Громкий голос заставил его оглянуться.

– Mam’selle. Il vous ennuie, ce mec ci? Этот человек пристает к вам?

Посреди прохода стоял высокий, худощавый, неуклюжий на вид парень, наверно, студент какого-нибудь университета. Решение пришло автоматически. Таркин наклонился и прижался губами к ее губам.

– Так ты согласна, дорогая? Ты выйдешь за меня? – с восторгом произнес он, обхватив женщину за плечи. – Я так рад!

Если молодой человек и не знал английского, он все понял и без слов – сцена получилась достаточно выразительная.

– Excusez-moi, – смущенно пробормотал он и, залившись краской, поспешно отвернулся.

Таркин вытер рукавом губы и повернулся. Как раз вовремя – рука женщины застыла на пристегнутой к поясу сумочке. Разжав стиснутые пальцы, он сорвал сумку, расстегнул и сразу узнал содержимое.

Kleinmaschinenpistole. Складной автомат, известный как «автомат бизнесмена». Смертоносное оружие, модель «ПП-90», разработанная конструкторами КГБ в Тульском оружейном бюро и отличающаяся повышенной скорострельностью. И вдобавок чудо миниатюризации: поворотный механизм, пружинная защелка, магазин на тридцать девятимиллиметровых патронов от парабеллума. Длина – десять с половиной дюймов. Таркин нажал на кнопку, и задняя часть продолговатой металлической конструкции отскочила назад, превратившись в приклад.

Не говоря ни слова, он рубанул женщину по шее ребром ладони. Потом втащил обмякшее тело на мраморную скамью и прислонил к стене. Со стороны могло показаться, что она просто уснула. Развязал и вытащил шнурки, связал лодыжки, пропустил шнурок через спусковой крючок и завязал свободный конец петлей на запястьях. Очнувшись, она попытается встать или поднять руки, шнурок натянется и спустит курок.

Покончив с одним делом, Таркин быстро прошел пару сотен футов по галерее к другому алькову. Здесь было темнее, но зато отсюда открывался вид на ступеньки у входа в колумбарий.

Ждать пришлось недолго. Первым появился парень в кожаной куртке, тот самый, что забрал рюкзак из-под скамейки. Сунув руку под куртку, как будто у него заболел живот, он быстро спустился вниз. Следующим был лысоватый мужчина средних лет с изрытым оспой лицом и выпирающим животиком. Спускаться он не стал, а занял позицию у часовни, чуть в стороне от входа, откуда ему была видна нижняя площадка. Все как по учебнику.

Третий подоспел через две минуты. Таркин узнал в нем второго из двух мужчин, которые остановили его у выхода с кладбища. Раскрасневшееся лицо блестело от пота – беготни и беспокойства ему сегодня хватило.

В наушнике зашуршало.

– Созвездие восемьдесят семь, – произнес тот же, с металлическим оттенком голос. – Подтвердите, что «объект» остался на позиции. – Наблюдая за мужчиной в пальто, Таркин заметил, что губы у него шевелятся. Очевидно, голос, передаваемый скрытым микрофоном, принадлежал ему.

– Восемьдесят седьмой, жду подтверждения, – с раздражением, оглядываясь по сторонам, повторил он.

Таркин поднял «беретту», прицелился, всматриваясь в сгущающиеся сумерки, и… опустил руку. Расстояние было слишком велико даже для чемпиона по стрельбе из пистолета – прицельного выстрела не получилось бы. Скорее всего он бы лишь раньше времени обнаружил себя.

Он выждал еще немного, и, когда в зоне восемьдесят семь появился еще один оперативник – теперь здесь собралась почти половина группы, – осторожно покинул укрытие и двинулся через поросший ежевикой участок на север. Вдали уже виднелись высокие зеленые ворота, за которыми лежал город. На улицах загорались казавшиеся такими близкими огни, но Таркин знал – впечатление обманчиво.

Тишину за спиной рассекла короткая очередь. Послышались крики. Любительница поэзии пришла в себя, шевельнулась, и автомат выпалил все тридцать патронов. Для рассыпавшихся по кладбищу оперативников выстрелы стали сигналом тревоги – сейчас все они, вероятно, сбегались в покинутую им зону восемьдесят семь.

