Снизу доносился рев могучих голосов. Придон бережно держал Итанию за руку, они ставили ноги на ступеньки одновременно, он замирал от счастья, победная песня все ближе, громче, наконец при очередном повороте лестницы открылся зал, заставленный длинными столами.

У нее закружилась голова от вида множества крупных сильных мужчин, у артан только такие становятся полководцами и военачальниками, они дружно орали песню, стучали кулаками в такт по столу. Драгоценная посуда подпрыгивала, соскальзывала, к ужасу слуг, на пол, разлеталась дивными брызгами.

Их заметили, заорали громче. Аснерд поднялся с кубком в руке. Довольный, успевший уже перепробовать в подвалах дворца все, что касалось вкусной еды и кумыса, он и сейчас держал в поднятой руке кубок с плакун-травой, в то время как беры и князья союзных земель подняли чаши и чары с вином.

– Пора сказать о славном Придоне и несравненной Итании! – сказал он зычным голосом.

В зале стало несколько тише, его рев был услышан даже за дверью. Военачальники перестали бить кулаками по столу, Итания ощутила на себе десятки, если не сотни, пар внимательных глаз. Придон стиснул зубы, это у всех бывает свадьба как свадьба, но не у него. На других свадьбах счастливы все, как жених с невестой, так и родители, что сумели удачно пристроить детей, а сами породнились, укрепили свою власть, расширили владения, оградили себя от воинственных соседей. Но здесь… артане ликуют, но куявские беры как на похоронах.

Он вскинул руку.

– Веселитесь!.. Сейчас Итания набросит на себя это… как его, свадебный наряд, после чего Вяземайт принесет жертву, вместе с куявскими жрецами испросит благословение богов на долгую и счастливую…

– А когда свадьба? – крикнул кто-то.

– Скоро, – отрубил Придон. – Сразу же, как Итания переоденется.

Итания опустила глаза, в лицо хлынула кровь, обожгла щеки. Она ощутила, как румянец заливает лицо, и уже вся горит, а кончики ушей запылали, как огоньки. Похоже, уже все знают, что она спала на ложе Придона, а сейчас идет в свои покои лишь затем, чтобы переодеться.

Они прошли через зал, слуги поспешно распахивали перед ними двери. Когда оказались перед ее покоями, Придон сам открыл двери, ее сердце невольно затрепетало чаще. Оранжевый свет упал на его могучее сильное тело, она подумала невольно, что вот такое, постоянно открытое ветрам и солнцу, зною и холоду, должно бы выглядеть как старая скала, однако гладкая кожа выглядит чистой, как у ребенка, мышцы упругие, и вообще весь сложен как те статуи, что мастера вытачивают из белого мрамора, добиваясь изображения совершенного мужчины.

Мне должно быть стыдно, напомнила она себе, напомнила строго, но получилось смятенно, а сама невольно залюбовалась шириной сильных плеч и великолепной грудью – в красивых мускулах, с гладкой блестящей кожей. В отличие от исполненной холодной красоты статуй он жив и полон мощи, яростной силы, животной страсти.

– Заходи, – сказал он. Голос его был глубок и нежен. – Итания…

Ее шаги, она сама чувствовала, обычно легкие и даже летящие, сейчас робкие и пугливые, хотя двигается по своим же покоям, толчками приближается огромное ложе, от которого она не может оторвать зачарованного взгляда.

Он вошел следом, дверь захлопнулась мягко, но Итании почудился стук упавшей могильной плиты. Придон изменился в лице, когда в глазах Итании метнулся страх.

– Что-то случилось?

Она молчала, упрятав сердце под внутренние доспехи. Придон перехватил ее за тонкие пальцы, сердце тут же трепыхнулось от нежности.

– Что ты хочешь?

Она с грустью посмотрела в сторону окна, в груди Придона сжалось, ведь Итания в самом деле может чувствовать себя пленницей, хотя это он ее пленник, по-прежнему у нее в плену.

– Ты все равно этого не сделаешь, – ответила она тихим голосом.

– Итания…

– Да, повелитель?

Он сказал с болью:

– Итания, какой я тебе повелитель? Я твой раб. Я захватил Куявию, но не сумел захватить тебя. Я все еще у тебя в плену. Я все еще страшусь, что кто-то обидит тебя, посмотрит на тебя косо, не вознесет хвалу твоей красоте и достоинствам…

Она сказала как можно спокойнее:

– Ты, может, дашь мне переодеться? Или я должна раздеваться при тебе? Как рабыня?

