— С собакой? — прижав к груди дешевый блокнот, больше подходящий школьнику, Лисицкий и не думает расстраиваться, в то время как его неразговорчивый знакомый брезгливо морщится, уже успев изучить обложку. — Сойдемся на пирожных?

— Без проблем. Хотя, как по мне, он премиленький, — отзываюсь, теперь разглядывая оживившихся гостей, и случайно замечаю мужчину, повернутого ко мне спиной. Не нахожу в нем ничего особенного, но уже точно знаю, что что-то изменится безвозвратно в ту самую секунду, когда я смогу разглядеть его лицо…

Игорь

Я до сих пор не привык к тому, что отцовский кабинет встречает меня холодной пустотой, от которой вниз по позвоночнику ползут мурашки. Я настоял сохранить это место таким, каким в последний раз видел его отец: на столе раскрытая папка с документами, шариковая ручка небрежно брошена поверх газеты, лампа чуть сдвинута в сторону, опасно приблизившись к краю. И этот его свитер (черный, с отложным воротником и тремя огромными пуговицами на груди), в котором он усаживался в любимое кресло и читал Питера Блэтти — все так же висит на спинке стула, словно он скинул его пару минут назад. Пять месяцев прошло, а я не могу перестать ловить себя на этом глупом занятии — стою у окна и то и дело бросаю взгляды на дверь, вдруг зайдет?

— Ты еще не одет? — как всегда невозмутимая и уверенная в собственной неотразимости Эвелина заглядывает в приоткрытую дверь, так и не решаясь зайти. Постукивает пальцами по дорогому дереву и, не отводя глаз от моего лица, ждет очевидного ответа. На мне спортивные треники и мятая майка, разве я похожу на того, кто через минуту прыгнет в машину и помчится на шумную вечеринку?

И не думаю подавать голос, проходя мимо, и демонстративно закрываю дверь, не считая ее достойной притрагиваться хоть к одной вещи, когда-то принадлежащей отцу. Мы в состоянии затянувшегося противостояния — я виню ее в том, что у шестидесятилетнего мужика, ежегодно проходящего обследование в лучших клиниках страны, так внезапно отказало сердце, после очередного скандала со взбалмошной супругой, а она никак не может мне простить, что я ограничил ее в финансах. Хотела популярности, всякий раз забывая о собственной семье? Валяй, пожимай плоды: нагрузи себя съемками в третьесортных сериалах и самостоятельно оплачивай собственные прихоти.

Я быстро поднимаюсь в спальню, на ходу избавляясь от пропахшей потом одежды, и не могу не улыбнуться, когда моего голого торса касаются маленькие женские ладошки.

— Какой ты здоровяк, — целуя мою спину, Яна урчит, как кошка, с жадностью вдыхая мой запах.

— Я только что из спортзала. Не думаю, что сейчас самое время меня нюхать, — смеюсь, бросая под ноги влажную майку, и разворачиваюсь к женщине, чьи глаза уже сияют каким-то нездоровым блеском…

Свободная, легкая, как летний ветерок и совершенно необузданная натура, сумевшая вернуть меня к жизни после потери самого дорогого человека.

— По-моему, меня это только заводит, — игриво проведя ногтем дорожку по моему прессу к резинке штанов, она закусывает губу, и опускает свой взгляд ниже. — Лисицкий ведь не обидится, если мы немножко опоздаем?

Я и не думаю протестовать, покорно подчиняясь настойчивым рукам, уже толкающим меня в грудь, и завалившись на кровать, позволяю ей делать все, о чем она мечтала на протяжении месяца.

***

Я никогда не считал себя романтиком. Не отличался стабильностью в выборе партнерш и если быть честным, вряд ли хоть одна из моих бывших сумела сохранить обо мне приятные воспоминания. Уж такова моя натура — постоянство не мой конек. К двадцати восьми не одного романа, продлившегося хотя бы неделю, и отсутствие малейшего представления о том, как, вообще, люди создают семьи. Не было у меня примера перед глазами: у мамы постоянные репетиции, у отца сумасшедший график, в который не всегда умещалось время на полноценный сон. Разве что с возрастом, он стал гуманней относиться к собственному здоровью, взяв за правило проводить выходные в загородном доме.

