— Если я обращусь к ней с подобной просьбой, она и слушать не станет. А вот ты, — не договаривает, прекрасно понимая, что мне наперед известно, какой смысл она вкладывает в свой поучительный взгляд.

Волкова с другой планеты. С той, где семья — это непросто звук, а нерушимые связи и безграничная любовь. Где поздравления с праздником — не обязательство, а крик души, желающей поделиться с близкими своими чувствами; в ней нет места секретам и обидам. Этому она и пытается меня научить, то и дело принимаясь читать лекции о том, как важно не потерять драгоценное время, лелея свои обиды.

Странная. Видит хорошее во всем, даже не подозревая, как далека от истины — в моей жизни стало таким привычным обманывать, недоговаривать и претворяться. Даже с ней.

— Ну, Гоша, — тянет, складывая руки в молитвенном жесте, и именно это находит отклик внутри меня — видеть, как искренне она переживает за подругу, как свято верит в ее успех, как уповает на мою помощь…

— Ее первым продюсером стал Юнусов. Моя свекровь, принимала непосредственное участие в ее раскрутке. Первые два клипа были сняты по ее задумке, — понимаю, что так погрузился в воспоминания, что немного отвлекся от просмотра передачи. Гляжу на экран, где сейчас крупным планом транслируется монолог жены, и устраиваюсь поудобней, выуживаю из кармана зажигалку.

— А вы… — ведущий не успевает договорить, поскольку Лиза торопится с ответом, заранее предугадав вопрос Смирнова.

— Я проработала с ней первый месяц. До того как контракт был подписан. Устроила несколько выступлений на небольших площадках, и отвечала за ее превращение в белого лебедя. Первые костюмы, посещение салонов красоты, диетолога, фитнес-центра — все это было оплачено Громовым.

— Безвозмездно?

— Да. Хотя, — криво усмехается, не в силах сдержаться, — думаю, свой долг она уже отработала.

В моей постели. Ухмыляюсь, делая первую затяжку, очень надеясь, что этой женщине в бардовом платье сейчас так же паршиво, как было мне. Известие о предательстве друга любого выбьет из колеи.

Медленно выдыхаю дым, оборачиваясь на дверь, чтобы убедиться, что она плотно закрыта, и возвращаюсь к экрану, болезненно морщась, когда камера крупным планом берет ладонь друга, застывшую на руке моей жены. Невинное касание, вызывающее во мне бурю эмоций: гнев, злость, обида — все-то, в чем кто-то непременно решит меня упрекнуть. Свое право на ревность я давно потерял…

— Тяжело ли было пережить такое предательство? — вкрадчивый голос Смирнова, тишина, повисшая в студии, и еле различимый вздох, сорвавшийся с уст супруги. Ярких, и сейчас особенно манящих, когда между нами непреодолимая пропасть предательств, лжи и измен. Нашим чувствам не суждено было встретиться: мои — слишком медленно разгорались, ее — так внезапно перегорели.

— Приятного мало. Но это жизнь, и нам не дано предугадать наперед, что ждет нас за поворотом, — берет себя в руки и аккуратно освобождается из слабого захвата мужских пальцев. Боится за свою репутацию?

— Вы не пытались позвонить Татьяне? Выяснить, что, вообще, происходит? — перехватывает инициативу девушка с огненно-рыжей копной, неряшливо уложенной в причудливый кокон на голове. Розовая помада, румяные щеки и неестественно длинные ресницы вкупе с провокационным комбинезоном, не оставляющим места для мужской фантазии, противоречат ее манере вести разговор: голос мягкий, спокойный, без придыхания и агрессивных ноток.

— Я ведь знакома с Петровой, — оборачивается к ведущему, с трудом моргая от тяжести нанесенного на глаза грима. — Два года мы проработали под началом Юнусова и довольно часто контактировали. Как на сцене, так и за ее пределами. У нас сложились доверительные отношения, и я знала, как Таня ценит все то, что сделала для нее Елизавета. Их дружба была примером для многих.

— Как видите, неудачным, — моя жена даже не думает поддаваться сантиментам, кажется, готовая окончательно вычеркнуть из жизни ту, кого когда-то так искренне любила…

— Это бесплатный концерт. Ты будешь выступать на разогреве, — улыбаюсь в тридцать два зуба, от переполняющих меня эмоций не в силах усидеть на стуле.

