Нереус на всякий случай смягчил тон:
— Вы ещё не принимали свои лекарства?
В чёрных глазах поморца заплясали багровые искры:
— Я не буду жрать медуз, пить ослиную мочу и натираться грязью вперемешку с чудодейственным пчелиным дерьмом! Если ты подсыпешь какую-нибудь дрянь мне в пищу, я тебя кнутом исполосую! Ясно?
— Бейте, — дерзко ответил невольник. — Коли это нужно для вашего исцеления, хоть насмерть запорите.
Мэйо стукнул кулаком по столу:
— Молчать!
Раб и нобиль глядели друг на друга, гневно раздувая ноздри.
Нереус знал, что должен уступить — опустить глаза и встать на колени — но продолжал упорствовать.
— Подойди, — требовательно заявил поморец.
Невольник приблизился к столу в полной уверенности, что сейчас получит несколько крепких зуботычин — и хорошо, если кулаком, а не бронзовой печатью, которой Мэйо скреплял письма.
— Ты обучен чтению?
— Да, хозяин. Кое-что понимаю.
— Читай, — нобиль протянул ему короткую записку.
Когда Нереус пробежал глазами по строкам, от его лица отхлынула кровь.
На главной площади Таркса было многолюдно. Здесь горожане обменивались новостями, заключали сделки, спорили и клялись перед статуей Веда, вырезанной из слоновой кости.
Императорский советник Фирм, только что приплывший в Поморье на торговом судне, вошёл на площадь в сопровождении личной охраны, слуг и группы жрецов паучьего культа.
Столичный вельможа намеревался проследовать в Зал Собраний, где его ожидали сар Макрин и городской нобилитет. Советник успел подкупить нужных людей. Он был уверен, что выступит блестяще, а любой, кто попытается ему возразить, обречëн на публичное осмеяние.
Всë шло по тщательно выверенному плану…
Толпа расступалась неохотно.
Жадные до зрелищ простолюдины, задрав головы, следили за кривляниями актёров на площадной сцене.
Обойти её мешали два помоста-крыла, на которых возвышались…
Фирм присмотрелся, чтобы понять: это наряженные в богов артисты или талантливо сделанные скульптуры…
Советник не успел разобраться.
Его внимание привлёк лицедей в тоге и позолоченной маске на лице.
Молодым дерзким голосом комедиант заявил:
— Но только Фирм — подлец и плут,
Имеет сотню доказательств,
Что Восьмиглазый бог-паук
И милосерден, и прекрасен!
Столица полнится молвой:
Судачит стар и вторит млад,
Мол, слаб советник головой,
И афедроном тоже слаб!
Фирм побледнел, опешив от вопиющей наглости актëришки. Как этот безродный трепач посмел в полный голос сравнить его, уважаемого сановника, с кинэдом — мужчиной для постельных удовольствий?!
Не сумев обуздать эмоции, советник приказал охране:
— Стащите этого ублюдка со сцены и заставьте пожалеть о его дерзких речах.
Комедиант и не думал униматься:
— Рабов узнаю по клейму,
Витиев — по платкам и шляпам.
А где советник я пойму
По жадным загребущим лапам!
Святой обычай старины
Велит взашей гнать за ворота
Плутов, смущающих умы,
И бесполезных идиотов!
О, зритель, скромный мой талант
Не поскупись, уважь!
И Фирму я тотчас подам
Достойный экипаж!
На сцену полетели цветы и монеты.
Толпа рукоплескала кланявшемуся острослову.
Фирм поздно заметил, как люди-статуи спрыгнули с помостов и выкатили из-под них пустые бочки.
Оставшегося без охраны советника, его слуг и жрецов паучьего культа окружили плотным кольцом.
Фирм пытался возмущаться, выкрикивал оскорбления…
Его насильно затолкали в бочку, приладили крышку и под улюлюканье толпы покатили по вымощенной камнем площади…
Толкая перед собой бочку с важным сановником, приближëнным к Императору, Нереус мысленно восхищался Мэйо.
Поморский нобиль всего за несколько часов спланировал, подготовил и осуществил невероятную по своей дерзости и цинизму кампанию.
Он созвал два десятка друзей, нанял актёров, купил в порту пустые бочки…
Пока рабы готовили сцену и помосты, а отпрыски благородных семейств наряжались богами, Мэйо набросал простенькую пьесу и помогал артистам войти в образы.
Сам он выбрал роль рассказчика — и показал себя не только талантливым оратором, но и остроумным сочинителем экспромтов.
Геллиец до последнего не верил в успех этого мероприятия. Но ум и напористость Мэйо помогли ему выйти победителем.
Он был искренне убеждëн в своей правоте.
Нереус так до конца и не разобрался, за что хозяин жестоко отомстил почтенному Фирму: за любовь брать взятки и обирать малоимущих, за махинации с землёй, раздаваемой легионерам, за попытку распространить странный паучий культ или за всë разом…
Часть публики и вовсе не поняла, что выкатывание бочек за городские ворота — это расправа над советником, а не продолжение весëлого представления.
— В воду их, — приказал один из приятелей Мэйо, сын крупного землевладельца. — Пусть получше узнают нашего бога, прежде чем тащить сюда своего!
Его слова встретили единодушным одобрением.
Геллиец налëг на бочку, которая подпрыгивала, скрипела и громыхала ободами о мостовую.
Со второй попытки удалось спихнуть её с высокого причала.
Бочка шлëпнулась в море, подняв фонтан алмазных брызг.
Обернувшись, раб поискал молодого господина. В толпе мелькали разоружëнные охранники Фирма, но Мэйо нигде не было видно.
Почти бегом Нереус вернулся в город.
Поморский нобиль устроился за сценой, усадив к себе на колени двух полуголых девчонок. Одна поила черноглазого богача вином, другая — угощала сладостями.
— Подойди! — велел Мэйо, заметив своего раба. — Ближе!
Наклонившись вперёд, он обхватил рукой шею невольника и пылко прошептал:
— Ты — славный малый, Нереус! И получишь в награду золото. А теперь забери меня отсюда…
— Домой? — уточнил геллиец.
— Нет, на вилле мне лучше не появляться. Пошли в бордель… Расскажем девочкам, как мы только что прилюдно поимели одну заносчивую столичную членососку…
Нереус лишь глубоко вздохнул, когда пьяный и зубоскалящий нобиль повис у него на плече.
Тащить Мэйо до ближайшего публичного дома оказалось нелегким делом. Сын градоначальника привлекал к себе слишком много внимания и вскоре раб заподозрил в этом какой-то хитрый умысел.
Ориентируясь по знакам на левой стороне улицы, Нереус вышел к большому двухэтажному зданию.
Стучать в дверь не пришлось, её распахнула перед гостями белокурая блудница.
Мэйо кинул ей в руки набитый монетами кошель:
— Впускай всех, кто назовет моё имя! И благородных, и рабов! Вино за мой счёт!
— Лучшая комната для вас, щедрый господин! — промурлыкала девица.
— Геллиец тоже поднимется наверх, — предупредил нобиль. — Позови к нему двух… Нет, трëх девчонок погорячее!
— Геллийцы предпочитают стебли, а не бутоны, — намекнула блудница. — У нас есть симпатичные кинэды…
Вскинув бровь, Мэйо посмотрел на красного от смущения Нереуса:
— Хочешь побаловаться с мальчиком?
— Нет! Нет, господин. Этот обычай есть в Парте, а у нас в Лихте мужчины не ложатся друг с другом…
— Я знаю, что говорят про вас, островитян, — усмехнулся поморец. — Особенно про вашу любовь к мужским и овечьим задницам. Любопытно, как вы отвечаете на эти оскорбления?
— Я не посмею такое повторить… — раб пошёл за господином через просторный холл, к украшенной резьбой лестнице.
— Давай, мне интересно послушать, — Мэйо поставил ногу на ступеньку.
— Мы… говорим о поморцах… Козлотрахи. Сношатели протухшей рыбы. Мягкозадые.
— Открыть тебе один секрет?
— Да, хозяин.
— Я не считаю, что твой народ хуже моего. И что ты — вещь или скот. Человек, лишенный всех прав, остаётся человеком. Судить о нём нужно по словам и поступкам, а не по одежде и клейму.
— Ваши взгляды… очень смелые. Наверно, их мало кто разделяет…
Мэйо тряхнул волосами:
