Это было, как если бы все храмы разом обрушились по всей стране, а земля разверзлась и поглотила половину Куявии. По всем нижним землям прокатились пожары, везде вспыхивала резня, а разбойники, осмелев, выходили из лесов и захватывали уже не малые деревни, а целые укрепленные крепостицы, где тут же вешали защитников, а над женщинами и детьми хозяина долго и жестоко глумились.

Куявия слишком долго жила в мире и покое, а обрушившиеся зверства показались вообще концом света, когда мир не то сгорит в огне, не то будет затоплен большой водой. Плачущие перепуганные люди заполняли храмы, оракулы и предрекатели были нарасхват, им несли драгоценности, словно они могли не просто предсказать будущее, но и повернуть по-другому, повернуть в мир, где не было вторжения страшных артан, где снова все как прежде, что и есть вирий…

В лесах появилось множество оборотней, а все больше людей внезапно обрастали шерстью, становились на четвереньки и убегали в лес. Многие набрасывались на домашних, кого-то искусали, кого-то разорвали насмерть. Вся Куявия твердила страшное имя «Придон», повторяла его с каждым днем все громче. Все знали, что это тот самый герой, что разыскал для тцара легендарный меч Хорса, без всяких магов собрал воедино, вручил Тулею и ушел в Артанию. Передавались слухи, один другого нелепее, почему обиделся, почему ушел. Тцара уже обвиняли во всех грехах, ибо даже артанин не мог решиться на такие ужасные преступления, если бы его не обидели очень зло и несправедливо.

Тулей мрачнел, все чаще уединялся не с полководцами и мудрецами, а с танцовщицами. Итания тихонько грустила, плакала, старалась не попадаться на глаза отцу.

Он сам однажды пришел в ее покои, обнял, усадил, и так некоторое время сидели, крепко обнявшись, одинокие в огромном дворце, полном людей, готовых выполнить любое их повеление.

– И что теперь? – спросила она наконец. – Отец, может быть, еще не поздно? Ты надеялся, что его остановят наши армии…

Над ее ухом прозвучал невеселый голос:

– Да, надеялся. Я же говорил, будь на месте Придона Скилл, его уже остановили бы. Но Придон – не полководец. Он ведет с собой не двадцать тысяч топоров, как вел бы Скилл, а двадцать тысяч сердец, горящих мщением. А теперь уже намного больше, чем двадцать.

Она помолчал, и повторила тихо:

– Что теперь?

Его пальцы крепче сжали ее хрупкое плечо, он прижал ее к груди, погладил по голове.

– К голосу разума всегда необходимо прислушиваться, потому что из всех голосов он, как правило, самый тихий. Разум говорит, что хоть любовь и пьянит, но вино дешевле… Грубо? Но куявы на этом выстроили Куявию! Потому мы богаче артан, счастливее, потому нас просто больше. И потому победим этих… не очень умных людей.

Она прошептала:

– Но честных, гордых…

– Гордых, – буркнул он. – Гордость – это всего лишь невидимая кость, что не дает шее гнуться. Барвник говорит, что, если хочешь вести людей на смерть, скажи, что ведешь к славе! Но куявы тем и отличаются от артан, что никуда идти не хотят. Ни к славе, ни к… словом, мы хотим просто жить, хорошо жить.

– Но лежачий камень не обрастает ли мхом?

Он отмахнулся с брезгливой небрежностью.

– Это значит, с нашей точки зрения, что обрастает богатством. А тот камень, что катится, подобно артанам, остается голым. Ладно, об этом можно до бесконечности. Понимаю, артане симпатичнее дуростью и бесшабашностью, а куявы любой молодежи кажутся трусами и скопидомами. Это не трусость, это осторожность и нежелание получать палкой по голове. Ладно, возвращаясь к нашим артанам, напомню, им еще предстоит пройти земли Вишневича! Признаться, я недолюбливаю этого князя, слишком много власти присвоил, сам бы послал туда войска, чтобы напомнить ему, что тцар – я, а не он… но, должен сказать, воин он редкий, полководец умелый. И земли обустроил так, что это самый богатый край. У него такое войско, что мог бы в одиночку идти на Вантит или Славию… Это не говоря уже о том, что Придон еще не сталкивался с нашей отборной армией, что защищает столицу. Дунай – великий полководец. Он еще не терпел поражений, ты знаешь.