Так что к моменту, когда в моей жизни появилась Яна, я был пропащим, беспросветным гулякой, сохраняющим серьезность разве что только в офисе. Я сразу ее заметил — яркая барменша в одном из баров, где мы со Славой частенько бывали, игриво улыбалась клиентам, замешивая очередной коктейль. Она плавно покачивала бедрами в такт громыхающей музыке, и всякий раз кокетливо опускала ресницы, стоило подпившему гостю что-то шепнуть ей на ушко. Не знаю, что именно меня привлекло, да и если быть честным, даже не стал над этим размышлять, в тот же вечер перейдя в наступление. Следующим утром покидал гостиничный номер с самодовольной ухмылкой на губах, не подозревая, что это вовсе не я одержал верх над длинноногой брюнеткой. Она взяла меня в плен, за одну ночь что-то перевернув в моей голове, и с тех самых пор ни о ком другом я даже думать не могу.

— Я не размазала помаду? — взглянув на себя в зеркало заднего вида, Яна приоткрывает рот, поправляя пальцем макияж, а я уже забываю о времени, впервые готовый наплевать на праздник друга. Месяц, что прошел вдали от нее, стал испытанием — сколько бы ночей мы ни провели вместе с тех пор, как я вернулся в Столицу, мне всегда мало. Мало ее поцелуев, мало ее объятий, ее тела, ласк, и голоса…

— Эй! Не смотри так! — пихая меня в плечо, она дарит мне свою улыбку, немного склонив голову набок. — Тебе стоит провериться — аппетит у тебя неуемный. А в твои россказни о хранимой мне верности я ни за что не поверю.

Быстро целует меня в губы и уже выходит из машины, вышагивая, словно под ногами не припорошенный снегом асфальт, а подиум лучшего дома моды:

— Поторопился бы ты, — кричит, не поворачиваясь, пока я не спеша плетусь следом, любуясь красотой ее тела. — А то еще уведут прямо у тебя из-под носа.

Вряд ли. Это последнее, что может с нами случиться, ведь я впервые настроен серьезно никогда не отпускать из своей жизни женщину, которой вряд ли сумею насытиться. По привычке прячу руку в кармане брюк и сжимаю бархатный футляр, намеренный как можно скорее вручить его законной владелице…

***

— Ну, здорово, старик! — бью Славку по плечу, и жму протянутую ладонь, крепко обнимая единственного друга. Что-то желаю ему, скорее для проформы, ведь он и так прекрасно знает, что я считаю его едва ли не братом, счастье которого для меня так же важно, как свое собственное, и помогаю Яне устроиться на ее месте. Бегло обвожу взглядом стол, не слишком-то обрадовавшись соседству с одногруппником Лисицкого: скользкий тип, постоянно молчит, а если и решается заговорить, то чаще всего бросает что-то несвязное…‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Здравствуйте, — я только сейчас замечаю бледную девушку, напряженно вцепившуюся пальцами в столешницу, и вновь возвращаюсь к имениннику. — Надеюсь, горячее еще не подавали?

— А ты разве не наелся? — не смущаясь присутствия посторонних, шепчет мне на ухо девушка, слегка прикусывая мочку уха, и льнет к руке, устраивая свой подбородок на моем плече. Скромность ей незнакома.

— Нет, вы как раз вовремя. Подарок принес? — друг и не думает дожидаться появления официанта, собственноручно наполняя наши пустые бокалы. — Тебе шампанское?

Яна кивает, скучающим взглядом обводя сотню незнакомцев, заполнивших зал и останавливается на Славиной спутнице, с момента нашего появления, так и не проронившей ни слова.

— Ужасно, да? Сборище напыщенных индюков, — обращается к миловидной брюнетке, стараясь говорить как можно тише. — Я до жути не люблю такие праздники.

— Вообще-то, я все слышу, — Лисицкий считает своим долгом заступиться за приглашенных и только сейчас опомнившись, решается нас познакомить. — Это Лиза. Моя ассистентка.

— Ассистентка? — я не могу сдержать удивления, прерывая товарища.

— Слово «секретарь» у нас под запретом. Ее красный диплом не позволяет мне называть вещи своими именами. Лиза, — Славка улыбается, привлекая ее внимание, — а это мой друг Игорь.