Филипок 13:36

«Ты какие цветы любишь, Синичкина?»

Изыди!

13:37

«Гвоздики»

И все-таки я кретинка.

Филипок 13:37

«Я тебе засажу…засажу…засажу….всю поляну цветами, если только мне дашь…дашь…дашь…дашь….семена сих гвоздик»

13:38

«Пошел на йух. Не пиши мне больше»

Вот теперь я удовлетворена. Выключаю мобильник и откидываю его на кровать.

Просыпаюсь только в половину шестого. Да и то благодаря Даше. Быстро принимаю душ и, отодвинув на задний план все заботы, принимаюсь штудировать «Внутренние болезни». Секс-шоп — это, конечно, замечательно, но для терапевта знания резиновых членов не помогут. Очухиваюсь я только тогда, когда слышу звонок в дверь. Перевожу взгляд на часы — начало девятого. По непрекращающемуся звонку поняла, что это точно не Даша. Во-первых, для ее возвращения рано, во-вторых, дверь она открывает своим ключом. Здравый смысл говорит отчетливо сидеть на месте, но есть еще и жопа, которая активно ищет приключения. Ну кого я обманываю? Я ведь знаю кто там. И хочу, чтобы это был он. Докатилась, Синичкина. Фу! Даже неприятные воспоминания в виде «деревенщины» и «секонд-хенда» не останавливают меня от того, чтобы подойти к двери. Проворачиваю замок и, не задавая никаких дурацких вопросов, открываю дверь.

— А я надел самые дерьмовые кроссовки, чтобы барабанить в дверь ногой. Что-то ты быстро и без выпендрежа ее открыла. Чую подвох.

— Я пиццу ждала, а не тебя, — о, спасибо, мозг за то, что еще генерируешь дельные идеи.

— Супер, я как раз голоден, — как ни в чем не бывало бросает Юсупов, отводя из-за спины руку с охапкой белых гвоздик. И вот тут я окончательно поняла, что дверь я открыла зря.

Резко ее захлопываю, но нога Егора, вовремя подставленная в проем, не дает мне закрыть дверь до конца.

— Как знал, что кроссовки пригодятся, — с силой распахивает дверь и проходит в квартиру, оттеснив меня в сторону. — Так как пицца до нас не доедет, в ввиду того, что ее не заказывали, а мой растущий организм хочет есть, я согласен на яйца, — наклоняется к моему лицу. — Куриные. Жареные.

Скидываю с себя кроссовки и протягиваю Синичкиной букет. Та стоит как примороженная, рассматривая цветы. И только после того, как я реально тыкнул в нее этим самым букетом, она-таки соизволила взять его в руки. Долго его рассматривает, я же открыто пялюсь на ее распахнутый халат, под которым сегодня красуется такого же синего цвета сорочка. Это не сексуальный шелковый наряд, скорее хлопковый анти-секс, но Синичкиной идет. Из разряда — человек красит одежду. Перевожу взгляд на ее лицо и понимаю, что меня напрягает.

— Ты чего такая серьезная? Прям фу. Мне не нравится, — совершенно серьезно произношу я.

— А мне не нравится то, что между нами происходит.

— Нравится не нравится, скидывай трусы, моя красавица. Ой, ладно, не грузись, пока можешь оставить их на себе. Я есть хочу. Ты одна, кстати?

— Не одна.

— Точно, я забыл, с тобой всегда твоя придурь. А сожительница твоя здесь?

— Если ты про мою соседку Дашу, то ее здесь нет. Она на работе.

— Супер. Тогда кто здесь есть, если ты не одна?

— Тоша, Гоша и Ашот.

— Твои воображаемые друзья? — ляпаю первое, что приходит на ум.

— Нет, они очень даже реальные, — могу поклясться, что Лиля говорит совершенно серьезно. Да и такая как она вполне может дружить с Ашотом и еще хер знает с кем. Вот только никакие друзья совершенно не входили в мои планы.

— Честно говоря, из этого списка Ашот меня пугает даже без личного знакомства.

— Ты удивишься, но меня он тоже пугает. Он крупнее Гоши и Тоши, да и лапы у него такие прям…большие. Пойдем, познакомлю.

— Что-то мне не хочется.

— Ну мне тоже не хотелось, но пришлось. Пойдем, ссыкун.

— Что ты сейчас сказала?

— Пойдем, Егор, — подхватывает меня под руку и ведет за собой.

Снимаемая Синичкиной квартира — не хоромы, поэтому через несколько секунд мы оказываемся на кухне. Надо сказать — в пустой. Черт, я мог бы поклясться, что про друзей она не шутила.

— Знакомься, это Тоша, — тычет пальцем в потолок над холодильником. — А рядом с ним Гоша, — только спустя несколько секунд, присмотревшись тщательнее, до меня доходит, кого представляет мне эта бестолочь. — А вот это Ашот, — указывает взглядом на паука покрупнее около окна.

— Мда, полный писинус. Ты лечиться не пробовала?

— От чего?

— Кто дает имена паукам?!

— Я, — как ни в чем не бывало спокойно отвечает Лиля, доставая из ящика под раковиной трехлитровую банку. — Я живу уже с ними года четыре, чего б не дать им имена?

— У меня для тебя плохая новость. Такие пауки не живут четыре года. Максимум год.

— Да? Ну значит они меняются. Но мне проще их называть одинаково. К тому же, какой-то из них всегда крупнее, стало быть, Ашот.

— Ты убивать их не пробовала?

— Их нельзя убивать. Бабушка с детства строго-настрого запрещала. Примета плохая. Так и живем.

— Не конфликтуете?

— Был разочек. Мне Ашот в ухо залез, когда я спала. Да, — задумчиво произносит Синичкина. — Наверное, тогда после моих действий на смену ему и пришел новый…Ашот.

— Слушай, ты реально чокнутая.

— И это мне говорит человек, который задает вопрос не конфликтую ли я с пауками? — парирует в ответ Лиля, ставя цветы в банку.

— Ну да, два дебила — это сила. Ты собираешься меня кормить или нет?

— Конечно же, нет.

— Значит так, я иду мыть руки, а ты готовишь мне яичницу.

То, что она мне ничего не приготовит — ясно как Божий день, но в принципе мне плевать. Сам найду, что поесть. Куда больше меня интересует спальня, в которой живет эта чеканушка. Включаю воду и выхожу из ванной. Захожу в первую попавшуюся комнату и безошибочно попадаю в Лилино «царство». Комната, надо признать, неплохая, даже с новеньким ремонтом, правда, ее размеры маловаты.

Открываю подряд все ящики с одеждой, особое внимание акцентируя на белье. Да, Синичкина и секс — это разные вещи. Тут даже стринг нет. У всех девок они есть. Ну хотя бы одни! У этой же все какое-то… детское. Цветастое. С дурацкими надписями. Ну хоть не бабкинские широкие труселя и на том спасибо. Открываю последний ящик в комоде и попадаю взглядом на розовый… дневник. Гореть мне в аду. Не раздумывая открываю книженцию, и начинаю пролистывать. Дневник оказался не дневником, а какой-то хренью. Однако желания Синичкиной в нем отмечены. Охренеть. Да быть такого не может!

— Ты охренел?! — резко захлопываю книженцию и кидаю обратно в ящик.

— Рука мне не владыка. Сама потянулась. Каюсь, — выпрямляюсь во весь рост и тут же ощущаю, как Лиля со всей силы наступает мне на ногу. — Ты только что отдавила ногу принцу на белом авто! Тихо, не раздувай так ноздри. Они оказываются могут у тебя расширяться.

— Ты…ты…ты сукин сын! — толкает меня в грудь.

— Что правда, то правда. Моя мать сука. И вообще можешь ее обзывать как угодно. Утоли мое любопытство, ты серьезно мечтаешь о принце на белом коне?

— А даже если мечтаю, тебе какая разница?!

— От тебя неожиданно. Ну принц еще куда ни шло, но конь. Конь-то куда?

— А от тебя ожидаемо — одни убытки. Ты мне воду просто так слил. А у меня счетчики, между прочим!

— Кошмар. Гореть мне за это в аду. Дважды. Сколько там уже набежало?

— Иди в жопу.

— В твою?

— Выйди из моей комнаты.

— Подожди, я еще не все рассмотрел, — перевожу взгляд на кровать. Кстати, нормальная такая. Для двоих сгодится.

Под гневным взглядом Синичкиной ступаю на еще одну опасную территорию, а именно беру в руки единственную фотографию в фоторамке, на которой совершенно точно изображена Лиля. И, по всей вероятности, ее родители, учитывая, что Лиля похожа на обнимающую ее женщину. Синичкина здесь еще подросток. Максимум лет шестнадцать. Нос еще уже, чем сейчас.