«И поэтому обвиняет тебя? Микки, в это сложно поверить. Не рассказывай лучше про это никому. И вообще не вспоминай. Потому что всё, что с нами происходит, живёт в наших головах».

Несколько дней мы старательно обходили любые разговоры о Наде. Тогда как все остальные в школе обсуждали только её.

Это были самые страшные фантазии, на какие способны лишь дети. От кровавых подробностей расчленёнки и свирепствующего маньяка до мистической жути о бродящем по ночным коридорам призраке в спортивном костюме и свистком на груди.

Надю убили весной. Вот уже пять месяцев, как она покоилась почти под окнами школы, но страшно всем стало сейчас. Ведь всё то время, пока мы благополучно скучали за партами, она гнила и разлагалась в том жутком колодце.

Директриса позвонила на перемене после четвертого урока.

— Машенька, милая, что у тебя?

— Биология.

— Не могла бы ты забежать ко мне домой?

Время от времени Тамара Андреевна поручала мне что-нибудь сделать. Чаще всего, особенно, если она болела, принести из школы бумаги на подпись или, наоборот, забрать их и отнести в школу. Иногда могла отправить в аптеку, на почту или в магазин, а в последний раз, в самом начале сентября, просила научить её пользоваться инстаграмом.

Я познакомилась с Тамарой Андреевной, когда она ещё не работала в нашей школе, а преподавала математику в соседней, там же, где раньше работала моя Яга, и они дружили.

Тамара Андреевна часто приходила к нам домой на праздники: на дни рождения и почти на каждый Новый год. Из всей семьи у неё был только чудаковатый двадцатилетний сын Женечка.

Пару лет Тамара Андреевна добросовестно и совершенно бесплатно занималась со мной математикой. И до прошлой зимы, когда у нас вышел странный конфликт, и меня чуть не выперли из школы, между нами складывались хорошие, доверительные отношения.

На улице моросил мелкий дождик и стоял туман. Хмурая, промозглая погода. Серые унылые дома, скучные холодные улицы, повсюду лужи, и, чтобы не продрогнуть, перемещаться нужно было только бегом.

— Какая умница! Так быстро! Проходи скорее. Я как раз чайник поставила.

Директриса встретила меня в велюровом домашнем халате с розовыми цветками сакуры на тёмно-бордовом фоне. Ей было немного за пятьдесят, и выглядела она на свой возраст. Всегда аккуратное укороченное каре цвета шоколада и идеально выщипанные брови.

— А Женечка где? — я посмотрел вглубь коридора, где находилась его комната. Обычно он выходил меня встречать.

— На службе своей, где же ещё. Ты ведь знаешь, какой он обязательный. Всё по часам. Я только в душ, а он и умчался. Там нужно мешки с листьями вывозить, вот и торопился, чтобы к приезду машины успеть.

— Давно его не видела.

— Он расстроен из-за случившегося. