изрезанную на части. Так как подобные злодеяния не прекращались и впоследствии, то евреев выгнали из Вены. Изгнание было декретировано специальным указом императора Филиппа V (1683–1746), первого испанского короля из династии Бурбонов.

А вот «О высылке евреев из России»: «Сего апреля, 20 дня, Ея Императорское Величество указала – евреев как мужского, так и женского полу, которые обретаются на Украине и в других российских городах, тех всех выслать вон из России за рубеж немедленно, и впредь их ни под каким образом в Россию не впускать, и того предостерегать во всех местах накрепко. А при отпуске их смотреть накрепко-жь, чтоб они из России за рубеж, червонных золотых и никаких российских серебряных монет и ефимков отнюдь не вывезли…»

Кто-то сказал глубокомысленно:

– Да уж вот так ни за что не изгоняют.

– Добро бы из одной страны, – поддержал другой коммандос, – а так получается, что весь мир – антисемиты! Почему других не изгоняют?.. Значит, сами евреи настолько всем гадят…

В командном бункере даже воздух казался горячим, словно исходил не из охлаждающих установок, а из сопел ракетного бомбардировщика.

Командующие толпились возле Гартвига и Юмекса, Файтер вернулся к столу, но не сел, лицо подергивалось, он нервно сцепливал пальцы, чтобы трясущиеся руки не выдали его панику.

Кровь стучит в виски, он чувствовал, как раскрываются даже те кровеносные каналы, что засорились и давно закрылись, так положено по возрасту, а сейчас там проносится поток кипящей, как горячее олово, крови.

– У кого, – проговорил он, – у кого… могут быть ключи от ядерных зарядов?

Гартвиг, Олмиц, Юмекс, даже Герц молча смотрели на президента. Никто не раскрыл рта, понятно, что вопрос президента риторический, известно еще, что он сам именно в стрессовых ситуациях проявляет поразительную находчивость, интуицию и нечеловеческую работоспособность.

– У местных резидентов? – рискнул сказать Юмекс, хотя и сам понимал, что звучит глупо.

– Все евреи, – сказал Файтер, – местные резиденты. В той или иной мере. Важно понять, кто из них?

Он видел по их лицам, что на этот раз он ошибся, на этот раз интуиция подвела, надо всем броситься искать эти чертовы бомбы… или же всем срочно бежать из страны, что взлетит на воздух, сгорит в ядерном взрыве…

– Их не вычислить, – сказал Олмиц осторожно, – это только если захватить в Израиле все архивы, допросить высших чинов разведки, силовиков…

Файтер покачал головой, помассировал кончиками пальцев виски.

– Нет-нет, я не о том. Сомневаюсь, чтобы кнопки доверили простым резидентам.

Олмиц подумал, лицо просияло.

– В таком случае круг подозреваемых резко суживается!

– Но недостаточно, – возразил Файтер. – Если думаете о захвате подозреваемых, забудьте. Мы сейчас решаем даже несколько абстрактно-мировоззренческий вопрос… Я вот, как президент, попытался представить себе, кому бы из вас я доверил такой ключ…

Он умолк, военный министр, начальник Объединенных штабов, директор ЦРУ и директор Управления национальной безопасности переглянулись. Файтер читал в их лицах, как в открытых книгах, несмотря на то, что все умеют держаться перед прессой невозмутимо и непроницаемо.

К их чести, никто из них не примерил сразу же к себе, каждый в первую очередь прикидывает, насколько можно доверить другим из высшего эшелона. И, судя по их лицам, никто такого человека не видит.

– В моей стране, – сказал Файтер, – таким человеком является только президент. И как человек, за которым носят «ядерный чемоданчик», так и человек, который больше всех знает по части международных дел. Уже хотя бы потому, что некоторые деликатные вопросы решаются между главами государств с глазу на глаз без свидетелей… Так вот, Израиль – уникальная страна. Уже тем уникальная, что хотя там во главе президент, а правит премьер-министр, на самом деле правят те же жрецы, которые стоят у руля иудейской жизни уже три или четыре тысячи лет.

По их лицам видел, что полное непонимание сменяется жадным интересом, Олмиц держит пальцы возле уха, готовый мгновенно отдать приказ, Гартвиг оглядывается на кружащие в небе самолеты, их пришлось вернуть до того, как подошли к границам Израиля, еще немного – надо возвращаться на взлетные площадки, запас горючего не бесконечен.

– Кто? – выдохнул, не выдержав, Герт. – Синедрион?

Сконфузился, поняв, что поторопился, а синедрион, которому вменяют в вину распятие Христа, уже явно поменял название на какой-нибудь кнессет или патриархию.

– Тепло, – ответил Файтер.

– Фарисеи?

– Еще теплее, – проронил Файтер. Он напряженно продумывал свою линию. – Всю жизнь иудеев с самого начала направляли не цари, как у других народов, а учителя, ребе. Они создавали законы, которым следовали иудеи. А когда резко менялись условия существования и нависала угроза существованию всего еврейства, появлялись новые ребе, видоизменяли Тору, толковали те или иные положения так, чтобы евреи продолжали сохраняться евреями и в новых условиях…

Гартвиг сообразил первым:

– Ключи могут быть у ребе?.. Верно, ребе пользуются влиянием большим, чем президент Израиля. Но могут ли ключ с красной кнопкой дать ребе?

Файтер не ответил, думал, Олмиц сказал зло:

– А почему нет? Это самые что ни есть людоеды. Я как-то пробовал читать Тору… Ну гады, скажу тебе!.. Мы, военные, куда человечнее. Однако в Штатах этих ребе как собак нерезаных…

– Ключи могут доверить только влиятельным, – сказал Гартвиг. – Мудрым. В смысле, кого считают мудрыми. А таких можно перечесть по пальцам…

Они оглянулись на погрузившегося в тяжелые раздумья президента. Олмиц сказал нервно:

– Но даже если так… я не представляю, как вломиться к ребе и успеть выдрать из его руки детонатор! Сейчас, когда весь мир не отходит от телевизоров, он же держит палец на кнопке.

Гартвиг передернул плечами, холод прокатился по телу и остался в костях.

– Способов много, – предположил он. – Запустить какой-нибудь газ, чтобы в доме все уснули… Правда, на все эти трюки есть контрмеры, а в нашей ситуации вы понимаете, что значит ошибиться хотя бы в мелочи…

– А если этот ребе не один, – сказал Юмекс, – что вполне вероятно, тогда вообще кранты. У них наверняка мгновенная связь. Вполне вероятно, они все время видят друг друга. И если с одним что-то случится, другие тут же детонируют все бомбы.

Он умолк, с недоверием смотрел на президента. Тот впервые распрямил спину, лицо чуть посветлело.

– Кажется, я что-то нащупал.

Гартвиг с шумом выдохнул, Олмиц молитвенно сложил руки.

– Господи, спаси Америку!.. Говорите скорее, господин президент! Мы бросим все силы…

Крис рассказывал молодым коммандос, как их выбросили из самолета в стратосферу над Северной Кореей, чтобы они захватили и обезвредили ядерный комплекс. Тогда удалось успеть в последнюю минуту, даже последние секунды. Захватили и обезвредили, когда шел стартовый отсчет, а ракета с ядерной боеголовкой готовилась вылететь из шахты.

– Вот и сейчас, помяните мое слово, – разглагольствовал он уверенно, – именно в эту минуту наши ребята… не такие сопляки, как вы, а настоящие… вроде меня, понятно, врываются и обезвреживают…

Приунывшие коммандос слушали его с жадностью, Стивен тоже старался держать лицо уверенным, но во внутренностях росла тяжелая ледяная глыба.

Ворваться и обезвреживать можно тогда, когда знаешь, где бомба и как ее обезвредить. Но совершенно немыслимо что-то предпринять, когда неизвестно, где спрятана бомба.