«Отдать Марку, как только объявится».

Подозрительно. И это слово «объявится» выделялось особенно странно.

В комнате Немо нашёл колонки, чтобы его друзья тоже могли послушать то, что хранилось на плеере. Судя по содержимому, там была одна только музыка, но эта записка явно имеет какой-то скрытый смысл — так же, как и сама сохранённая музыка. А как ещё! Этот плеер точно представлял какую-то особую ценность для Марка, если же он отдал его на сохранение Тимофею. «Отдать Марку, как только объявится»… Здесь и должна была крыться долгожданная разгадка.

И Немо запустил проигрыватель с первого трека.

«Я чувствую, как летаю над тобой. Я чувствую, как умираю в поисках правды…»*

Ночной город с высоты птичьего полёта, лёгкость невесомости, голубые огоньки магии вокруг него — странные, но знакомые чувства пришли к Немо со строчками этой песни.

«Мне некуда идти, а тьма уж начала расти в моей душе».

Центр Петербурга, блеск ночного пейзажа, а на его фоне улыбалась она… Почему Ирма? Почему на ум пришла именно она?

«Притяжение, реакция, темп этот быстр. Достаточно быстр, чтобы пересечь тонкую грань того, что ещё предстоит понять. Жестокий, но праведный, непостижимый, вечный поиск ответов».

Что такое? Почему вся эта музыка так воздействует на него? Каждая песня, скачанная на этот плеер, отзывалась в мозгу новым воспоминанием, заживо похороненным на задворках памяти.

— Немо? — окликнула Тина.

Он отмахнулся, продолжая жадно слушать звучащие песни. Тяжёлые, тёмные, как собственная сущность. Колени тряслись, а руки передёргивало при каждом проблеске, с которым проявлялись повреждённые картинки.

«Не нужно ощущать себя одиноким, когда твоя яркая мечта стучится в дверь. Не смей разочаровывать её, не смей. Она разрушит тебя до самых костей».

В памяти всплыл какой-то старинный зал с двумя лестницами и часами меж ними, который стремительно наполнялся клубами чёрного дыма, но нигде не было огня. Часы били как колокола. И ещё голос, рычащий и свирепый. Он был везде, как был везде и тот странный дым. Ещё немного, и он задохнулся бы в темноте, лишившись рассудка от этого голоса.

«За наши грехи мы оставлены здесь, за наши крылья, что сожжены и сломлены… За нашими спинами они сохраняли нам жизнь в этом мире мертвецов. Но не ради памяти, только для зла».

Прокажённые призраки неупокоенных столпились вокруг него, в чём-то порицая, пытаясь убить. А в новом резком видении на него давил Герман, в чём-то обвиняя, прижимая к столу. Чем он был так мерзок? Что за грехи? В чём он ещё повинен, помимо…

«Те, кто ответственен, не дают гарантий. И мы сами по себе, сами по себе. Пытаемся победить эту жестокую болезнь. Но не знаем, как. Не знаем, как».

Болезнь Ирмы. Полутень, застрявшая меж двух миров. Лекарство или эвтаназия. Он выбрал второе.

«Когда надвигается ночь, я вижу, как растут тени, подпитывающих мою бессонницу… Когда надвигается ночь, я слышу тысячу голосов, преследующих моё безумие…»

Одержимость, бессонница, безумие. Отчего ему казалось, что это не просто слова? Как будто он переживал всё это не только в песнях — но и наяву. Агата, отчего она не спасла его, как спасает сейчас? Неужели он сам не позволил ей?

— Немо, что с тобой?

Он не осознал, что смотрит прямо на неё. Агата, добросердечная Агата, слишком добрая. Всё та же, что тогда и что сейчас. Это он был другим. Совершенно другим.

«Слёзы будут моими словами, пока я не смею признаться в боли. Время лечит, но я не хочу больше чувствовать».

Проливной дождь, зябкий холод, та самая черноволосая из старых видений. Она стояла без зонта, промокшая до ниток, обеспокоенная и как будто злая. В следующий миг, в другом месте и при других обстоятельствах, она целилась на него из пистолета. Но она не выстрелила. Пистолет выпал из её рук, и она обняла его, того, кого чуть не убила, с такой горячностью, словно он уже был мёртв. Так друг она или враг? Кто знает?

«Снова будет плыть за рассветом рассвет. Сколько ещё будет жить в тебе мир, которого нет!»

А сейчас перед собой он снова видел Дом Слёз, а напротив него в предвкушении грандиозного улыбался его друг Марк. Он на миг отвернулся и… Что-то здесь не так. Он видел тот же дом, но напротив него теперь стоял Тимофей, слегка обеспокоенный, окидывающий его рассеянным взглядом.

Время замедлилось, застыло. Он смотрел на эту сцену глазами сразу двух парней. Он одновременно смотрел и на Марка, и на Тимофея, одновременно находясь в их телах. Он не был ни кем из них, и в тоже время он были ими обоими.

Что всё это значит?

Вдруг на ум пришёл образ спешно написанной записки. Его записки.

«Сохрани его у себя, Тима. Если я вновь начну сходить с ума, отдай его мне, и я всё вспомню…»

Так это, выходит, его плеер! Это плеер оставил здесь он сам, Немо. Но теперь его зовут не так…

Музыка кончилась. В качестве эпилога оставался последний аудиофайл.

— Что это за «Запись 001»? — Агата постучала по экрану.

— Ну-ка послушаем, — Даниил включил проигрывание.

Несколько секунд шипящей тишины, затем голос. Настоящий голос Немо. Усталый, вкрадчивый, слегка дрожащий местами.

— «Ну здравствуй. Вот ты и связался со мной. Эх, как я безмерно рад тому, что ты, наконец, отошёл от этого безумия и решился быть тем, кем ты на самом деле должен быть. Почему я так считаю? Потому что то, что ты нашёл этот плейер или попросил его у Тимы, уже доказывает тот факт, что ты на верном пути. Ты полутень, дружище. Тот, кто умеет выходить из тела, не умирая. Более того… Тима тоже был полутенью…»

— Что?

— «Ты помнишь же… тот самый дом? Всё началось с него. Там мы стали такими. Но Тима подавил способность полутени в зародыше, и потому за ним не последовало никакое наказание. Я же… решил развить её до максимума. И вот к чему это привело. Ты ничего из этого не помнишь, верно? Ты был безумцем, решившим пожертвовать близкими людьми ради того, что росло внутри тебя. (вздох) Хорошо, что ты был им… когда я до сих пор остаюсь им… Память… Время… Всё взаимосвязано».

— Похоже, он сходит с ума.

— Тише, Данила.

— «Нет памяти, нет времени. Нет времени, нет памяти. Призрак во плоти. Опустошённый… жизнью… призрак. Если я вернусь туда, всё будет кончено. Для всех. И для меня. Я уже не верю, что я могу умереть. Что-то не хочет, чтобы я умирал. И ты будешь жить, я уверен в этом. Просто… вспомни, каким я был. (вздох) Эта музыка поможет твоей памяти. В неё я ментально закодировал те воспоминания, которые посчитал важными для тебя. При прослушивании любого из треков у тебя наверняка что-то всплывёт в голове… И обязательно помни Крис. Если ты до сих пор не нашёл её, она же обязательно тебя найдёт. Будь уверен, она не бросит тебя… как она не бросила меня. А мне пора. Осталось одно незаконченное дело… (на фоне громкие шуршания) Этот дом зовёт меня. Нужно убить его сердце, и тогда я буду свободен. До встречи в будущем, Марк. Хотя, в твоём случае — это уже настоящее».

Запись кончилась. Повисло угнетающее молчание.

— Вот, кажется, и ключ ко многим вопросам, — сказала, наконец, Агата. — Но только, что это за дом, что значит «туда»?..

— Так, погоди-ка, — Даниил отложил плейер. — Крис — это она! Крис, это, то есть, Кристина?

Лицо Тины искривилось. Рука потянулась к губам и зажала рот, когда к подбородку уже подкатывалась непослушная слеза. Тихо вскрикнув, она выбежала из комнаты и, ничего не говоря, бросилась наутёк.

— Тина! — вскочил Данила. — Что с ней?

— Я догоню её, — сказал воскресший и кинулся прочь из комнаты.

— Марк, постой!

Слова Агаты пролетели впустую. На скорости он споткнулся за поворотом и навалился на закрытую дверь квартиры, открывшуюся под его весом. Он рухнул на колени, затем он поднялся, готовый вновь бежать за девушкой, когда застал за спиной мать Тимофея.

— Прошу прощения, Валентина Васильевна! Я должен догнать её и успокоить. Агафья расскажет вам все наши доводы.

— Погодите. Прошу вас.