— Обнимите… Как рукоять меча…

Начав с плавных, неторопливых движений, Виола быстро разобралась с новой наукой, и геллиец почувствовал, что долго так не выдержит — испустит семя на хозяйское одеяло.

— Госпожа… — тихо попросил невольник. — Я близок… к… извержению… Пожалуйста… хватит…

— Не слушай его, — непоколебимо заявил Мэйо, поднимаясь из-за стола. — Если он хоть немного тебе симпатичен, доведи начатое до конца.

Нереус застонал, прикрыв глаза. Он тонул в безбрежном океане наслаждения, жадно глотая воздух…

Геллиец понял, что такое сильное чувство способна подарить только любимая женщина, и с благодарностью обнял Виолу.

— Шире рот, — приказал Мэйо, вынуждая раба принять горькое противоядие. — Глотай всë, до капли.

— Это поможет? — взволнованно спросила девушка.

— Да.

— Ты уверен, Мэйо? Не хочешь пригласить к нему лекаря?

— У деревенского лекаря нет нужных дорогостоящих ингредиентов. Всë, что он способен предложить — кровопускание. Рана неглубокая, по сути — царапина. Затянется быстро. Из-за яда… Дня три будет слабость. Возможно, головокружение. Я бы не советовал верховую езду и тяжёлые нагрузки. Этот парень здоров и силëн, как бык. Ему нужен отдых, вдоволь сна и пищи.

— Ты разрешишь мне остаться с ним до утра?

Нобиль поджал губы:

— Как желаешь. Сейчас он уснëт. Не тормоши его.

— Ты — самый лучший на свете брат! Я люблю тебя, Мэйо. Просто знай это.

Поморец улыбнулся:

— Польщëн. Мило с твоей стороны сказать мне хоть пару добрых слов. Приберусь и лягу на оттоманку.

Он зевнул.

— Если ты не советуешь ему скакать верхом, — девушка невинно взмахнула ресницами, — я могла бы найти местечко в повозке…

— Ладно. Только соблюдай осторожность. Мы наживëм кучу проблем, если ты понесëшь от раба.

— Не беспокойся! Со мной всë будет в порядке.

— Хозяин, — слабым голосом позвал меченосец.

— Не благодари, — фыркнул Мэйо. — Ты снова спас мне жизнь и я это ценю. Доброй ночи.

— Ты тоже… спас мне жизнь… — пробормотал Нереус и провалился в сон.

Прощаясь с семейством Кьяна, Мэйо был непринуждëн и весел. Много шутил. Дарил подарки. Обнимал женщин и подхватывал на руки детей.

Любой сказал бы, что он — милый, общительный молодой человек в прекрасном расположении духа.

Любой, кроме Нереуса.

Геллиец знал, что в сердце хозяина ревëт буря и вздыбливаются свинцовые волны.

А главное — понимал причину этой злости.

И ничего не мог поделать.

Когда Виола забралась в повозку, невольник прижал руки к груди, склонив голову перед черноглазой госпожой.

— Тебе лучше? — спросила девушка.

— Да. Я мог бы поехать верхом, рядом с вашим братом.

— Он приказал отдыхать.

— На него было совершено нападение. Мой долг — находиться с ним рядом.

Виола подалась вперёд и крепко поцеловала лихтийца в губы:

— Ты не похож на других наших рабов.

— Почему?

— Они во всëм стараются угодить, льстят, обсуждают нас за спиной, и при этом — ужасно боятся потерять своë место. Некоторые пытались наговорить на тебя гадости. Но я не поверила. И Мэйо тоже.

— Я никогда не отзывался о вас плохо за глаза.

— Знаю, — Виола снова подарила невольнику поцелуй.

— Госпожа, — вздохнул Нереус. — Сегодня боги милостивы ко мне. Они дали то, о чëм я даже мечтать не смел. Быть рядом с вами — наивысшее счастье. Но…

— Ты просишь отпустить тебя?

— Да.

— Уверен? Мэйо с утра не в лучшем настроении — злой, как морская бестия.

— Надеюсь, что смогу его успокоить.

Девушка погладила щеку геллийца:

— Я приду навестить брата вечером. Надеюсь увидеть тебя в добром здравии.

— Благодарю, — раб прижался губами к еë руке. — Я никогда не позабуду вашу доброту.

Он соскочил с повозки, споткнулся, и, поймав равновесие, побежал вперёд, к восседавшему на Альтане поморцу.

— Хозяин! Господин!

