Он сказал торопливо:
– Да-да, я мчался на своем медленном, как черепаха, коне, не останавливаясь, ничего даже не видя!
Она вздохнула, глаза ее погасли.
– Тогда у тебя еще все впереди. И грабежи, и убийства. И будешь насиловать, а потом убивать.
Меривой задохнулся, ее синие глаза уже смотрят в сторону, на лице появилось задумчивое выражение, явно прикидывает, как сбежать, гордая и смелая, как она отваживается влезать на загривок ужасного дракона…
Он зябко передернул плечами.
– Тебя что-то страшит? – спросила она.
– Да, – сказал он честно.
– Что?
– Ты же можешь упасть с дракона! А я вдруг не окажусь внизу, чтобы подхватить на руки?.. Да лучше тебе всю жизнь ездить на мне…
Он запнулся. Она посмотрела с интересом.
– Ты позволил бы мне сесть себе на шею?
– Да, – ответил он с жаром. – Да!.. Сам буду умолять… И буду просить, чтобы ты никогда-никогда не слезала!
Тулей рванул себя за ворот, на ковер полетели крючки, застежки, пряжки. Багровое лицо стало страшным от ярости. Он задыхался, рухнул в кресло, захрипел. Щажард быстро поднес остро пахнущие травы, светильники заправили особым маслом, что дает умиротворяющий аромат, лекари дрожали от ужаса, ибо лицо повелителя налилось дурной кровью, глаза выкатились, огромные и налитые кровью, с дрожащих от бешенства губ потекла пена.
– Где… – прохрипел он. – Где… почему не доставили до сих пор?
Щажард поклонился, ответил почти шепотом, страшась разгневать могущественного повелителя:
– Он даже не стал слушать ваш приказ. Поехал дальше.
– А где сейчас?
– Узнав, что достойной Дивинии там нет, только спросил, где она. Все видели, как пришпорил коня и вихрем вылетел через южные врата.
Тулей захрипел, брызгая слюной: – Догнать!.. Поймать!.. Привести!.. В оковах… нет, с деревянной колодой на шее!
Однако прошло еще несколько дней, прежде чем вбежал радостный слуга и срывающимся от счастья голосом сообщил, что Дуная поймали в тот момент, когда он, уже свободный, возвращался в свой дворец.
Вскоре за дверью раздался приближающийся грохот, звон металла. Щажард насторожился, лицо Тулея исказилось злой радостью.
Створки распахнулись, в зал вошел, сильно согнувшись, огромный человек. Тяжелая колода на плечах держала его в согнутом положении, толстые цепи звякали при каждом шаге. Руки скованы за спиной, от исполина покатился по залу, придавливая тяжестью изысканные ароматы, тяжелый густой запах давно не мытого тела.
Щажард вздохнул, Тулей бросил в его сторону лютый взгляд. Щажард вздрогнул и уставился в стол. Двое стражей остановили закованного великана в пяти шагах от трона. Тулей пытался поймать взгляд пленного, но тяжелые колодки пригибали того книзу, заставляли смотреть в роскошные ковры.
– Ну что, Дунай, – сказал Тулей зловещим голосом, – что скажешь теперь?
Скованный исполин молчал. Тулей снова начал наливаться гневом, но сейчас опозоривший его Дунай вот он, никуда не денется, можно насладиться властью и унижением опозорившего его полководца, и он повторил уже спокойнее:
– Что скажешь, Дунай?.. Что скажешь, мерзавец, обесчестивший меня, страну, наши войска?
Дунай молчал, слегка покачивался на расставленных для равновесия ногах. Колода на нем из цельного столетнего дуба, а цепями можно приковывать тяжелые военные корабли – даже буря не порвет, но на великане они болтались с виду легкие, как ниточки.
Щажард пробормотал:
– Ваше Величество, он молчит, значит – винится. Он уже осознал, осознал!
Тулей прорычал:
– Что скажешь, ничтожество? Он прав?
Скованный исполин не шелохнулся. Тулей задышал чаще, лекарь подбежал, потрогал вздувшуюся жилу на виске, торопливо сунул под нос чашу с едким напитком. Тулей отпихнул в раздражении, лекарь и его чаша покатились по укрытым ковром ступенькам.
– Хорошо, – сказал Тулей зловеще. – Можешь не отвечать. Сам знаешь, что опозорил нас всех, проехав через всю страну со связанными руками!.. Эй, палач! Выведи этого… эту… во внутренний двор и посади на кол. Да так, чтобы я и завтра еще видел его живым.
Щажард сказал укоризненно:
– Ваше Величество…
Тулей обернулся, налитые кровью, как у разъяренного быка, глаза метали багровые молнии. Лицо стало багровым, как небо-свод на закате.
– Что?
Щажард стойко выдержал яростный взгляд, сказал четко:
– Ваше Величество, во дворе упражняется ваша дворцовая стража. Они всегда почитали Дуная…
– Ну и что?
Щажард вздрогнул от громового рыка, но голос его прозвучал почти так же ровно:
– Если хотите, чтобы я с вами соглашался во всем, тогда не спрашивайте моего мнения. А сейчас мое мнение таково, что ваших воинов это… не обрадует. Дунай всегда служил честно. И все увидят, что получает человек за честную службу в вашем дворце!
Тулей вскрикнул громовым голосом раненого льва:
– Он опозорил меня!
– Тогда казните, – ответил Щажард. Он побледнел, но не опускал глаз. – Это ваше право. Все наши жизни в ваших руках. Дунай клялся служить вам. Его жизнь в вашей воле. Вы можете любого из ваших воинов казнить… да и не только воинов, но никого не в состоянии заставить думать о вас… как хотите вы! Оценивать ваши поступки, как оцениваете их вы. Вы не заставите своих воинов думать о вас… лучше.
Тулей задышал чаще, лекарь снова налил в чашу темно-зеленой жидкости, поднес Тулею. Тот заставил себя понюхать, багровость покинула лицо, он наконец махнул рукой и сказал все еще злым, но без крика голосом:
– Отвести во двор и срубить голову. Голову принести сюда.
Стражи развернули Дуная, он пошел к двери, тяжело передвигая ноги. Тулей проследил за ним ненавидящим взглядом. Щажард поклонился, сказал торопливо:
– Ваше Величество, осмелюсь напомнить о Родстане… Не лучше ли загодя перенести туда часть… нашего двора?
Тулей открыл рот, но ответить не успел, дверь с шумом распахнулась. Тулей поморщился, Барвник вбежал, огляделся, привычно поклонился, глаза мага бегали по сторонам, а пустой рукав халата высвободился из-за пояса и болтался, как тряпка.
Тулей буркнул:
– Что случилось?
– Ох, Ваше Величество…
Тулей указал на свободное кресло.
– Садись к столу, промочи горло. Мы тут со Щажардом деремся, ты остуди его…
– Меня? – изумился Щажард.
Тулей пробасил, глядя, как Барвник тяжело, будто грузный Щажард, плюхнулся за стол:
– Что тебе привиделось?
Барвник отмахнулся, с жадностью отпил крепкого вина.
– Да так… Ошибся, видать. Показалось, что у вас тут в покоях Дунай.
Тулей видел, как насторожился Щажард, да и у самого от нехорошего предчувствия мурашки поползли по коже.
– А если бы был… то что?
Барвник ответил мрачно:
– Лучше не надо. Всяк стремится избежать неприятностей. А уж если невзгоды, а то и беду… А Дунай, гм, это не просто беда. Если сглупить, то от Куявии вообще ничего не останется. Артане захватят ее всю, куявы перестанут быть куявами, а все земли отойдут к Артании. И будет одна Великая Артания от моря и до моря.
Тулей сказал быстро:
– Выкладывай, выкладывай! При чем тут Дунай?
Барвник развел руками:
– Он – герой. Никогда героем не был, был просто здоровенным бугаем, что мог ударом кулака деревья… а теперь вдруг стал героем. Не поверите, но именно из-за того, что проехал через всю страну со связанными руками! Да-да, это сделало его героем. Унизило – да, но через унижение… Ваше Величество, мое дело – магия, я не силен в другом, я просто вижу, что происходит, а причины пусть отыскивают другие. А произошло то, что через это унижение… нет, не так… Мы думали, что это его унизило, а на самом деле – возвысило! Я не знаю, как это произошло…
Тулей привстал, лицо снова начало багроветь, захрипел в ярости, в бессилии рухнул обратно. Обе руки снова рванули за ворот, прорычал хрипло:
– Возвысило? В цепях и с колодкой на шее? Я же отобрал у него звание бера, отобрал дворец, земли, имя, честь!..