Большая часть артан все же стояла лагерем в чистом поле, предварительно пустив на зеленые поля коней. Союзники предпочли расположиться в селах, где сутками напролет стоял шум, гам, слышались пронзительные крики женщин, ревел забиваемый скот.

Как и в каждой войне, самые храбрые и отважные погибли, а трусы по большей части уцелели. Погибли даже те, не самые отважные, кто не пытался встать с оружием в руках на защиту страны, но воспротивился ворвавшимся в дом насильникам, что с хохотом хватали за волосы его жену и дочерей, срывали с них одежды.

Остались, подумал Придон хмуро, только самые подлые. За возможность уцелеть эти подлые… расподлейшие люди готовы на любое унижение. Так что вовсе дивно, что среди куявов все еще появляются иногда храбрые люди. Неужели в семье труса способны рождаться храбрые дети?

Куяба – город дворцов и великолепных зданий, Придон с той же хмурой удовлетворенностью отмечал, что почти все пышные дома уцелели. Как белая сверкающая гора поднимается в центре сам дворец Тулея, он в центре площади, а дальше высятся великолепные особняки Одера, Вишневича, Щажарда, пышное здание из розового мрамора, что принадлежит князю Бруну, зловеще отсвечивает на солнце темный гранит дворца Иствича, могущественного полководца в прошлой войне, совсем почти не разрушен дворец Долонца, хотя он лютый враг как артан, так и князя Иствича, а тот не просто князь, а правая рука могущественного Щажарда, мог бы, мог… Красиво и величественно самое древнее здание Куябы – дворец-крепость князей, когда-то могущественных, родни древних правителей, но в последние столетия совсем потерявших влияние.

Если и пострадали какие здания серьезно, то это величественные храмы куявских богов да собственный дворец вантийского посланника. Храмы – понятно, поглумиться над чужой верой всегда приятно, да и своих богов заодно ублажить, а вантийцу досталось из-за слухов, что в его покоях хранятся диковинки, волшебные мечи, кольца, браслеты, что выполняют любое желание, скатерть-самобранка да ковер-самолет…

Сейчас перед дворцом вантийца вся улица завалена обломками дымящейся мебели. Ее начали жечь после того, как по улице уже нельзя было ни пройти, ни проехать, но все еще во всех комнатах рубили в щепы даже стулья, надеясь в них найти запрятанные сокровища, срывали ковры со стен, простукивали стены, разбивали статуи.

Конь брезгливо переступал через обломки дорогой мебели. Под копытами трещали черепки драгоценных ваз, их привозили вообще из неведомых стран, где, как говорят, по небу летают огромные огненные великаны, зовомые джиннами, песок раскален, как на сковородке, что на горящих углях, а сами люди черны, как обгорелые головешки.

Из одного окна вывалили целую корзину огромных розовых раковин, таких огромных и красивых Придон никогда не видел. Сейчас они в пыли, разломанные или с отбитыми краями, лишь дивно светится чистое розовое нутро. По улицам уже шныряют вантийцы, собирают все, что вылетает из окон, но в здания заходить не решаются.

В Куябу уже начали съезжаться беры из числа союзников, все заискивали перед знатными артанами, выпрашивали в пользование земли, владения, вотчины, дома в городе, любую добычу, с которой артане расставались охотно и с великим презрением к выпрашивающим.

Странно, о Тулее жалел разве что простой народ, который от тцара ничего доброго и не видел. И еще говорили о разоренной стране, о проклятых артанах, о том, что все равно это ненадолго, надо перетерпеть, дождаться сильного воителя, что поднимет народ на захватчиков. Также поговаривали, что, когда армия была разгромлена и бежала, роняя мечи и срывая с себя доспехи, дабы удирать легче, простолюдины тайком да втихомолку собрали это оружие, доспехи, теперь лишь дожидаются героя, что сумел бы зажечь сердца гневом и воодушевить на борьбу.

Придон поражался, не мог понять, как такая огромная страна, а в Куявии впятеро больше народа, так легко и просто сдалась, покорилась, а теперь с такой униженностью выполняет все приказания захватчиков, над которыми совсем недавно потешалась с таким единодушием. Никто не смеет поднять глаз на проезжающего артанина, все просыпаются в страхе перед артанами, влачат день, страшась высунуть нос на улицу, засыпают в страхе, а потом еще всю ночь артане сажают их на колья, вешают, топят, жгут на медленном огне, сдирают с живых шкуры.

По возвращении из неудавшейся погони за Тулеем Придон отдал приказ готовиться к свадьбе. Сперва хотели свершить ее по артанскому обряду, но Аснерд неожиданно проявил великодушие, настоял, чтобы допустили и куявских жрецов. Вяземайт возражал, Придон наконец сказал кисло:

– Ладно, пусть будут и куявы. Пусть даже в их храме, мне все равно.

Вяземайт ужаснулся:

– Как можно в чужом храме? Ты – артанин! Это оскорбление нашим богам!

– Но там боги Итании, – ответил Придон. – Впрочем, давайте все прообрядим во дворце. Тцар я или не тцар?

Аснерд ухмыльнулся:

– Вот теперь – тцар. В самом деле, кто к кому должен идти?

Внутренности дворца преобразились, в безумной роскоши артане чувствовали некую опасность, словно под коврами сотни ядовитых змей, и потому суровый Вяземайт велел выбросить из покоев, занятых Придоном, все безделушки, а их было огромное множество, а на стены всюду повесить мечи, топоры, щиты и прочее оружие. Сперва вешали все, что попадется, а потом начали менять простое на украшенное золотом и драгоценными камнями, на редкое, отбирали искусную работу самих оружейников, ювелиров.

Итания вздрогнула, когда за дверью послышались тяжелые шаги. Появился огромный воин, полуголый, лицо в шрамах, от него пахнуло свежим степным ветром, словно стены расступились и мир стал шире. Без поклона, нагло глядя ей в лицо, сказал рыкающим голосом:

– Дворец очищен от куявской дряни… пришла было пограбить. Теперь можно выходить из покоев. Я снял стражу.

Итания пролепетала:

– Спасибо!.. Это так неожиданно… А из дворца я могу выходить?

– Пока нет, – ответил артанин таким тоном, что она поняла недосказанное. Он, однако, добавил достаточно мирно, хотя и прежним рыкающим голосом: – В городе все еще неспокойно. Вот когда почистим и улицы…

Он удалился, оставив дверь открытой. Это был знак, что она уже не в заточении, но Гелия, служанка, резво подхватилась и поспешно захлопнула за ним дверь. Она вся тряслась, а когда повернула к Итании белое от ужаса лицо, губы тоже дрожали, а глаза были выпученные, как у большой жабы.

– Какое чудовище! Ваше Высочество, что у них за люди такие страшные?.. Я теперь ночь спать не буду. У нас во дворце все были, как один, белые да румяные! Ни одного со шрамами, да еще с такими жуткими. Это что же за народ такой? Я с детства слышала: артане, артане, но что такой ужас…

Итания сказала повелительно:

– Помоги мне одеться.

– Ваше Высочество!

– Не спорь, – сказала она нетерпеливо. – Я должна посмотреть, что делается во дворце.

– Боюсь, это все еще опасно!

– Это мой дворец, – отрезала она. – Это все еще мой дворец!

Гелия торопливо застегивала ей на спине платье, принесла накидку на плечи.

– Дворец захвачен артанами, – напомнила она.

– Нет, – ответила Итания, – я его им еще не сдала.

Дверь распахнулась без скрипа, в большом зале все как и прежде, разве что кое-где передвинуты столы и роскошные кресла, но все так же горят огоньки в светильниках из золота, украшенных самоцветами, но со стен уже рассыпают искры рукояти мечей и кинжалов, где только стальные лезвия свободны от украшений. Зато уцелели все ковры и драгоценные ткани, коими завешивали окна.

Ковры кое-где мокрые, с замытыми кровяными пятнами, во втором зале Итания застала троих слуг, что соскабливали красные потеки с пола и стены. Здесь еще виднелись следы ударов топоров, мечей. Слуги раскрыли глаза в радостном удивлении, бросились на колени, пытаясь поцеловать край ее платья, призывали милость богов на ее голову, но Итания ощутила, что каждый старается, чтобы его запомнили, ибо теперь, когда слуг мало, можно захватить место поближе к принцессе.