Мэйо сидел на кровати, вертя в руках небольшую отшлифованную палочку из крепкого чёрного дерева.

Геллиец ворвался в спальню и рухнул на колени:

— Хозяин.

— Что стряслось?

— Ничего.

Нобиль усмехнулся:

— Тогда какого, мать его, фавна, ты здесь забыл?

— Я пришëл поговорить.

— Утром. Все дела — утром. Теперь оставь меня. Иди спать.

Раб не двинулся с места.

— Проваливай, Нереус. Иначе рассержусь.

Невольник встал с пола:

— Я не боюсь. Ни твоего гнева, ни твоего проклятья.

— Пошёл вон.

— Я знаю, что ты чувствуешь, — геллиец сел у ног хозяина. — Сам испытывал подобное. Взаперти. В трюме корабля.

— Не хочу это обсуждать.

— И не нужно. Думаешь, мне приятно вспоминать? Словно побывал в гостях у Мерта!

Помолчав, Нереус добавил:

— Будь рядом друг, мне дышалось бы легче. Там, в кромешной тьме.

— Я пытался… — буркнул Мэйо. — Всё, что мне удалось — напугать близких до икоты. Отца, мать, сестру, слуг… Никто не выдержал больше часа. У меня нет желания продолжать бесполезные попытки.

— Дай мне шанс. Пожалуйста.

— Зачем? Что это изменит?

— Не знаю, — честно признался Нереус. — Йина порвала со мной из-за тебя. Там, внизу, я подрался с двумя афарцами. Случайно переломал кучу дорогих вещей. Я уже много раз нарушил обещание быть покорным рабом. Поздно отступать, терять нечего.

— Как хочешь. Я предупреждал, упрямый геллийский баран, — сердито заявил Мэйо.

Он залез под одеяло, сладко зевнул и вложил себе в рот кляп.

Нереус забрался на лавку, сунул под голову подушку.

В доме было тихо. Слишком тихо.

Нобиль почти сразу заснул.

Геллиец прислушивался к его дыханию, напряжённо всматривался в полутьму, но ничего пугающего не происходило.

Мэйо вздрогнул.

И Нереус услышал колокол.

Звук шëл издалека, приближался, нарастал. Глухой и тягучий. Пугающий до дрожи.

Поморец дëрнулся, замычал от боли.

Раб стиснул зубы. Озарение ослепило, как вспышка молнии. Он понял, что за отблески пламени были в глазах статуи. Огонь вулкана, уничтожившего подводный город.

Комнату наполнили тени.

Вспугнутые стаи рыб носились по стенам и потолку.

Первобытный безотчетный страх гнал Нереуса прочь. Вокруг творилось колдовство, неподвластное уму человека. Колдовство великое и разрушительное.

Что могла сделать песчинка против бури?

Геллиец кинулся к выходу. Пол под ногами ходил ходуном, всë скрипело и трещало. В углах замелькали огненные языки.

Мэйо выплюнул кляп и что-то бормотал низким чужим голосом. Этот язык был не похож ни на один когда-либо слышанный Нереусом диалект. Звуки напоминали завывание ветра, утробный рык и кошачье урчание.

Пламя разгорелось, лезло по занавескам. Одновременно с этим комната стала наполняться водой.

Всё происходило так быстро, что геллиец не успевал осмыслить жуткие видения.

Зажмурившись, он сделал шаг: но не из комнаты, а к постели Мэйо.

Раб сел на край кровати и взял нобиля за руку. Потомок тланов сжал его пальцы с силой железного капкана.

Нереус не издал ни звука, стерпев боль.

Вода прибывала. Её плеск сводил с ума.

Геллиец понял, что оказался в ловушке. Оставалось совсем немного времени на то, чтобы высвободить руку и стрелой вылететь из затопленной спальни.

— Мэйо, — шепотом позвал островитянин.

Он сидел неподвижно, не отводя глаз от лица нобиля.

Вокруг них бушевали две стихии. Пламя дышало жаром в затылок Нереуса. От холодной воды у парня немели ноги.

Вскоре она укрыла Мэйо с головой.

Поморец будто не заметил этого.

Нереуса била крупная дрожь. Вода почти добралась до его плеч.

Геллиец задрал голову, чтобы подольше тянуть носом сухой, обжигающий лёгкие воздух.

Хватка Мэйо ослабла. Он словно дал невольнику последнюю возможность спастись, уплыть из этого ожившего кошмара.

Вода холодила нижнюю губу Нереуса. Сделав последний глубокий вдох, лихтиец нырнул и закрыл глаза.

Время остановилось.

Жгучая боль разрывала грудь.

Не выдержав, раб приоткрыл рот и солёная вода хлынула внутрь.

Нереус услышал свой собственный немой крик. Его окутала кромешная тьма. И наступило безмолвие…

Мэйо проснулся на рассвете. Поглядел на пустую лавку и сглотнул комок горечи.

Поморец не держал зла на сбежавшего раба. То, что страх прогнал его, было понятным и логичным.

Нобиль вздохнул. Как теперь они станут смотреть друг другу в глаза? Как можно дружить с напугавшим тебя до икоты монстром?

— Нереус! — позвал Мэйо.

Ответа не последовало.

Нобиль закрыл лицо руками:

— Почему ты не послушал меня, кретин? Почему я не выкинул тебя отсюда за шкирку? Ведь знал, что ничем хорошим это не кончится!

Выговорившись, поморец сел и свесил ноги.

Пару мгновений он в недоумении глядел на распластанное на полу тело.

Раб лежал неподвижно, с мëртвенно-белым лицом и синими губами.

— Нереус! — заорал Мэйо, кинувшись к нему.

Поморец дёрнул невольника за одежду, попробовал растормошить, хлопая по щекам.

— Нереус! Ты что? Дыши! Дыши давай!

Мэйо приподнял его голову:

— Дыши, пожалуйста!

Страх и растерянность делали движения нобиля суетливыми и неловкими.

— Дыши! — он обхватил Нереуса, прижал к себе.

Раб закашлялся, жадно глотнул воздух.

— Ты жив! — радостно закричал поморец. — Жив, скотина!

— Я видел… — прохрипел островитянин.

— Что ты видел?

— Как всë было… на самом деле…

— Что было?

Нереус грустно посмотрел на Мэйо:

— Тланы… День Исхода…

— Тебе приснился плохой сон. Кошмар. Как и мне.

— Нет. Я видел их.

— Кого?

— Чудовищ.

По лестнице поднялась процессия, возглавляемая смотрителем дома. За мужчиной послушно следовали рабы.

Отвлëкшись на незванных гостей, Мэйо поднялся в полный рост.

— Да воссияет над вами солнце, любимый господин, — поздоровался смотритель.

— Уже воссияло, — грубо ответил нобиль. — Что вам надо?

— Мне доложили о ночном беспорядке, учинëнном пьяным геллийцем, который бесцеремонно вторгся в ваши покои…

— Короче! — потребовал Мэйо. — Я рад, что вы так своевременно озаботились этой проблемой.

— Любимый господин, он ссильничал рабыню по имени Йина, избил двух рабов Эмеку и Мунаша, а сверх прочего — расколол зелёную вазу, подарок вашей матери.

— Плевать, я никогда её не любил.

— Вашу прекрасную мать?! — ахнул смотритель.

— Нет, поимей тебя Турос! Уродливую вазу! Отложим все церемонии на час. Уходите.

— Любимый господин, мы незамедлительно удалимся, только скажите, какое наказание вы назначите геллийцу. Что нам подготовить?

— Я… — Мэйо глянул через плечо на съëжившегося, ещё не отошедшего от потрясения невольника. — Решу позже.

— Разумеется, любимый господин.

— Ступайте вон. И побыстрее!

Слушая удаляющиеся шаги смотрителя и его сопровождающих, нобиль подошёл к столу, наполнил кубок вином и присел возле островитянина:

— Выпей. Оно с целебными травами, помогает успокоиться.

Нереус взял кубок, но сделать глоток получилось не сразу. Зубы стучали о посеребрëнный край посудины.

— Никто… — с болью в голосе сказал Нереус. — Даже родные… Так обо мне не заботились. Им было плевать. Мой брат… Я написал ему в Лихт. И знаешь, что получил в ответ? Он не желает иметь ничего общего с пиратом.

— Посмотрим, как он заговорит, когда ты вернёшься с набитыми золотом сундуками.

— Я не хочу туда возвращаться. Меня убеждали, что грабить и убивать рыболюдов — не преступление… Также считали много лет назад, в день Исхода.

— На сколько мне известно, — улыбнулся Мэйо. — Все записи о том дне были утрачены. Кто и как считал — доподлинно неизвестно.

— Ты ничего не знаешь?

— Знаю легенду. Её передают уже много поколений из уст в уста. Под водой проснулся вулкан. Уничтожил города моих предков. Они вышли на сушу. Поселились здесь. Всё. Конец истории.