— Ты на маму похожа. Это ведь она?

— Она. Но я похожа на папу, у тебя глазомеры неисправны.

— У тебя тоже, — провожу пальцем по рамке. — Что-то ты хреновая хозяйка.

— Думаю, мои умершие родители как-нибудь переживут, что на фоторамке у их никудышной дочери — пыль.

— Взяла и все испортила, — ставлю рамку на место. — Теперь я чувствую себя виноватым.

— А такое бывает?

— А то. Ладно, покорми меня хоть чем-нибудь, раз дальше ничего посмотреть не удастся.

Самое смешное, что есть я и вправду очень хочу. Как будто сто лет не ел. В какой-то момент мне показалось, что Синичкина готова сдаться и реально покормить меня, однако в эту минуту в дверь кто-то позвонил. Вовремя, твою мать. Иду вслед за Лилей. Та, едва взглянув в глазок, не мешкая, открывает дверь. На пороге — слепая. Хотя руку готов дать на отсечение, что она прекрасно видит.

— Ты чего так рано?

— Я за дорожной сумкой, мне надо срочно уехать. Вот поэтому так рано, — сучка лживая. А вот то, что сваливает на сегодня окончательно — это однозначно плюс.

Когда псевдослепая возвращается из своей спальни с чемоданом в коридор, я смотрю на нее в упор, а потом резко провожу рукой из стороны в сторону прям перед ее глазами. И все-таки я дебил. Если в прошлый раз обошлось легким ударом, то сейчас эта сука дала мне аккурат в нос. Боль, блин, адская!

— Даша! Ты что? — подлетаю к Юсупову, у которого шнобель весь в крови.

— А пусть не сует руки, куда не надо. Проверяльщик херов. Я слепая, а не глухая.

— Да не слепая она, не ясно, что ли?! — возмущенно бросает Егор.

— Пока, Лиля. Следи за своим гостем, чтобы что-нибудь не утащил.

— Пока, — бормочу в ответ, смотря на злого Егора. Кажется, ему реально больно.

— Пойдем на кухню, — хватаю Юсупова за свободную руку и веду за собой.

Даю ему бумажное полотенце, сама же принимаюсь рыться в аптечке. И только, когда Егор подходит к раковине и начинает закатывать кровавыми руками рукава рубашки, до меня доходит, что ему надо дать лед. А еще до моего мозга долетает странная мысль — мне нравятся его руки. И дело не в крови, которую он уже смыл. Мне просто нравятся его ладони. Нравится, как они напряжены. И пальцы у него тоже очень даже ничего. Не короткие и не толстые. Такие, как надо. Да… пальцы у него точно такие, как надо. Повиртуозничали в моих трусах знатно. Я бы не отказалась еще раз. Разочек. Всего лишь разочек. Пипец, я реально больная. У него, может быть, шнобель сломан, а я думаю о его руках и пальцетрахе.

— Лиля?

— А? — перевожу взгляд на его лицо.

— Ты долго будешь стоять у морозилки? Может, все-таки достанешь то, ради чего ты туда собралась?

— Ага. Сейчас, — достаю из морозильной камеры упаковку куриных ножек и, обернув ее полотенцем, прикладываю к переносице Егора, сам же Юсупов активно сцеживает свою кровь, наклонив голову к раковине.

Так продолжается еще несколько минут. Я же, как завороженная наблюдаю за этой странной сценой. И только, когда капли крови становятся все реже, я очухиваюсь и, передав заморозку Юсупову, вновь начинаю копошиться в аптечке. Достаю оттуда ватные диски и, скрутив их, смачиваю перекисью водорода.

— Давай вставим их тебе в нос.

— Валяй.

— Я?

— Ты.

— Да пожалуйста, — вставляю ему в ноздри вату.

— Что? — первым нарушает молчание Юсупов.

— Тебе не идет широкий нос.

— Спасибо за комплимент, — поворачивается ко мне. — Что-то достало меня огребать просто так.

— Сам виноват.

— Твоя правда, — соглашается Егор, устремив на меня взгляд.

Становится не по себе, когда я понимаю, что он рассматривает меня с ног до головы. Однако я в ответ так же пялюсь на него. И только спустя несколько минут затянувшегося молчания, когда Юсупов убирает заморозку от носа, я подхожу к нему и тяну руку к его переносице. Аккуратно дотрагиваюсь до нее пальцами.

— Больно?

— Сносно.

— Надеюсь, она не сломала тебе нос.

