— Что ж неуклюжая-то такая? — подхватив меня под локоток, когда я чуть не падаю, Громов ведет меня к парковке, и, к великому счастью, не замечает моего изумления, сразу занимая место на водительском кресле своей поблескивающей в свете фонарей иномарки. Явно дорогой и надежной.

— Где живешь хоть?

— В общежитии. Улица…

— Знаю, — хмыкнув, он уже выруливает с территории вуза.

— Тоже там живешь? — ляпаю первое, что приходит на ум, и тут же краснею — образ человека в шикарном пальто никак не вяжется с общим душем и завариваемым на кухне Дошираком.

— Нет, но пару раз там бывать приходилось. Тебя как звать?

— Лиза. Лиза Волкова.

— Волкова, — опять хмыкает, глянув на меня, как на малявку, с которой его попросили понянчиться сегодняшним вечером, и расстегивает пуговицы на своей верхней одежде.

Ему, наверное, года двадцать три, а выглядит старше, хоть легкий бардак на голове и придает мальчишеского шарма его прическе. Скорее всего, дело в его взгляде, каком-то серьезном, задумчивом, и немного хитром, когда он смотрит вот так, с прищуром.

— Признавайся давай, списывала, наверное.

— Нет. Я готовилась. Но эти программные коды мне тяжело даются. Специально заучила тот, что он в лекциях давал, а ему новый подавай, собственноручный…

— Ясно, — притормозив на светофоре, Игорь лениво разглядывает улицу, устроив локоть на водительской двери.

Красивый. И красота у него сугубо мужская, резкая, как заточенный клинок. Скулы, лоб, нос, подбородок — словно умело высечены, без излишней нежности и так часто теперь встречаемой плавности линий в мужских лицах.

— А ты сдал свои хвосты? — устав от затянувшегося молчания, решаюсь попробовать хотя бы раз завести непринужденную беседу, чтоб без подрагивания в пальцах. Про себя даю клятву, что не стану ругать свой болтливый язык за очередную сказанную глупость и, отогревшись в тепле салона, расслабленно расправляю плечи. Может, и не встретимся больше, чего каждое слово подбирать?

— Сдал, иначе бы не подвозил тебя. Так что учись, чтобы потом не бегать.

— А я и учусь. Чтобы ты знал, в группе я лучшая. Просто информатик еще этого не понял, — я нагло вздергиваю подбородок.

— И скромная.

— И скромная, — повторяю, отвечая на его улыбку, и до самого общежития обсуждаю с ним нелегкую участь студента.

— Расстроилась, да? — часом позже, Танька усаживается на мою кровать, отбирая учебник по ненавистному мне предмету, который я вознамерилась заучить от корки до корки.

— Вот еще! Пошел этот Беляев куда подальше. В среду так отвечу, что он дар речи потеряет! — подоткнув под спину подушку, подбираю ноги к груди.

— Какая ты еще малышка, Волкова! — рассмеявшись над моим боевым настроем, Петрова взбивает пятерней мои растрепавшиеся волосы.

— А ты, Петька, значит, старуха? — знаю, как ей не нравится это прозвище, но уже сама завелась. Ребенок, значит? Танька лишь на два года старше!

— Ты посмотри, какая язва! — ничуть не обидевшись, Петрова устраивается рядом со мной, ни с первого раза избавившись от тапок.

С ней мне всегда комфортно. За те три месяца, что я перебралась в недавно отремонтированную комнатку на втором этаже, мы, кажется, сумели неплохо сблизиться.

Я знаю, что в школе училась она неважно, так что сейчас родителям Петровой приходится нелегко. Мама устроилась на подработку, папа взял дополнительные смены, чтобы хоть как-то свести концы с концами, пока любимая дочь учится в одном из лучших вузов России. Мне, может, и хотелось ее спросить, для чего она так настойчиво пробивалась именно сюда, ведь в Москве выбор университетов огромен, но кто ж разберет, что в голове у этой девчонки. Тем более что личность она творческая — может часами сидеть в наушниках, погрузившись в мир музыки, и не реагировать на твой призыв, даже если ты настойчиво станешь трепать ее за плечо.

— Чего меня не дождалась? — устав перелистывать ленту в своей соцсети, Танька вновь отвлекает меня от учебы.

— Знакомого встретила, — стараюсь говорить как можно безразличней. — Предложил подвезти.

— Знакомый? — ее брови ползут вверх, и от такого явного удивления на ее лице мне становится не по себе.

Не красавица я: слишком худая, слишком бледная, а если учесть, что в отличие от многих так и не научилась пользоваться косметикой, то и вовсе слишком непримечательная. Я — одно большое и неприглядное «слишком», но думать так на свой счет про себя — вполне сносно, а видеть в глазах подруги такое неприкрытое недоверие к моим словам — больно.

Ведь правы и Танька, и Сема Трошев, мелкая я еще. Совсем не подготовленная к жизни ни физически, ни морально. Не одного романа за спиной, даже наивной влюбленности в соседа по парте, в то время как многие, уже вовсю придаются безумию…

— А что? По-твоему, у меня знакомых быть не может?

— Могут. Просто, — Петрова краснеет, отводя от меня глаза, — ты всегда такая серьезная, вся в учебе. А тут друг. Да еще и подвозит…

Я предпочитаю промолчать.

— Наутро Игорь нашел в интернете мой профиль и скинул пример злополучного кода, — смотрю на Филиппа, ожидая очередного вопроса.

— И вы влюбились. Такой герой, да еще и в красивом пальто, — ища отклика в зрительном зале на не самую удачную шутку, Смирнов широко улыбается, демонстрируя в камеру белоснежные зубы.

— Не сразу, конечно, но как и любая девочка, начала воображать, — вздыхаю, только сейчас понимая, как эта чертова информатика усложнила мою жизнь. — Он ведь красив. А я хоть и была разумной, но девчачье сердце живет по своим законам. Нам ведь немного надо, — смотрю на улыбнувшуюся мне женщину лет пятидесяти, сидящую в первом ряду. — Где-то с неделю я невольно ловила себя на мыслях: «Он ведь не прошел мимо! Подвез! Еще и про зачет мой не забыл!». И вот однажды набралась смелости и написала. В новогоднюю ночь.

— Поздравили?

— Да. И очень боялась, что он не ответит, — теперь смеюсь уже я, вспоминая, какой дурехой была. Тогда мне это казалось самым страшным на свете — не получить ответ на дурацкое сообщение. А сейчас? Сейчас я знаю, что в мире есть вещи куда более зловещие. Например, не видеть, как твои дети учатся чему-то новому…

— И вы начали общаться? — ведущий вновь садится рядом, а я ловлю себя на том, что за то недолгое время, что я нахожусь здесь, он уже раз десять пересек студию.

— Да. В основном я просила помощи в учебе, интересовалась преподавателями… Тогда я еще не умела кокетничать.

— Но этого ведь хватило, чтобы он разглядел в вас непросто товарища, иначе…

— Нет, — перебиваю, понимая, к чему он клонит. — Для Игоря тогда я была ребенком. Наверное, его подкупила моя детская непосредственность. Когда в нашей переписке мы незаметно для самих себя начали делиться личными переживаниями, я за словом в карман не лезла. Говорила в лоб, чем веселила Громова…

— Он обсуждал с вами своих женщин? Ведь наверняка поклонниц у него было немало, — тараторит ведущий, вновь повернувшись к экрану за своей спиной. А мне и смотреть не надо. Знаю, там мой красавец-муж в окружении размалеванных девиц.

— Редко. И переживала я это очень болезненно… Я мало что смыслила во взрослых взаимоотношениях, и единственное о чем мечтала — держать его за руку. Я была тепличным ребенком, вечеринки не посещала, в старших классах стала почти затворницей. Мечтала о поступлении, а для этого нужно трудиться.

Я расслабленна, но отчего-то выжата, как лимон. Уже начинаю привыкать к яркому свету в павильоне, нацеленным на меня взглядам, дотошному ведущему. По крайней мере, проваливаться в бездну воспоминаний присутствие посторонних людей мне совсем не мешает. Засматриваюсь на синий пиджак своего собеседника и тут же тону в круговороте сменяющихся картинок. Игорь обожает синий.

За ежедневной суетой я и не заметила, как пришла весна. Со стремительной скоростью деревья одевались в листву, лужайка перед университетом уже окрасилась в насыщенный зеленый, и мы с Таней все чаще коротали большой перерыв на заднем дворе. Расстилали свои ветровки на траве и подставляли лицо солнечным лучам — ласковым и еще таким щадящим. Я по обыкновению читала книги, с недавних пор открыв в себе страсть к любовным романам, а Петрова дремала, подложив под голову мой новенький рюкзак.