Мэйо глянул сверху презрительно и надменно:

— Явился похвастаться своими подвигами? Быстро ты. Как видно, обошëлся без прелюдий?

В знак абсолютной покорности Нереус поднял над головой скрещенные руки:

— Я не делал того, в чëм ты упрекаешь меня.

— Ври. Ври снова. Как той ночью, в саду.

— Я боялся рассказать правду о чувствах к госпоже. Не хотел нанести тебе обиду. Но клянусь: наша первая и единственная с ней близость была вчера, в твоей постели.

Мэйо скривил губы:

— По-твоему я — дурак?

— Нет, хозяин.

— Может, слепой?

— Нет, хозяин.

— Уходи. Не показывайся мне на глаза, — нобиль резко махнул рукой.

— Одно слово, господин…

— Нет. Пошëл прочь.

— Сестра пожелала навестить тебя сегодня вечером. Это всë.

Нереус отошёл к самому краю дороги. Постоял там, низко свесив голову.

Сердце сжималось от мрачной тоски.

Как можно было так вляпаться? Отказаться от любви ради дружбы и лишиться этой дружбы из-за любви…

Раб поплëлся в хвосте процессии, глядя под ноги и не желая ни с кем разговаривать.

Над ним подшучивали, задевая за больное.

Геллиец слышал ехидные шепотки: мол, хозяйская милость переменчива, как ветер, игрушки быстро надоедают, а всякая скотина должна помнить своë место…

Жара изматывала.

Островитянин сцепил зубы. Он знал, что ещë не на пределе своих возможностей. Старался не обращать внимания на слабость и начавшуюся лихорадку.

В памяти мелькали сцены из прошлого…

Вот он бежит с тяжëлым бревном на плечах, карабкается по насыпи.

Мышцы гудят. Кажется, что от непомерной нагрузки вот-вот остановится сердце.

Но нет — это не предел.

Отжимание на кулаках. Перед наставником. На спине камень. Здоровенный булыжник.

И каждый рывок вверх — суровое испытание силы и воли.

Наставник видит его усердие и старание. Нереус не ждëт похвалы, только одно слово: "Достаточно!"

Но вместо этого слышит: "Положите ещё один, такой же, на поясницу!"

Двойная ноша, от которой прогнулся бы даже конский хребет…

Вверх.

Это не предел!..

На привале лихтиец сел в тень дерева. Прочие рабы сновали взад-вперëд, суетились, торопились поесть и утолить жажду.

Нереус ждал. Надеялся услышать от кого-нибудь: "Эй, геллиец! К хозяину! Быстро!"

Но Мэйо не звал.

Парень горько усмехнулся. Да, Виола права, он не похож на других невольников. Они мечтают свалить свою работу на кого угодно и меньше попадаться нобилям на глаза.

Нереус был согласен исполнить любое поручение, любой приказ — только бы вновь ощутить себя нужным.

Мэйо не звал.

Нервы натянулись так, что непрерывно звенело в ушах.

Привал — дорога — привал — дорога…

Менялся пейзаж.

Угасал послеполуденный зной.

Мэйо на звал.

Вечером процессия остановилась в необычайно красивом месте — у древней Священной рощи.

Нереус лëг на бок, прижавшись плечом к изогнутому корню старой оливы. Забылся лёгкой дремотой, по-прежнему готовый вскочить по первому зову господина.

Как преданный пëс, поднимающий уши, чтобы не пропустить призывный хозяйский свист…

— Геллиец, — Женский голос из полутьмы. — Молодой господин велел тебе явиться.

Что это? Сон или явь?

— Вставай, лентяй! Поживее!

Явь.

Явь!

Руки дрожат, как после сотен отжиманий.

Вверх!

Рывком.

Бежать!

На плечах словно то самое неподъëмное бревно.

Не предел! Быстрее! Ещё быстрее!

Стоявшие у мраморной беседки Мэйо и Виола одновременно повернулись на звук его шагов. Раб припал на колено, уперев кулак в землю.

— Полюбуйся! — громко сказала девушка, указав на невольника. — Он едва держится на ногах!

— Я сделал всë правильно, — огрызнулся поморец.

— По-твоему он похож на здорового? Я говорила, что нужно пригласить лекаря или врача. Твоë упрямство и эгоизм просто невыносимы!

— Я сделал всë правильно.

— Мне казалось, ты начал меняться к лучшему, — сердито произнесла Виола. — Довольно, Мэйо. Не желаю тебя слушать. Научись признавать свои ошибки и отвечать за них.