— Сейчас будем греться, Синичкина. Ну и удовлетворять твою грешную душеньку.

Черт возьми, нет в этом ничего красивого. Лежу голая с растопыренными ногами и… мамочки, Егор наклоняется к моей обиженной Марьиванне и… это, блин, то, что что я думаю?!

— Я не хочу этого, Егор, — пытаюсь свести ноги, на что Юсупов жестко пресекает мою попытку. Я сама не знаю чего хочу. Просто это слишком… слишком, даже не знаю, как сказать! — Не надо, — жалобно скулю я.

— Надо, — отрезает он и проводит языком по моей плоти. Охренеть. Не день, а сплошные качели.

Чувствую, как по лицу что-то ползет. Черт, явно жук! Резко распахиваю глаза и брезгливо смахиваю букашку с лица. И только спустя несколько секунд, несмотря на темноту в палатке, понимаю, что это божья коровка. Единственное насекомое, к которому я испытываю, если так можно сказать, симпатию. Откидываю голову обратно на надувной матрас и только сейчас ко мне начинает приходить осознание того, где я нахожусь и что вчера случилось. Картинки, орудующего между моих ног Юсупова, так и проносятся перед глазами. К лицу моментально приливает краска и становится невыносимо жарко. Все этим занимаются, вроде как не должно быть стыдно, вот только мне — да. И даже не от того, что Егор делал со мной, точнее с моим телом, а от того, как я себя вела. Я совершенно точно выла или скулила. Или стонала. Одним словом — позорище. Здесь же люди, хотя мне, по большому счету, на них плевать. Однако все равно стыдно и становится не по себе, когда все в курсе чем ты тут занимался.

Вчера, под действием алкоголя, это все было легче воспринимать. Сейчас сложнее, однако, к чему притворяться перед самой собой, я бы повторила этот крышесносный оргазм. Правда, если бы мы были только вдвоем. Я совершенно не помню, что было после и как я вообще оказалась в одежде. А судя по тому, что на мне надето что-то теплое, по ощущениям напоминающее свитер, я сподобилась на какие-то действия. Единственное, что я помню отчетливо, так это то, что никакого продолжения в виде классического секса у нас не было. Помню свое удивление и плохо скрытое разочарование, от чего снова становится стыдно, ибо Егор это точно понял. А дальше провал.

Опускаю руку вниз, пытаясь понять, что еще на мне надето. Скорее всего это Юсуповский свитер, кажется, доходящий мне до середины бедра. Сами ноги голые, но имеются теплые шерстяные носки. Трусы! Это тоже на мне имеется. Несмотря на то, что ночи уже холодные, мне совершенно не холодно. Возможно, все дело в том, что мы накрыты термоодеялом, а, может, влияет тот факт, что меня греет сам Егор, активно пристроившийся ко мне сзади. Видимо мой мозг еще не совсем в адеквате, иначе я бы точно почувствовала не только его руку, обвившую мою талию, но и тот самый стояк, упирающийся в меня. Вот и получен ответ на мой недавний вопрос.

Пытаюсь как можно аккуратнее убрать его руку, чтобы выбраться наружу и помочиться, но в этот момент Егор сам убирает свою конечность и переворачивается на спину. И тут я забываю про свой наполненный мочевой пузырь. Зачем-то начинаю рассматривать спящее лицо Юсупова. Становится необъяснимо грустно от того, что у него настолько смазливая морда. Сколько девок побывало в его постели, а сколько еще будет…

С таким как он никогда не будет совместного будущего. Хуже всего, что я понимаю, что что-то к нему испытываю. Не хочу даже думать, что это может быть влюбленность. Месяц. Ровно месяц и надо разойтись. Мне будет достаточно для того, чтобы втянуться в мир секса и оторваться как следует, и недостаточно для того, чтобы втрескаться в него по уши. Все, еще четыре недели. Нет, уже три с половиной. Мне однозначно хватит.

Сама не поняла, как моя рука потянулась к его шраму на брови, а потом медленно пальцы перешли на его губы. Никогда не понимала, как люди могут целоваться по утрам, когда нечищены зубы, а сейчас поймала себя на мысли, что очень хочу поцеловать Егора и на гигиену мне плевать. Вот только я даже не успеваю убрать пальцы с его губ, как он резко их мне прикусывает. Не больно, но достаточно, для того чтобы от испуга полностью проснуться.

— Дурак!

— Есть немного, — улыбаясь, произносит Егор, протирая при этом заспанные глаза руками. — Как спалось?

— Не знаю. Точнее не помню, но так-то я кроватофилка, поэтому скорее всего мне не понравилось.

— Ммм, кто ты еще? — лениво протянул Егор, притягивая меня на себя.

— Подушкофилка.

— И серийная засыпальщица. Никогда не видел, чтобы так быстро и коматозно засыпали.

— Я, если честно, не помню ничего, что было после того, как ты мне… ну короче, ты понял.

— Да ничего особенного. Ты начала неохотно вытираться полотенцем и почти сразу провалилась в коматоз.

— Ясно. Ты чо меня сам одевал?

— Ага.

— А джинсы почему не натянул?

— Это оказалось непосильной задачей. Скажи спасибо, что трусы и свитер натянул. И носки еще, между прочим. Так-то я не утруждаюсь одеванием женщин. Обычно все наоборот.

— Ясно. Спасибо, кстати, — вполне искренне произношу я и тут же ощущаю его губа на своих. Отлично, значит он тоже не брезгует. Приятно это все, блин.

Отрываюсь от его губ и кладу голову на его грудь. Юсупов тоже успел одеться. На нем, в отличие от меня, имеются джинсы и толстовка. Происходящее сейчас мне кажется очень странным. Ощущение, что мы с Егором встречаемся как минимум десяток лет. Нет в данную минуту никакого напряга. Все как-то естественно, как будто так и должно быть. Я забыла о том, что хотела в туалет, сейчас мне хочется говорить. Не о себе. О нем. Я ведь мало о нем знаю, именно от него самого. А у каждого, как известно, своя правда. Наверное, поэтому, приподняв голову, я задаю не самый подходящий в данный момент вопрос, но мне, блин, интересно.

— А ты тоже как твой брат не любишь женщин и считаешь их в большинстве своем… шлюхами? — чувствую, как Юсупов напрягся. — Ну что? Спроси меня, о чем хочешь в ответ. Не злись. Мне просто интересно. Я же не знаю, о чем можно тебя спрашивать, а о чем нельзя, — блин, я что сейчас оправдываюсь?!

— Дело не в вопросах. Меня раздражает в твоих разговорах упоминание моего брата. Если что-то хочешь спросить — не надо его сюда приплетать. И тем более нас сравнивать. И нет, я не ненавижу женщин и каждую шлюхой не считаю. У нас общая ебливая сука мамаша, а не общая на двоих жизнь. Это ведь тебе Аня сказала? — молчу, хотя и без того понятно кто. — Никогда не думал, что она такая балаболка. Тебя, наверное, плющит от того, что не с кем меня обсудить, да?

— Неа. Я бы все равно не рассказывала о своем сексе кому-либо. А ты тем более останешься моей страшной тайной. Так что я тебя никому не похвалю и ни перед кем не опорочу. Можешь спать спокойно, — произнесла шутливо, однако это чистейшая правда.

— Почему? Почему тайной? — задумчиво добавляет Юсупов, нахмурив брови. — Я уж точно не тот, кого можно стыдиться.

— Ммм… наверное, потому что наши дороги разойдутся в ближайшее время, а мне потом все косточки будут перемывать. Мне, знаешь ли, в школе хватило быть объектом повышенного далеко не самого приятного внимания. Поэтому, чем меньше людей знает что-либо, тем лучше. Тем более Аня. Я всегда тебя… обсирала в наших с ней разговорах. Не понимала, как она могла быть в тебя влюбленной на протяжении такого времени. А что я сейчас ей расскажу, что ты не только оказался не гондоном, но вдобавок я с тобой сплю и хожу на пикнички? Это же жесть какая-то, — кажется, я переборщила. Вместо хмурого лица, пришло откровенно злое. — Ты меня тоже оскорблял. Ну, извини, что говорю правду. Не обижайся, у меня нет цели тебя сейчас обидеть. Когда будет, ты узнаешь. Я тогда буду тебя поносить от «а» до «я».

— Удивительно, как ты дожила до двадцати двух целой и невредимой.

— Ну так все просто, я же оказывается была девственницей. В лесу мы тоже поэтому выжили. А вот сейчас мне придется туго, теперь я точно не девочка. Думаешь, надо быть осторожнее со своим языком, да?