Подскакиваю как ужаленная, утягивая Петрову в объятия, и кружу с ней по комнате, с переездом Федора ставшей какой-то серой и безжизненной. Все-таки именно он задавал атмосферу: веселил, генерировал идеи и постоянно что-то играл, устроившись со своей гитарой у окна.

Затихал, внимательно вглядываясь в заляпанное стекло, и уверенно перебирал струны, всякий раз заставляя их звучать по-особенному: утром мелодия была динамичной, днем замедлялась, а вечером навевала сон, ненавязчиво разливаясь по комнате. Не знаю, играет ли он теперь. Дружбе пришел конец, ведь поддерживать связь с подружкой той, кто так безжалостно растоптала любовь и надежду на светлое будущее, не станет ни один мужчина. Ни один, для кого любовь не пустой звук, а нечто важное, бессмертное… То, что против воли будет оживать в груди, когда станешь прогуливаться по памятным местам…

— Боже! Как тебе удалось? — застывает, продолжая держать меня за руки, и часто дышит, словно только что пробежала кросс. Длинную дистанцию, которую не могла преодолеть долгие годы, а сегодня на шаг приблизилась к финишной черте — все еще далекой, но с этого расстояния вполне обозримой.

— Подключила свое обаяние… И обаяние мужа, — признаюсь, и не могу сдержать смех, вспоминая, как Игорь, чья фирма стала одним из спонсоров грядущего мероприятия, настоятельно рекомендовал Танину кандидатуру для выступления на концерте. Пошел на открытый шантаж, а потом весь вечер недовольно поглядывал на мою светящуюся физиономию.

— Господи! А что я буду петь? И костюмы… Лизка, столько нужно успеть, — придя в себя от шока, Петрова впадает в панику и теперь растерянно оглядывается по сторонам, обхватив свои раскрасневшиеся щеки подрагивающими ладошками.

— Я и об этом позаботилась. Сегодня вечером, в десять, ты едешь на студию. Знаю, что поздно, но просто так туда не пробиться, — предпочитаю смолчать о сумме, которую выложила звукозаписывающей кампании за возможность поработать с лучшим аранжировщиком, и, глянув на наручные часы, продолжаю делиться своими планами. — Через сорок минут тебя ждут на примерке. А завтра — день релакса. И да, моя свекровь мне немного подсобила.

— Чем? — удивляется, прекрасно зная, что наши отношения с Эвелиной теплыми не назовешь — ей не интересна я, а мне глубоко плевать, платье какого оттенка модно в этом сезоне. Стараюсь одеваться изящней, но что-то подсказывает мне, что, по мнению Громовой, я до сих пор невыгодно выделяюсь на общем фоне светских львиц. Да и львица из меня не выходит, скорее домашняя кошка, предпочитающая здоровый сон ночной охоте.

— С тобой будет заниматься преподаватель по эстрадному вокалу. Если честно, я мало что в этом смыслю, но думаю, пара занятий в неделю не помешают. И да, чуть не забыла!

Выуживаю из сумочки оплаченный подарочный купон в спа-салон, и, ухватив за спинку старый скрипучий стул, ставлю его перед Таней.

— Держи, — протягиваю глянцевую бумажку, устроившись поудобней, и наблюдаю за тем, как быстро сменяются эмоции на ее лице.

— Лиза! — растерянно моргает, застывая с открытым ртом, и не сразу берет себя в руки, протягивая подарок обратно. — Я не могу. Все это слишком… Слишком дорого, и даже моей годовой зарплаты не хватит, чтобы с тобой расплатиться.

— А я разве прошу возвращать? Мой муж — обеспеченный человек, и помочь тебе для него ничего не стоит. Поверь, он на медовый месяц потратил в десятки раз больше, и даже бровью не повел.

— Все равно! Что если у меня не выйдет?

— Такой вариант я не рассматриваю. Что ни говори, а все в этой жизни делается не зря — не зря твои родители заставили тебя поступить на экономический, не зря нас поселили в соседних комнатах, и я не зря полюбила именно Гошу. Моя мечта осуществилась — я замужем. Теперь твоя очередь. Начнем с малого, а там, может, и продюсер найдется. Тот же Юнусов, с которым Эвелина дружит не один год.