— И как эта сила должна помочь твоему плану?!

— Ты примешь своего демона. Видение показало мне, что человек с силой воплощения обратит против себя весь мир, своими деяниями. Опустившись во тьму до самого конца, ты объединишь все страны. Ведь никто не отменял один из главных принципов ведения войны.

— Враг моего врага — мой друг?

— Именно.

— Это точно, правда? За этим ты и держал Диану в клетке? Чтобы подготовиться и наверняка получить силу воплощения?

— Да. Она ведь особенная. Больше таких способностей нет ни у кого. Да и мой оракул говорил, что наделять силой эта девченка способна всего три раза за жизнь. Но эта способность нестабильна. Никто не знает когда, в следующий раз она бы смогла одарить кого-нибудь силой.

— Это все?

— В общем да. Ты последняя надежда рода людского, юнец — голос старца поник, и он опустил голову.

— Мне плевать на всех, старик. Но в этом прогнившем до основания мире есть несколько дорогих мне людей. Так, что я думаю, мне стоит согласиться с тобой.

— Хорошо. Тогда еще одна просьба.

— Какая?

— Я умру через пару дней. Не хочу больше ждать. Прерви мою жизнь прямо сейчас. Это будет мне спасением от нескончаемой боли, которая ходит за мной по пятам и одновременно еще одним шагом к твоему «падению».

— Тебе это действительно нужно?

Я не верил себе. Все это время так сильно хотелось убить этого старика, а теперь он передо мной, просит об этом, а мои руки дрожат. Мне стало жаль его, оставшегося совсем одного.

Увидев мои сомнения, старик стал напористее:

— Лиши меня жизни! Я так сильно хочу увидеть жену и дочь, что больше не хочу ждать ни секунды!

— Старик…

По старческому, морщинистому лицу стекали слезы. Он смотрел на меня, как смотрят на человека, от которого зависит ваша жизнь. Взгляд полный любви, надежды и тепла. Никогда не смогу забыть эти глаза…

Странно было видеть столько таких чувств, в человеке, который искренне хотел меня убить. Сосредоточившись, я призвал меч.

— Старик, я сделаю так, что ты даже ничего не почувствуешь.

— Ты не напугаешь меня болью — ухмыльнулся Крупский. Он встал на колени и закрыл глаза.

Когда его голова покатилась с плеч, прежде чем она достигла снега, я увидел на его лице умиротворенную улыбку…

Солнечный свет снова меркнет, предвещая наступление ночи. Пейзаж Оста заметно изменился. И дело отнюдь не в белоснежном покрове, окутавшем город. Белая мантия скрывала лишь малую часть того, что стало с этим, когда-то чудесным местом.

Усеянные снегом и пеплом руины будто и по сей день кричат обо всей тяжести и боли сражений, не так давно бушевавших на этих улицах.

Порывы холодного, декабрьского ветра разносили по округе отзвуки какой-то старой, кажущейся знакомой песни, что лилась из чудом уцелевшего радио в одном из домов.

До этого момента, мне казалось, что я уже погрузил свое сердце во тьму настолько, что подобные картины не вызовут во мне никаких эмоций. Но почему так часто бьется сердце? Почему мои руки дрожат? Почему даже мне, убийце, трудно сохранять сейчас хладнокровие?

Улицы, по которым я раньше бродил, было трудно узнать. Усеянные обломками зданий, сожженной техникой, они больше не полнились жизнью, как это было раньше.

Вот и дом, в котором я жил. Изрешеченные стены, разбитые окна. Здание покосилось, и одна из стен рухнула, но хотя бы все его этажи на месте. А вот напротив и супермаркет, в котором я подрабатывал. Хотя после начала всей этой заварушки, я там ни разу так и не появился.

Сердце все не сбавляло хода, и дрожь не унималась. Закрывая глаза, я снова видел тот самый Ост. Богатый солнечным светом город, но при этом в любую секунду готовый разразиться проливным дождем. Вижу детей переходящих дорогу вместе со своим воспитателем. Вижу вереницу машин, выстроившуюся перед светофором и с нетерпением ожидающую зеленого сигнала.

Но открывая глаза, я будто попадаю в иное измерение. Изо всех сил пытаюсь поверить в то, что пейзаж передо мной, лишь иллюзия, созданная очередным проклятым. Лучше бы всего этого никогда и не было! Ни войны, ни гена ангела! Это не настоящий Ост! То, что я вижу это лишь декорация к какому-нибудь фильму про постапокалипсис! Все не по-настоящему!

Руки сжались в кулаки, а по щеке скатилась слеза. Я и, правда, любил это место! Но никогда не понимал этого! Никогда по-настоящему не задумывался о том, как же все-таки это больно — потерять родной дом!

— Значит вот такая она, настоящая война… — прошептал я, и каждое слово вставало комом в горле.

А ведь так сейчас во многих городах. Сомнения оставили меня. Видимо Крупский говорил правду. Точка невозврата для этой войны уже давно пройдена. Теперь я понимаю, для чего он выбрал именно это место для нашей первой и последней встречи. Это должно побудить меня к действиям. И да, старик! Ты добился своего! Если это действительно в моих силах, то я остановлю эту чертову войну!

Вороны, укрывшись в сумерках, кружили в небе, в поисках того, чем еще можно поживиться на руинах этого, некогда прекрасного процветающего города.

— Сержант Петренко! — громко объявил подполковник, почесывая свою козлиную бородку.

— Я! — не менее громко отозвался Андрей и вышел к трибуне.

— Вы подтверждаете слова капитана Ирины Велесовой и этой девушки? Действительно ли то, что майор Панкратов, перед своей смертью признался в совершении военного преступления, а именно предательства?

На стене, позади широкоплечего, толстого подполковника до сих пор можно было разглядеть следы, еще недавно стекавшей по ней крови майора-предателя. Солдатам армии освобождения пришлось немало поработать, чтобы убрать следы недавно произошедшего здесь побоища.

— Так точно, товарищ подполковник. Я полностью подтверждаю их слова — отозвался сержант.

В этот раз в зале трибунала было намного меньше людей, чем тогда, когда судили Андрея Безмолвного. Но даже среди них нашлись те, кто в обмен на ответ Петренко, одарили его неодобрительными возгласами.

— А доказательства? Они у вас есть? Или мы просто должны на слово поверить нашему «товарищу»? — внезапно с места вскочил высокий, худощавый парень. Его левая рука вся была обмотана бинтами, а левая щека обожжена.

— К порядку! Мы в военном трибунале, а не на базаре! — сурово бросил в его сторону подполковник.

Солдат немного опешил, но быстро пришел в себя и исправился:

— Товарищ подполковник, прошу прощения, разрешите вопрос к товарищу сержанту?

Козлобородый толстяк одобрительно кивнул.

— Майор Панкратов, верой и правдой служивший общему делу долгие годы, вот так просто обвиняется в предательстве? Вздор! А не попытка ли это защитить то уродливое чудовище, что убило его? Обвиняя майора, вы просто пытаетесь прикрыть грехи Андрея Безмолвного!

— Это абсурд! Я сама лично слышала, как майор Панкратов признал свою вину и молил о пощаде! — вскочила со своего места капитан Велесова.

— Под страхом смерти от лап такого чудовища, кто угодно бы признался в чем угодно!

Умозаключение солдата вызвало волну одобрительных возгласов со стороны остальных наблюдавших.

— Если кто-то и предал нас, так это сам сержант Петренко, со своими людьми! — продолжил мысль покалеченный боец.

— Рядовой Мирнюк! — обратился к солдату подполковник — вы осознаете всю тяжесть своего обвинения?

— Так точно. Осознаю! — отозвался Мирнюк, демонстративно не обращая внимания на трибуну, за которой был Андрей. Это было презрение? Или все же страх?

Но как бы, то, ни было, если бы солдат сейчас взглянул на сержанта, то рисковал почувствовать этот страх каждой клеткой своей кожи.

— Андрей предатель?! — воскликнула Диана — с чего ты взял такую глупость!? Я пыталась защитить майора! Он стоял на коленях за моей спиной и скулил, признаваясь во всех своих грехах! Передача информации врагу! Участие в опытах связанных с геном! Все это было на моих глазах!