– Верен понесся в обход, – сообщил он. – У него конь… тяжеловат.

– Ты молодец, – сказал Придон искренне. – Прикрывай мою спину!.. За мной не спеши, у тебя конь сильно хромает. Побереги.

Он пустил коня вперед, щит прикрывает левую сторону, боевой топор в правой, глаза молниеносно перебрасывают взгляд с крыши на крышу, держат разом окна всех домов.

Крок, как все стрелки, быстроглазый, первый заметил странности в небе, закричал:

– Туча!.. Туча идет!

С юга надвигалась угольно-черная туча. Слишком компактная, собранная в кулак, словно и не туча, а каменная гора. Слегка блеснуло, но не внутри, как со всеми тучами, а отблеск пробежал по боку, не в силах проникнуть вовнутрь.

Послышался странный шум, Придон невольно пригнул голову, в выси неприятно зашуршало. Не привычные раскаты далекого грома или гулкие удары близкого, а сухой треск, словно мириады раков терлись панцирями.

Он видел, как сорвались первые капли, закричал страшно:

– Под навесы!.. Под навесы!

Кто услышал, поспешно метнулись к домам, спеша выполнить непонятный приказ, кто не слышал или сделал вид, что не слышит, те мчались по широкой улице, на ходу сшибали ударами топоров тяжелые ставни, весело орали, выкрикивали боевые кличи.

Полоса желтого дождя настигла скачущих воинов. Придон стиснул челюсти, из груди вырвался злобный крик. Желтые капли оказались расплавленным металлом. Или чем-то хуже: люди и кони страшно кричали, кони поднимались на дыбы, сбрасывали всадников, а те, не в силах удержаться, хватались за обожженные места, катались по земле.

Волна жара ударила в лицо Придона, он непроизвольно отметил, что туча идет против ветра. Или там наверху ветры дуют в другую сторону. В сухом жаре ощутил запахи горящего мяса, тлеющих костей, сгоревших волос.

– Вперед! – прокричал он. – За этой тучей!

Лица у всех бледные, вытянувшиеся, но послушно повернули коней и погнали за быстро уходящей тучей. Желтая полоса дождя бежала через город, там вспыхивали деревья, загорались брошенные подводы, страшно кричали попавшие под смертоносные капли люди.

В город через распахнутые ворота ввел свою тысячу Волог, он покрикивал, рассылал мелкие отряды в переулки, а сам старался, как и велел Придон, не отстать от тучи, погубившей два-три десятка смельчаков.

На главной площади быстро собирался крупный отряд куявов, военачальники спешно выстраивали в ровный квадрат. Все укрыты широкими щитами, в доспехах, угрожающе выставлены длинные копья, знаменитое и несокрушимое построение куявов. Из окрестных домов поспешно выбегали люди с оружием и становились за спинами тяжеловооруженных и закованных с головы до ног в доспехи воинов…

…и в это время желтые струи, уже заметно редеющие, накрыли весь этот элитный отряд. Придон с ужасом и восторгом видел, как вскипело железо щитов, шлемов, панцирей. Каждая капля сразу прожигала язву, но не проникала глубже, но капель много, иные прожигают дальше, иные сразу находят щели…

– Обойти, – прокричал он, – и дальше, дальше!.. Эти уже мертвецы!

Артане поспешно разделились, гнались за тучей, а на площади со страшными криками умирали люди.

Туча постепенно истончалась, превращалась в безобидное облачко. Середина еще оставалась черной, как уголь. Он надеялся, что остатков огненного дождя хватит, чтобы проложить им дорогу к дворцу наместника без потерь.

Уже на площади перед дворцом сверху раздался страшный злобный свист, будто сто тысяч ядовитых змей подняли головы и зашипели злобно и угрожающе. Разом посерело. Придон вскинул голову, похолодел. С севера по синему небу в их сторону быстро неслась мерцающая туча.

– Присесть! – заорал он дико. – Щиты!

Огромное войско разом колыхнулось, начало опускаться, похожее на море с вздымающимися волнами. Над головами поднялись щиты, и тут же обрушился град стрел. Они не просто застучали по дереву и металлу, раздался непрерывный грохот, похожий на рев падающей с высокой горы каменной лавины.

Каждый под щитом старался свернуться в комок, укрыться, ибо стрелы били часто, падали под ноги, по всей площади вскрикивали те, кто укрылся небрежно или запоздало.

Ворота дворца оказались заперты, но вышибли их быстро, Придон услышал знакомый вскрик, обернулся, мелькнуло бледное лицо Олексы.

Он слабо улыбнулся Придону, в это время ворота с грохотом рухнули, из дворца вылетели стрелы. Придон с яростным криком ринулся вовнутрь, рубил и крушил, за ним неслись яростные, как боги войны, артане.

Дворец невелик, просто огромный просторный дом, Придон пронесся через него насквозь, а когда возвращался, везде трупы мужчин, а из дальних комнат слышались отчаянные женские крики.

Он вытер лезвие топора, в теле нарастала тяжесть. Вышел в ночь, свежий воздух, несмотря на жар и запах гари, на ступеньках двое артан склонились над лежащим воином.

Сердце тревожно дрогнуло, он ускорил шаг. Олекса лежит огромный и страшный с перекошенным в гневе лицом. Он не выглядит уснувшим, каким Придон видел погибшего Евлаха или Агона – лицо Олексы залито кровью, а грудь пробита двумя огромными толстыми стрелами, какие не в силах метнуть руки человеческие. Он был сражен либо руками демонов, либо в него всадили стрелы из механических луков, которыми пробивают железные ворота.

Придон стиснул челюсти, глаза защипало. Олекса всегда казался ему неуязвимым, бессмертным, как бог. Даже в том походе в Черные Земли, когда его пришлось выносить на спине, Олекса выдержал больше всех. Он всегда побеждал, и казалось, что погубить его могут только сдвинувшиеся с мест горы или падающие с неба камни. Но он погиб в бою с куявами, которых привыкли считать слабыми и трусливыми.

– Все равно они слабые, – прошептал он, – это слабый народ… Слабые и трусливые, если вот так… подло. Трусливо…

Глаза защипало сильнее. Дыхание обжигало горло, он чувствовал, как раскалились ноздри. Со сжатыми до хруста зубами повыше вскинул голову, но чуть опоздал: защекотало, по щеке побежала горячая капелька, словно раскаленный комочек металла. Она была такая крохотная, что не сорвалась под собственной тяжестью, а остановилась на полпути, не в силах ползти дальше.

Что ж ты меня позоришь, вскричал он в муке. Мужчина не должен плакать. Вождь на виду у своих воинов – тем более. Олекса видел кровавые сечи, в пожаре погибла его семья, он хоронил друзей, но я никогда не видел в его глазах постыдных слез! Но вот он сражен, он погиб по-артански, в бою, с топором в руке, это достойный конец пути артанина…

– Но дождя не будет, – сказал сбоку Крок. – Так, несколько капель просто сорвалось…

На щеках многих его людей, что собрались вокруг тела сраженного героя, тоже блестели эти… сорвавшиеся с облаков.

Придон с шумом выдохнул, двинулся через площадь, рассматривая убитых. Пошел пешком, конь почему-то не решается наступать на тела, пугается, трясется всем телом, словно здесь лежат колдуны или осталось сильное заклятие. Трупы нередко застыли горками, иногда образуя круговые валы, и Придон понимал, что здесь сражался кто-то из героев.

Послышался стон, Придон увидел раненого куявского воина. У него был распорот живот, куяв обеими руками старался удержать вылезающие наружу кишки. В глазах ужас, но куяв все не мог умереть, на лице животное желание жить, любой ценой жить. Рядом с ним еще один куяв в доспехах, у этого разрублена голова вместе со шлемом, а в двух шагах тот, кто сразил обоих, – мальчишка, совсем еще мальчишка, в руках залитый кровью топор с прилипшими к лезвию волосами.

Кровь медленно вытекала из трех глубоких ран: на груди, на плече и из длинного разруба на боку, откуда высунулись белые края перерубленных ребер.

Придон сказал ободряюще:

– У тебя целы руки и ноги. Раны заживут, ты снова будешь мчаться быстрее ветра!

Мальчишка молчал, бледный, со сцепленными зубами. Это из ран текла кровь, но в глазах было сухо. Он уже знал, что для артанцев слезы – дороже собственной крови. Так становятся мужчинами.

Придон кивнул, шагнул дальше. За спиной, он слышал, лекарь наклонился к молодому воину, что страшился сказать слово, дабы не вырвался позорящий артанина стон.