Таркин прибавил шагу, не обращая уже внимания на бесчисленные надгробия, голые деревья и шуршащие вечнозеленые кусты. Тени удлинились, розовое сияние над западным краем горизонта слабело, как затухающий костер. Тем не менее расслабляться было рано. Маневр оказался удачным; давление сил противника, выражаясь жаргонным языком, снизилось, но кто-то еще мог оставаться на позиции, продолжая визуальное наблюдение. И прежде всего опасность поджидала у точек выхода, к одной из которых он как раз и приближался.

Таркин перешел было на бег, но поскользнулся на подвернувшейся под ногу кочке и едва не упал. Не успел он выпрямиться, как услышал – нет, скорее почувствовал – двойной удар. Стоящий рядом памятник брызнул острыми осколками. Не поскользнись – по крайней мере, одна из пуль попала бы в цель.

Бросившись на стылую землю, Таркин перекатился к шестифутовому обелиску. Где стрелок? Вариантов было слишком много.

И снова сухой треск расколотого камня. Уже с другой стороны. С той, на которой он попытался укрыться. Где спасение?

Таркин повернул голову. Учитывая окружающие его надгробия, стрелять могли только с близкого расстояния.

– Почему бы тебе не встать и не принять смерть, как подобает мужчине?

Кронус.

Оперативник выступил из тени, отбрасываемой высокой мемориальной плитой.

Таркин скользнул взглядом по сторонам. Впереди виднелась спина одетого в зеленую форму уборщика. На плече и ободке глубоко надвинутой шапочки надпись белыми светящимися буквами – Pere-Lachaise Equipe d’Entretien. За высокими зелеными воротами – такими близкими и такими безнадежно далекими – приглушенный шум вечерней парижской улицы. Туристы тянулись к выходу – фотографировать было уже невозможно, – не подозревая о разворачивающейся рядом смертельной игре. Игре, подходящей к концу.

Пистолет Кронуса смотрел ему в грудь. Можно было бы попытаться выхватить «беретту», но Таркин знал, что не успеет – помешает удлиненное глушителем дуло.

Жизнь продолжалась, как обычно. Уборщик – его лицо скрывал длинный козырек – наклонился, сгребая мусор. Голоса стихали, туристы, негромко переговариваясь, выходили за ворота.

Кронус поднял руку, подавая кому-то знак – видимо, снайперу.

– Не беспокойся, – хищно ухмыльнулся он, не сводя глаз с жертвы. – Я сам тебя прикончу. Мы так договорились с самого начала, так что лишать меня удовольствия никто не станет.

Уборщик подходил все ближе, и Таркин подумал, что его присутствие здесь может стоить бедняге жизни. Если дело дойдет до схватки, Кронус не будет смотреть, кто перед ним: враг или случайный прохожий.

И в это мгновение он ощутил опасность – распознал ее в неспешных, неловких движениях уборщика.

Едва ли не последний луч света отразился от ветрового стекла проезжающей машины и на мгновение коснулся лица уборщика. Таркина как будто окатила волна страха. Он уже видел это лицо. У бассейна в отеле «Плаза». В Люксембургском саду.

Китайский киллер.

Шансы на спасение – и без того невысокие – упали еще ниже.

– Чего тебе никогда не понять, – начал он, пытаясь выиграть время, – так это…

– Хватит, я достаточно тебя слушал. – Таркин увидел, как напрягся палец на курке пистолета. Но уже в следующее мгновение выражение злобы и ненависти на лице Кронуса уступило месту полному безразличию.

Фонтанчик крови ударил из-под левого уха. Совок на длинной ручке в руках уборщика превратился вдруг в винтовку с глушителем, а сам китаец успел опуститься на колено. Все произошло так быстро, что Таркин смог связать два события лишь ретроспективно.

Китаец резко повернулся к Таркину и выстрелил еще раз. В какой-то момент оперативнику показалось, что в его жизни поставлена точка… но китаец смотрел в оптический прицел, а профессионал никогда не стал бы этого делать, если цель у него перед носом, в каких-то пятнадцати футах. Таркин понял, что жив, только когда услышал, как звякнула о камень отстрелянная гильза.

Киллер стрелял вовсе не в него, а в снайпера.

Мысли разбегались. Происходящее просто не укладывалось в голове.