– Отец, а если…

Он ласково поцеловал ее в лоб.

– Дорогая, все равно он тебя не получит. Артане еще не знают, как мы можем драться, когда у нас отнимают наше «хорошо жить»!

Она опустила голову, и Тулей, как ни старался, не мог рассмотреть выражение ее лица.

Артанское войско двигалось под грохот бубнов, рев боевых труб и ликующие военные песни. Почти все успели поживиться на поле боя, у каждого в седле уже зашиты золотые монеты, а то и драгоценные камни.

Лишь Вяземайт ехал задумчивый и молчаливый. Он был зачинщиком этого похода, сам дал первый толчок, истолковав положение звезд как обещание победы и разгрома Куявии, но сам же, как никто другой, понимал, что подлинное могущество Куявии попросту скрыто, не лежит на поверхности, словно листья кувшинки на тихой глади болота.

Перво-наперво, Куявия намного, очень намного богаче Артании. Хотя в артанских горах есть и железная руда, и золото, даже серебряные рудники работают, не переставая, но лучшее оружие делается в Куявии, не говоря уже о ее в самом деле неприступных крепостях, несокрушимых стенах. Простые города и то окружены такими высокими и толстыми стенами, что никто не смог бы их взять, если бы сам народ не с гнильцой, из-за чего и все такие быстрые и легкие нынешние победы.

Кроме того, в Куявии народу впятеро, если не вдесятеро больше. Тут, правда, женщины не рожают по десять-двадцать детей, как в Артании, зато и не гибнут так массово, как артане, что не мыслят жизни без набегов, наскоков, боевых вылазок на земли Куявии, Славии, Вантита, без отправки множества кораблей на поиски земель и народов, которые можно завоевать, где можно подраться и выказать молодецкую удаль.

Что, если этот торговый народ, хитрый и жадный, все же как-то соберется и, видя настоящую гибель Куявии, даст отпор? Не ради чести, у них нет чести, а все ради той же выгоды, ведь при артанах им уже не жить в прежнем жульничестве, скотстве, а придется познать истинных богов и жить как надлежит! А как надлежит, знают только артане, истинные дети богов.

Придон, оставив войско на опытного Аснерда, с двумя сотнями героев снова выехал далеко вперед. И хотя опередил войско почти на сутки, впереди все то же зарево пожаров, дым, пепелища, дорога запружена погорельцами, что уже в безысходном горе даже не пытались убежать при виде страшных артан, а перли тупо и покорно, согнувшись под нехитрыми пожитками.

В стороне от дороги на кострах жарили мясо, варили в котлах похлебку. Много трупов, почти все раздетые донага, безголовые, а из голов на краю дороги были устроены устрашающего вида горки. Везде роятся жирные зеленые мухи, одинаково облепляют мертвых и спящих, забираются в ноздри, рот, пытаются протиснуться под веки, пока те не расклевали толстые ленивые вороны, отяжелевшие от сытной еды.

Справа от дороги явно было недавно большое село, сейчас там чернеют сложенные из крупных камней очаги. Ветер уже смел пепел, осталась выжженная спекшаяся земля. Еще уцелело громадное дерево, ветви обожжены, со всех сторон раскачиваются повешенные. Из многих торчат стрелы, кто-то упражнялся в стрельбе. Придон представил, как совсем недавно в тени этого дерева собиралась все деревня, вон земля как утоптана, здесь старики бурчали на молодежь, а те за их спинами перемигивались и строили им рожи.

Справа несся на крупном коне Крок, злой и настороженный. Придон почти с сочувствием посматривал на его разочарованное лицо. Крок и его брат Верен, дети Щецина, были теми героями-стрелками, чьи стрелы пронизывают любые стальные доспехи, как лист дерева, пробивают даже мифриловые доспехи, скованные гномами, а летающего дракона не только достанут стрелами, но и легко пробивают любой толщины чешую.

Но дракона видели только однажды, Верен едва успел сдернуть из-за плеча лук, как дракон скрылся за лесом. Верен ругался весь остаток дня, Придон наконец сказал утешающее: