Мирошник сам вышел на защищенный от стрел помост над воротами, молча выслушал требование сдачи города. Когда артанин умолк, сказал веско:

– А что заставляет артан думать, что Черный Утес можно взять?

Артанин оглянулся, красивым жестом, показывая свою великолепную фигуру воина, указал на прибывающее войско:

– Это!

Мирошник подумал, острые глаза из-под мохнатых бровей всматривались в хорошо вооруженных всадников. Весь север закрыло пыльное облако, но по краю всюду выныривали эти всадники, спрыгивали на землю, начинали ставить шатры, разводить костры.

– Это немало, – согласился наместник. – Но на конях нашу стену не перепрыгнуть.

Артанин холодно заметил:

– Не думаю, что за стенами этой крепостишки не укрылись бежавшие из крепостей посильнее. Хотя… ты прав, вы могли и не знать. Мы щадим тех, кто сдается, а вырезаем тех, кто сопротивляется.

– Значит, ваши кони умеют прыгать через стены?

Артанин сказал злее:

– Через неделю… даже раньше, прибудут тяжелые катапульты, баллисты и тараны. Сдашь город сейчас – останетесь живы. И даже не ограбленными. Сдашь через неделю, когда увидишь катапульты, – оставим всем жизнь, но город ограбим. Не сдашь – все равно возьмем. Но тогда по ту сторону стен будут убиты даже собаки и кошки. Подумай еще сутки!.. Завтра в это же время жду ответ.

Он повернул коня, Мирошник прокричал в спину:

– Но кто ты, осмелившийся говорить от всего артанского войска?

Всадник молча вытащил из ножен не топор, как ожидал наместник, а, как ему показалось, сверкающую полосу света. Он вскинул эту полосу над головой, и солнечный день померк перед этим чистым незапятнанным светом.

– Этого тебе достаточно? – прогремел страшный голос из пылающего огня.

Когда наместник протер слезящиеся глаза, всадник с мечом в ножнах уже возвращался к своему лагерю.

На городской площади собралась галдящая толпа. На этот раз и народу впятеро больше, чем тогда, когда видели первый небольшой отряд. Страсти накалились так, что мелькали кулаки, палки, слышались крики. То одного, то другого уводили под руки с разбитым в кровь лицом.

Толпа осадила и дом Мирошника. Он задержался с выходом, в окна полетели камни. Стражам пришлось оттеснять разъяренных и встревоженных, он остановился на верхней ступеньке, воздел руки.

– Черноутесцы! – сказал он громко, но со льстивостью в голосе. – Могу ли я решать такие важные вопросы, которые вы доверили избранным вами самым мудрым жителям нашего славного града? Я, как и вы, полностью полагаюсь на их мудрость!.. Давайте дождемся их решения!

В толпе недовольно закричали, но возгласы остались одинокими воплями. Наместник смиренно склонил голову и сложил руки на животе. И хотя каждый понимал, что хитрый правитель просто перекладывает трудное решение на другие плечи, но возразить нечего, народ с криками, гвалтом и даже с песнями потек живой рекой к Дому Совета Старейшин.

Итания с трепетом ожидала возвращения служанки. Гелия прибежала в ужасе, выпалила с порога:

– Госпожа!.. Народ все-таки заставил их решать: воевать им с могущественной Артанией или нет?.. Но Мирошник не захотел это решение брать на себя, он просто трусливо увильнул!

Она почти кричала, возмущенная предательством, как она считала. Итания прошептала:

– В чем ты их винишь? Что хотят оставить свой город в стороне от огней и крови войны?

– Боги не прощают тех, – заявила Гелия запальчиво, – кто выдает доверившихся! Если не врут, то город Староград уже наказан за такое деяние…

Итания сказала с досадой:

– Перестань болтать глупости! Боги не вмешиваются в деяния людей, у них свои заботы, страсти, желания. А предают люди друг друга или нет – богам все равно.

Гелия оглянулась по сторонам, прошептала, округлив глаза:

– У городского колодца говорят, что это совершили не боги!

– А кто?

– Те, кто сотворил… все. И богов тоже. Тем не все равно, какими будут люди. Дальше совсем непонятное говорили, а я ж просто ваша служанка, госпожа, зато самая преданная! Одно понятно, что выдавать доверившихся – нехорошо. И те, главные, против.

Итания грустно покачала головой.

– Это все мечты про огонь с небес, что наказывает виновных. А виновными всегда оказываются те, кто обижает именно нас… Слухи и есть слухи. На самом же деле нас не звали в гости, потому не обязаны защищать.

В груди болезненно сжалось, бер Мирошник не в силах идти против воли народа, воевод.

– Но что сказал наместник? – спросила она. – Как он увильнул?

Гелия уронила голову, молчала. Итания взяла ее за подбородок. Пальцы стали мокрыми. Когда служанка подняла голову, лицо было смертельно бледным, на щеках блестели мокрые дорожки, а в глазах был смертельный ужас.

– Госпожа… Я даже боюсь об этом подумать.

– Что он сказал?

– Он сказал… такое сложное дело может решить только Совет Старейшин!

Мудрецы из Совета Старейшин решили ввиду чрезвычайной важности собраться уже на следующий день. Артан упросили продлить срок решения еще на сутки, объяснив причину.

Хотя все жили в этом же городе, но то ли старцев собирали очень бережно, чтобы не рассыпать по дороге их трухлявые кости, то ли они сами, получив приглашение, тут же о нем забывали, им напоминали снова и снова, а они так же снова забывали, но только еще через два дня запыхавшаяся служанка сообщила Итании, что мудрые старцы уже в доме, там вокруг них лекари, массажисты, старцы отдохнут до обеда, затем вынесут решение: выдать беглую принцессу или же оставить в городе и дать ей все права жительницы города.

Служанка начала всхлипывать, Итания с окаменевшим сердцем сидела, уставившись в точку на стене. В голове пульсировала только одна мысль: скорее бы отец собрал войско! Скорее бы, скорее… Чтобы успел на помощь. Пусть даже в самый последний момент, когда артане будут уже на стенах. Хотя трудно себе представить, как это они смогут там оказаться…

В дверь громко постучали. Гелия испуганно вскрикнула. Итания сказала безжизненным голосом:

– Открой. Ты уже знаешь, кто это. И с чем.

Служанка исчезла, вернулась с Гоглом, знатным бером, могущественным властелином обширных угодий на той стороне реки, помощником наместника. Он поклонился Итании и, стараясь не выказывать на лице никаких эмоций, произнес:

– Госпожа Итания, сейчас заседает Совет Старейшин…

Он остановился, сделал многозначительную паузу. Служанка побледнела, ее пальцы впились в спинку стула. Итания спросила тихо:

– Все еще заседает?

– Мудрость не терпит опрометчивых решений, – ответил Гогл. – Наши старейшины обсуждают все долго и тщательно. Это чернь решает сразу, но у черни нет мудрости, а только животные крики!.. И вот сейчас наши мудрые приняли решение…

Служанка без сил опустилась на стул. Глаза ее закрылись.

– Какое? – спросила Итания.

– Они решили, что не могут вынести правильное решение, не видя, из-за чего, собственно, и грозит городу осада и разорение.

Слышно было, как встрепенулась изумленная служанка, сердце Итании забилось надеждой: чем дольше проволочки, тем больше надежды на подход войск отца.

– И что теперь?

Гогл снова поклонился, теперь в его глазах мелькнул стыд, а щеки покраснели.

– Достопочтенный бер Мирошник распорядился, чтобы они вас увидели. Придется, дорогая Итания, вам… простите… явиться. Это старые, заслуженные люди. К ним на поклон ходит даже наместник. Это не сегодня, нет! Старейшин очень утомил сегодняшний день. Но завтра в это же время вам придется показаться им всем сразу.

– А что говорят артане?

– Одному из них позволили войти в город и убедиться, что это не хитрости и проволочки, а в самом деле наши старейшины… очень дряхлые. И объяснили, что все важные дела решает не сам наместник, а Совет Старейшин.

Она спросила, едва дыша:

– А что артанин?

Гогл развел руками. На моложавом лице промелькнул стыд.