— Думаю, что нет, — сама не поняла, как мои пальцы с переносицы перешли на его лицо. Резко одернула руки, как только уловила насмешливый взгляд Егора.

— О чем ты сейчас думаешь, Лиля?

— Смотрю на твои ресницы и вспоминаю свою умершую собаку. У нее были такие же.

— Что?

— Ресницы.

На мой ответ Егор открыто усмехается, но ничего не говорит. Молча обходит меня и направляется в сторону ванной. Дверь не закрывает. Ванная теперь четко ассоциируется у меня с конкретным случаем, который я совершенно не прочь повторить. Да, себе-то можно не врать.

Тихо захожу к нему через пару минут. Юсупов уже без ватных тампонов в носу, рассматривает в зеркале свой чуть отекший нос.

— Я просматривал твою страницу ВК, — неожиданно произносит он.

— И?

— На фото ты страшнее, чем в жизни.

— Один-один. Мог бы промолчать, между прочим. Мужик все-таки, — опираюсь о стену.

— Ну, я же не джентльмен, — усмехается, переводя на меня взгляд.

— Спасибо, кстати, за цветы. Странно, но они красивые и не скажешь, что гвоздики.

— Это потому что белые. Красные смотрелись зловеще, — поворачивается в мою сторону. Дальше происходит что-то странное. Мы снова уставились друг на друга в абсолютном молчании.

Первым «оживает» Егор, сделав шаг в мою сторону. Ставит руки по бокам от моей головы и, закрыв глаза, наклоняется ко мне. Проводит многострадальным носом по моей щеке. Отпускает одну руку вниз и, не церемонясь, задирает мою сорочку вверх.

— Что ты делаешь?

— А на что похоже?

— Что ты обтираешь об меня свой нос и вытираешь руку о мою сорочку.

— Где тебя такую только сделали, — усмехается мне в шею, от чего становится смешно, ибо щекотно.

— Судя по маминым рассказам — на сеновале, — еле слышно произношу я, упираясь одной рукой в грудь Егора.

— Предлагаю переиграть сценарий, сначала — секс, потом — еда.

— Да что ты говор…, — договорить мне Юсупов не дал. Закрыл рот поцелуем, а после ловко подхватил на руки.

Все произошло настолько быстро, что я не успела ничего обдумать. Пришла в себя только когда отлипла от его губ. Как я оказалась сидящей на Егоре — не помню, равно как и не знаю, когда он успел сесть вместе со мной на мою же кровать. Я инстинктивно приподнимаю попу, когда Юсупов начинает снимать с меня сорочку. Кидает ее на пол. Так, стоп, а куда, блин, делся мой халат? Хотя я быстро забываю об этом, когда Егор сжимает мои ягодицы, а после начинает поглаживать мою грудь, сжимая до боли соски. Надо сказать, приятной боли, потому что эта грубоватая ласка меня, черт возьми, заводит. Сидеть полуголой с разведенными ногами на мужчине — мне еще не приходилось и, несмотря на то, что поза у меня жуть какая открытая, мне ни капельки не стыдно.

Очень хочу ощутить его обнаженное тело. Поэтому не мешкая, я, ни разу не запнувшись, ловко расстегиваю пуговицы на его рубашке и стягиваю ее с его тела. Зарываюсь рукой в его волосы и тут же тянусь к его губам, при этом, сама того не осознавая, начинаю ерзать на нем, постоянно касаясь его своей грудью. Мне нравится ощущать его тело. По фиг, что будет завтра. Главное, что сейчас хорошо. Закрываю глаза и откидываю голову назад, как только чувствую, как его горячий язык скользит по моей шее. Я даже знаю, что он сейчас сделает, и тем не менее прерывать его не хочу. Одним засосом меньше, одним больше. Плевать. Становится невыносимо жарко, когда я чувствую, как его рука медленно скользит по моему животу вниз. Хочу его, черт возьми, однако зачем-то накрываю его ладонь своими руками. Вот только Юсупов, открыто усмехаясь, перехватывает мои руки и закидывает к себе на плечи.

Его ладонь нагло втискивается между моих ног и пальцы тут же отодвигают полоску моих трусиков в сторону. Как только он начинает двигать большим пальцем вверх-вниз, лаская клитор, я утыкаюсь лицом в его шею. Быть беззвучной не получается от слова совсем. Мне становится еще жарче, кожа как будто горит под его умелыми ласками. Лицо тут же покрывается краской, когда я осознаю, что между ног становится влажно. Боже, как же меня всегда бесили эти вечно текущие девки в любовных романах. А я получается такая же!