– Все, что угодно, Итания, – сказал он глухо. – Для тебя все, что угодно. Я просто не могу без тебя, Итания. Ты уйдешь – и я умру.

Он сказал это с жуткой простотой, и она с холодком поняла, что так и случится. Она осторожно приблизилась, откинула назад голову, всматриваясь в его лицо. Его рука робко и непривычно нежно привлекла ее, Итания положила голову ему на грудь. Сейчас она ощутила вдруг, насколько огромен этот зал, насколько толстые камни в стенах, как здесь неуютно и какие они двое хрупкие в этом большом жестоком мире.

Со двора через окно донесся стук копыт, сильные мужские голоса. Она ощутила, как напряглась под ее щекой грудная мышца, медленно отстранилась, чувствуя, как рвется тончайшая ниточка, что протянулась между их сердцами.

– Это голос Вяземайта, – сказала она. – Я угадала?

– Он, – подтвердил Придон. Он жалко отводил взгляд. – Он привез ваших куявских жрецов… для свершения обряда.

– Тогда не будем медлить, – сказала она со вздохом. – Все равно уже ни ты, ни я… ничего изменить не можем.

Он повернулся, спина сгорбилась, Итания почти с жалостью смотрела, как он подошел к двери, на спине все еще рана, уменьшившаяся во много раз, но все еще кровоточит. Гелия уже сказала, что артане привыкли видеть огромную кровоточащую рану, а когда вдруг стала такой крохотной, приняли этот знак как оправдание их похода: Придон страдал от раны, а взяли Куябу – и рана почти исцелилась! Боги признают их право, небо их поддерживает, их поход – святой.

Придон оглянулся на пороге, виноватый и в то же время готовый драться за то, что считает своим святым правом.

– Я подожду за дверью.

– Хорошо, – ответила она ровным голосом.

Дверь плотно закрылась. Итания продолжала неотрывно смотреть на деревянные створки, словно и за ними видела его… и не узнавала. Сейчас он не тот светлый и чистый, как солнечный эльф, прекрасный витязь, что пробрался в ее спальню и говорил чисто и возвышенно о любви. Не тот восторженный певец, что создавал дивные волшебные песни, от которых сердце начинало стучать чаще, в груди растекалась щемящая сладость, а на глазах выступали чистые легкие слезы.

Она вздрогнула тогда, вздрогнула впервые, когда увидела уже беспощадным завоевателем и разорителем ее страны. Он въехал в Куябу на огромном великолепном коне, за ним покачивались в седлах лучшие герои Артании, однако и среди них выделялся, как орел среди ястребов. Взор был ясен, но это был взор не пламенного певца, а властного завоевателя, настолько могучего и властного, что сам Придон показался ей богом битв и сражений. Похоже, он отныне никого и ничего не боится. Это видно по тому, что почти все уцелевшие слуги остались на местах, даже управители, ибо хозяйство громадное, а сами артане не желают утруждать себя заботами о порядке.

Она отшатнулась, из-за кресла приподнялась фигура. Крепко сложенный человек в сером плаще и с капюшоном на глазах приложил палец к губам. Итания услышала негромкий голос:

– Принцесса, это я, Рипей!

Она воскликнула, дрожа с головы до ног:

– Как ты здесь оказался?

– Так же, как и вы уйдете, – ответил он быстро. – Подземный ход!.. Давайте поторопимся. Дворец полон артан, я уже все знаю…

Она дала увлечь себя за руку в дальний угол покоев. Рипей с неожиданной силой отодвинул с дороги роскошный диван, его заносили сюда четверо дюжих мужчин, бросился к дальнему шкафу для одежды. Таких шкафов в ее покоях десятки, Итания никогда в них не заглядывала, это дело служанок, сейчас же Рипей распахнул дверцы и почти втащил ее вовнутрь. Здесь пахло дорогими благовониями, ее роскошные платья висят на серебряных проволочках, вдоль стены полочки для флакончиков и горшочков с мазями, притираниями, душистыми маслами. Пара горшочков оказалась на полу, Рипей сразу же сказал: