Ноги в темноте хлюпали по грязи, это земля перемешивалась с лужами дорогого вина. Сверху падал серебристый свет, над садом застыло и все время уплотнялось облако тяжелого желтоватого пара, смеси человеческого дыхания и запахов мяса, рыбы, вина. Пьяные крики, песни, визг женщин – все это не могло заглушить громкого чавканья славов, что спокойно и неспешно пожирали все, что появлялось на столах. Кое-где в воздух взлетали табуретки, словно в корчме, раздавались вопли, а потом большая толпа повалила наконец в сторону застывшего в ужасе дворца.

Горцы вызывали всех на спор, кто метнет нож точнее, предлагали бороться на руках, но все разом умолкли, когда в их сторону от стола изволил повернуться один из славов. Состязались, кто больше выпьет, кто поднимет в зубах барана, кто сумеет разгрызть толстую кость. Полураздетых пьяных женщин передавали из рук в руки, из дворца привели еще нескольких человек, мужчин заставили прыгать и плясать, а женщин с хохотом лапали, задирали им подолы. Кто-то визжал всерьез, кто-то притворно, некоторые принимали все молча, как неизбежное. В саду, от которого осталась едва ли половина деревьев, царило дикарское бездумное веселье. Чуйники с разукрашенными цветной глиной телами начали плясать с жуткими гримасами, изображая диких артан, часть из них показывали в танце, как они будут повергать этих степных дикарей.

Среди пирующих бродил веселый Булат, обнимался, плясал, охотно смеялся шуткам, ко всем прислушивался, присматривался, а когда веселье начало не то чтобы стихать, но в нем появилось что-то нарочитое, он вскочил на стол, прокричал звонким веселым голосом:

– Воины!.. Герои!.. Сейчас нас кормят и поят, но кормят и поят даже скот, не так ли?.. Зато их разряженные, как спесивые петухи, дворцовые солдаты пьют из золотых чаш и едят со скатертей из драгоценной заморской паволоки. Разве они проливали кровь за Куявию? Нет, ее проливали и снова прольем мы, которые завтра уйдем в бой. В бой, из которого не всем суждено вернуться!.. И что же? Дворцовая охрана, что не прищемила себе даже пальчик во благо своей страны, будет пить из золотых чаш, когда наши кости будут тлеть в этой земле?

Его слушали с восторгом, он сумел зажечь, а сейчас сотни голосов заорали дико и грозно:

– Чаши!..

– Золотые чаши!..

– Пусть принесут золотые чаши, иначе мы здесь разнесем все!

Наиболее нетерпеливые ринулись к воротам, там ожидала толпа слуг. В их обязанности было доставлять необходимое для пира из дворца Тулея, если вдруг такое не отыщется во владениях Дуная. Булат сразу прокричал громко, что если им на пир не доставят золотую посуду, из которой должны пить герои, а не лизоблюды во дворце, то они сами придут и возьмут.

Он был пьян, но все же понимал, что дворцовая армия, пусть и сильно поредевшая, в состоянии разгромить пьяный сброд, в который превратились могучие и дерзкие отряды наемников. Правда, Тулей этого не станет делать, ведь он старается их использовать против артан, потому…

Он видел по глазам слуг, среди которых были люди и очень высокого ранга, что чаша весов заколебалась. Он уже ожидал, что последует отказ, и сам готовился с пьяным смехом отступить, но старший из слуг сказал осторожно, что, конечно же, они герои и должны пить и есть из достойной их посуды, но сейчас ночь, а эта посуда хранится в особой комнате, что запирается на ключ. А сам ключ хранится у главного распорядителя пиров.

– Так возьмите у него! – вскричал осмелевший Булат. Толпа, что явилась вслед за ним, поддержала свирепым ревом. – Или вам помочь?

В толпе раздались веселые вопли:

– Мы поможем!

– Мы так поможем!

– Мы всегда с удовольствием…

Слуга ответил еще осторожнее:

– Черево, главный распорядитель пиров, очень важный человек и очень близок к Его Величеству… Никто не осмелится разбудить его ночью. Он страшен в гневе!

Булат прокричал громко:

– А мы, по-твоему, овечки?

Толпа, к которой он и обращался косвенно, заорала, засвистела, заулюлюкала дикими голосами.

– Мы – овечки!

– Божьи коровки!

– Ягненочки!..

– Мы те зайчики, что придем и всех…

Очень не скоро показались роскошнейшие носилки. Их сопровождали тридцать закованных с головы до ног лучших воинов из дворцовой охраны. Все сидели на огромных конях, сами огромные и страшные, и в ожидающей появления Черева толпе ненадолго воцарилось почтительное молчание. В дворцовую охрану отбирают сильнейших, у них лучшие доспехи, и каждый из этой стражи легко справится с десятком простых воинов.

Носилки несли четверо хорошо сложенных рабов. Все обнажены до пояса, но на запястьях и предплечьях широкие золотые браслеты, широкие шаровары из дорогого шелка, а на головах пышные красные шапки.

Носилки остановились перед воротами в сад, Булат напрасно зазывал вовнутрь, носилки опустились на землю. Занавески раздвинулись, оттуда медленно поднялся грузный Черево, главный распорядитель пиров. Он посмотрел на Булата и пьяную толпу холодно, с настоящим величием повелителя.

– У вас есть все, – сказал он с нажимом, – но теперь вы, похоже, захотели еще и неприятностей?

Толпа струхнула, голос распорядителя звучал с той властностью, что подчиняет огромные массы и заставляет их двигаться бездумно туда, куда укажут. Булат тоже струхнул, но хмель кружил голову, иногда ему казалось, что он находится на корабле в открытом море, он подбоченился и заорал:

– Нам не нужно чужое!.. Но мы проливали кровь за Куявию! Где золотые чаши, из которых должны были пить только пролившие кровь за страну?

Толпа глухо зароптала. Там еще прятались друг за друга от пронизывающего взора Черева, но всяк вспомнил, что первоначально чаши предназначались только для тех, кто не только выказал себя в боях за страну, но и был ранен, пролил кровь. Однако очень скоро все чаши оказались во дворце, где из них пьют дворцовые лизоблюды и эти вот, закованные в железо, могучие и свирепые, но все-таки не воевавшие с врагами страны, а если и убивавшие, то только внутри дворца, своих же куявов.

Черево сказал с той же властностью:

– Возвращайтесь к столам! У вас есть все. Если недостаточно вина – вам его пришлют. Однако могу подсказать, что в подвалах дворца Дуная есть много чего. А в его тайных комнатах еще немало сокровищ, которые вам вполне бы пригодились…

Толпа взревела громче. Булат заколебался, Черево явно старается перевести их стрелы на другую мишень, но в самом деле проще громить и грабить дворец, оставшийся без хозяина, чем пытаться выжать что-то из Черева, за которым стоит сам грозный Тулей.

– Хорошо, – сказал он зловеще, – мы отыщем себе кое-что в хозяйстве Дуная. Но мы запомним, что нам отказали в праве пить из чаш героев. И мы это будем помнить завтра, когда придет пора выступать в поход на врага… Не знаю, но мне кажется, что не все… да-да, не все пойдут защищать страну, что так поступает с ними!

Он уже повернулся, сделал пару шагов в глубь сада, толпа перед ним расступалась, как вдруг сзади раздался голос:

– Не спеши так…

Голос настолько был не похож на крепкий и тугой, как ядро лесного ореха, голос распорядителя пиров, что Булат повернулся, как будто его пнули. Черево смотрел на него все так же, вроде бы хмуро и неприветливо, но теперь в его лице и в глазах Булат уловил страх и растерянность. В этот момент Булат ухватил истину, которую Черево безуспешно пытался скрыть: Тулей и его знатные куявы отчаянно нуждаются в наемных войсках! И они готовы идти на всяческие уступки, только бы удержать их в узде и бросить навстречу наступающим артанам.

– Ну, – сказал он резко, сразу преисполнившись гордости, – говори, я не буду ждать долго!

Толпа застыла, еще не уловила, что ситуация резко изменилась. Черево обронил неохотно:

– Вам принесут золотые чаши.

В толпе пронесся вздох, но, прежде чем там радостно заревели, Булат вскинул руку.

– От нас пойдут десять человек, – заявил он властно. – Помогут нести и… проследят, чтобы там ни одной не осталось!