Вау. Что?

Я смотрю на нее и отказываюсь продолжать наш разговор, пока ее глаза не встретятся с моими. Ее глаза печальны. Понятно, что этот разговор причиняет ей боль, но я рад, что мы наконец-то все обсудили. Когда я отвечаю, в горле у меня сжимается комок. Хотя я не смог помешать им найти нас, она права в том, что я мог бы попытаться остановить их дразнилки. Хлоя причинила мне боль, а я позволил своему глупому мужскому эго встать на пути осознания того, что мог бы заступиться за нее.

— Хлоя, — мягко говорю я, — я бы никогда не пригласил тебя на танцы, если бы ты мне не нравилась.

Она усмехается, пытаясь скрыть обиду.

— Ты пригласил меня в шутку, ради прикола.

Я вздрогнул. Она думает, что это был розыгрыш?

— Хлоя, клянусь тебе, мое приглашение на танцы не было шуткой. Должен ли я был пригласить тебя на поле? Нет. Я хотел поцеловать тебя, и в моих подростковых глазах это звучало лучше, может быть, даже романтичнее, чем в каком-нибудь чулане или спальне на вечеринке, куда мои друзья водили своих спутниц. Я не приводил тебя туда, чтобы устроить шоу для школы. Они также сфотографировали меня со спущенными штанами.

— Что заставило девочек хотеть тебя еще больше, — вклинилась она.

Стыд заполняет меня. Это правда.

— Зачем мне было устраивать тебе розыгрыш? Я мог бы взять с собой кого угодно.

Она вскидывает руки вверх.

— О, ничего себе, ребята. Давайте поприветствуем эго Кайла в разговоре.

— Я сказал это не для того, чтобы похвастаться, а для того, чтобы заявить о себе. Ты мне искренне понравилась. Ты меня заинтриговала. Ты была умна и чертовски красива, и твоя личность была искренней. Ты никогда ни о ком не сказала плохого слова, и ты упорно трудилась ради всего, что у тебя есть. — Я напряженно выдохнул. — Бесило ли меня, когда ты даже не позволила мне объясниться? Да. Меня разозлило, когда ты дала мне пощечину на глазах у моих друзей? Да. Так что я решил: к черту. Если она не хочет иметь со мной ничего общего, значит, так тому и быть.

— Ты позволил им превратить мою жизнь в ад, — процедила она.

Я устраиваюсь так, чтобы сидеть напротив нее, когда замечаю, что по ее щекам текут слезы. Черт. Я не хочу, чтобы она плакала, особенно в моей постели.

Она пытается отвести взгляд и спрятать опухшее лицо и слезы, но я не позволяю ей этого сделать. Ее глаза метнулись к двери ванной, а затем в коридор, ища план побега, чтобы я не увидел ее без доспехов.

— Черт, — шиплю я, обхватывая ее лицо руками. — Пожалуйста, не плачь. Мне очень жаль. Скажи мне, что я могу сделать, чтобы стало лучше. Хочешь, чтобы я дал объявление в газету? Надеть футболку с письмом с извинениями?

Она фыркает, но больше не пытается отстраниться. Однако я все еще не добился зрительного контакта.

— Это не имеет значения. С этим покончено.

Я гримасничаю и смягчаю свой тон.

— Если это все еще причиняет тебе боль, тогда это имеет значение. Прости меня, Хлоя. Я был маленьким глупым придурком, который не подумал о том, к чему приведут мои действия. Прости меня.

Она вдыхает несколько успокаивающих вдохов, прежде чем выпустить нервный смешок.

— Спасибо. Даже если мы не можем вернуться в прошлое, я рада, что мы поговорили об этом. Это было давно запланировано, и я должна была прийти к тебе с этим. А еще тебе следовало набраться смелости и сделать объявление или даже выпустить дурацкую рекламу, урод.

— Если это имеет значение, я расстался с Бекки Биндс после того, как она написала «шлюха» на твоем шкафчике. О, и я ударил Дэниела Мура за то, что он спросил меня, не замолвлю ли я за него словечко, чтобы он залез в твои трусики.

— Вау, теперь это имеет смысл. Хотя я ценю эту попытку, и твои намерения, возможно, были чисты, ты порвал с ней, заставив ее ненавидеть меня еще больше.

— Черт, это точно не помогло мне, не так ли?

Она кивает.

— Я все еще могу дать объявление сейчас, знаешь? — Я тянусь вперед и беру свой телефон с тумбочки. — Давай я позвоню Мелани и узнаю, кто отвечает за рекламу в «Блу Бич Регистер». Я попрошу их подготовить что-нибудь. — Я поднимаю телефон вверх. — Как ты думаешь, мы можем поместить это в газете на этой неделе?

Она выхватывает у меня телефон.

— О Боже, нет! Я пошутила! — Она показывает на меня. — Клянусь Богом, если завтра в газете появится что-нибудь с моим именем, я тебя убью. Я вижу, как Мелани подло позволяет тебе это сделать.

— Значит, теперь ты меня больше не ненавидишь? — Я пытаюсь сделать вид невинности, на который только способен.

— Не важно, как я отношусь к тебе сейчас, я всегда буду ненавидеть тебя за это. — Улыбка играет на ее губах, и она сжимает два пальца вместе, закрывая один глаз. — Теперь немного меньше.

Я обхватываю ее за талию и притягиваю к себе.

— Позволь мне вытрахать из тебя всю ненависть, и ты сможешь поработать над тем, чтобы полюбить меня.

Мы оба вздрагиваем от моих слов.

О, черт.

Это было худшее, что можно было сказать.

У меня есть к ней чувства, но я не могу ее полюбить.

Мы едва знаем друг друга.

Я никогда не был влюблен в девушку.

В старших классах я думал, что влюблялся несколько раз, но опять же, я был тупым, блять, подростком.

Я делаю вид, что эти слова никогда не слетали с моих губ, и целую ее, надеясь, что мой член поможет ей забыть их.

— Что ты здесь делаешь?

Я поворачиваюсь и вижу женщину, которую смутно узнаю. Я знаю ее откуда-то, но не могу точно определить, откуда. Ее светлые волосы зачесаны назад, ее топ достаточно низкий, чтобы показать мне ее бюстгальтер push-up, и намеки на красную помаду украшают ее передние зубы.

— А ты? — спрашиваю я.

— Я Клаудия, сестра Хлои, — отвечает она с рычанием.

Ах, да.

Я арестовывал ее несколько раз. Она называла меня всеми возможными терминами, а некоторые я никогда раньше не слышал. Может, она и наркоманка, но в оскорблениях она изобретательна, как черт.

— Ты должен уйти, — требует она с непонятной мне враждебностью.

Хлоя говорила, что ее сестра ненавидит меня до глубины души, но, черт возьми, это уже переходит все границы.

Мы находимся в толпе людей, и мои руки заняты закусками из киоска. Это не лучшее место для такого разговора.

— Я здесь по той же причине, что и ты, — отвечаю я. — Чтобы посмотреть футбольный матч.

Ее плечи слегка расслабляются, но ее тон все еще громче, чем нужно.

— Трей сказал, что ты снял его с крючка за кражу у этой сучки Гарфилд.

Люди замирают от ее слов и смотрят на нас с любопытством, а некоторые даже с отвращением.

Я понижаю голос, надеясь, что она сделает то же самое.

— Я помог ему, да.

— Почему?

— Мне нравится помогать людям.

Она делает шаг ко мне.

— Так вот что ты делаешь? Помогаешь моей сестре, как будто ты чертов Супермен? Не используй моих детей как пешку, чтобы трахнуть ее. — Она качает головой. — Я знаю твой тип. Твоя заносчивая жена, которая не может нормально сосать член, надоедает тебе в спальне, поэтому ты приходишь к нам, отбросам, чтобы мы тебя развлекали. Когда ты кончаешь, нас выбрасывают.

Черт, какое дерьмо Хлое приходится терпеть от этой женщины.

Неудивительно, что она всегда в стрессе. Эта цыпочка подняла мое кровяное давление после пятиминутного разговора. Я не могу представить, каково это — жить рядом с ней. Мне нужно помочь Хлое снять часть груза с плеч ее сестры, может быть, помочь с детьми.

— Извини, что разрушаю твой внутренний пузырь, Клаудия, но дома не сидит скучная домохозяйка, поэтому я не понимаю, о чем ты говоришь, — отвечаю я с улыбкой. — И я сомневаюсь, что она мне когда-нибудь наскучит.

Она вздрагивает и берет паузу, чтобы придумать ответ. Она не ожидала моего ответа.

— В конце концов, у тебя будет одна, а потом ты выбросишь мою сестру. Я здесь, чтобы остановить это.