– Они знают, что только ты можешь заставить меня изменить решение. Но, Итания, как бы тебе ни хотелось избавиться от меня, ничего не получится. Я – остаюсь.

Она грациозно соскользнула со стола, он напрягся, страшась, что она уйдет и мир снова почернеет, однако она лишь придвинулась так близко, что почти касалась его бедром. Он вскинул голову, она смотрела внимательно, в синих глазах промелькнуло страдание.

– А если я, – проговорила она тихо, с трудом выталкивая слова, – тоже… попрошу тебя?

– Лучше этого не делай, – ответил он.

– А если, – продолжила она, – я… уйду с тобой? В Артанию?

Он покачал головой, лицо оставалось как вырезанное из дерева.

– Я же говорил с богом, – напомнил он.

– И что он ответил?

– Ничего. Он только напомнил, что я – артанин. Наверное, ощутил, что уже начинаю ощущать удовольствие от вкусной еды, приятных запахов, мягкой постели, льстивых слов… И потому я…

Он запнулся. Она спросила напряженно:

– Но это правда… самое главное?

– А что главное?

– Говорят, что, если останешься, – сказала она почти резко, – тебя убьют!

В ее глазах метнулась уже неприкрытая тревога. Придон медленно поднялся, теперь Итании пришлось вскинуть голову и смотреть на него снизу вверх. Он нежно обнял ее, она не противилась, не отстранялась, но и не прижималась к его груди.

– Кто убьет меня? – спросил он. – Я бессмертен, Итания. Я даже не знаю, что должно случиться, чтобы я погиб. Благодаря мечу… благодаря тебе.

– Но почему так говорят? Почему тебе предвещают гибель?

Он с самым беспечным видом пожал плечами.

– Волхвы должны говорить туманно. И ссылаться на звезды.

– А что, звезды разве говорят неправду?

Он засмеялся.

– Я заметил, что звезды только подтверждают то, о чем задолго начинают поговаривать в народе. Итания, тцар я или не тцар, но я буду жить… с достоинством. С достоинством – это… это с достоинством, а не выбирая, что выгоднее. Я выбрал огненный путь, когда увидел тебя… и не отвернулся, как того требовал Черево!

Она прижалась к его груди. Он обнял, гладил по голове. Странно, ссора затихла так, словно ее и не было вовсе, а он держится с нею без прежней подобострастности. Как будто оба сбросили скорлупу с тел и душ, а шелуха слетела сама.

Ральсвик двигался со скоростью грозовой тучи, что вроде бы неторопливо ползет по небу, но по земле, обгоняя ветер, мчится гремящей стеной ливня и града. Последние села и города закончились еще у подножия гор, а дальше, хоть горы пока еще старые, пологие, даже не горы, уже холмы, поросшие лесом, ни сел, ни деревень, ни весей. За неделю встретили только хижины охотников, хозяев удалось захватить, и все, что сумели сказать, умирая на кольях, что они просто беглые, не возжелавшие платить подати, или же скрывающиеся преступники.

За все время, пока поднимались высоко в горы, где Долина Драконов, встретили только одну мало-мальскую крепостицу, да и то была не по пути, ее обнаружили случайно.

Первый приступ был отбит с уроном для артан, они ярились и послали за Ральсвиком. Ральсвик посмотрел, кулаки сами сжались в ярости и бессилии. Небольшая крепость, даже не крепость, а смех один, расположена на неприступной скале, там за стенами едва ли два-три десятка человек. Но единственная дорожка, по которой можно подняться, обстреливается с высоты, вдобавок разрушен единственный мостик через широкую пропасть, а через эту пропасть нужно пройти обязательно. Есть еще тропка, но по ней надо идти шагов сорок, прижимаясь грудью к стене, ибо за спиной бездна, и все это почти под самыми стенами проклятой крепости. Храбрецов можно бить на выбор не только стрелами, но и просто сбивать в пропасть камнями, цветочными горшками.

Ральсвик свирепел, призывал на головы проклятых трусливых куявов гнев всех богов, а Белозерц, старый и мудрый, утешал, говорил пустые и бесполезные слова, что здесь горы, а они степные герои, они не лазают по камням, как эти бараны, им нужен простор…

– Да знаю я все это! – взорвался Ральсвик. – Но что делать? Это же позор, все-таки нашлась крепость, которую не может взять вся артанская армия!

– Ральсвик, у тебя же не вся…

– Но здесь и вся не сможет, – прокричал он в ярости. – Даже катапульты установить негде!.. Отсюда не достать, а ближе не подвезти, там уже та проклятая тропка, как только по ней ходят…

– Остается только осада, – сказал Белозерц. Он развел руками. – А что еще? Мы можем пытаться приблизиться по той тропке, сами срываясь в пропасть, остальных они со смехом будут сбивать, играючи. Даже приведут своих женщин, чтобы те швыряли в нас горшки, чтобы наша гибель была еще и позорной!.. там погибнут все, Ральсвик. А куявы даже не поцарапаются.

Ральсвик шатался от горя, его сотники едва услышали, как он прошептал убитым от горя голосом:

– Разбить лагерь. Возьмем их осадой. Не может быть, чтобы у них сусеки ломились от припасов!

– Это же горцы, – согласился Белозерц. – А они все бедные.

– Разбить лагерь! – повторил Ральсвик уже решительнее.

В крепости заметно обеспокоились, когда артане перекрыли все тропки, по которым куявы могли бы ускользнуть или по которым к ним могли бы подвезти еду или прислать подмогу, это было видно по множеству людей, что наблюдали за артанским лагерем, но никто не начинал приступ, и куявы успокоились, на стене осталось два-три наблюдателя.

Прошел день, другой, третий, Ральсвик каждый день сам всматривался в осажденных, не попытаются ли на каких условиях сдаться, на стене появлялись новые люди, по ночам над крепостью полыхало красное небо, доносился стук молотков, кузницы работают день и ночь, куют мечи, пики, топоры. Пастухов и всю челядь явно заставили взять мечи, это было видно по тому, что овцы перебрались через полуразрушенную стену, начали щипать траву, а потом и вовсе побрели в сторону от крепости.

Белозерц затаив дыхание следил, как две овцы вовсе отделились от стада и зашли довольно далеко, так что стрелами со стен не достать, кликнул трех самых ловких, взобрались на стену, начали подкрадываться, прячась за камнями. Из крепости прибежал мальчонка, с криками начал собирать овец.

– Захватить! – крикнул Белозерц.

Они выскочили, мальчонка с воплем убежал, овцы понеслись за ним. Прыгая, как горные бараны, но двух отбившихся овец Белозерц с его героями перехватили и с торжеством сбросили вниз, к ногам ожидавшего Ральсвика. Воины, довольные свежим мясом, принялись сдирать шкуры, свежевать, разожгли костер. Пошли шуточки, рассказывали друг другу, как Белозерц прикидывался бараном, чтобы поближе подобраться к овцам, как бэкал и стучал копытами, бил рогами о камни, доказывая свою баранность. Белозец покрикивал, но без злобы, ходил подбоченясь.

Ральсвик ушел было смотреть на крепость, когда сзади застучали торопливые шаги. Белозерц подошел мрачный, обеими руками держал впереди себя овечий желудок.

– Взгляни, – сказал он.

– Что там? Драгоценные камни?

– Хуже, смотри…

Ральсвик брезгливо раздвинул края окровавленной плоти пальцем. В желудке виднелись непереваренные зерна пшеницы. Крупные, отборные.

– У второй тоже, – сказал Белозерц невесело. – Полон желудок…

Ральсвик простонал сквозь зубы.

– Что же получается? Они кормят паршивых овец пшеницей?

– Это значит, – зло сказал Белозерц, – что они заранее приготовились к осаде. Догадывались, мудрые, что захватим всю равнину, а потом придем и сюда. И загодя набили свои подвалы зерном. Так что наш план взять измором…

Ральсвик круто повернулся, Белозерц заспешил за ним в лагерь. Уже ни шуток, ни песен, все мрачные, озлобленные, все поняли, что означают эти зерна в желудках овец. Ральсвик чувствовал на себе сотни пар вопрошающих взглядов.

– Проклятье! – вырвалось у него гневное. – Неужели какое-то жалкое селение остановит нас?

Он повернулся и пошел быстро к крепости. Белозерц и еще трое сотников пошли следом. Ральсвик остановился на расстоянии, чтобы могли услышать, прокричал: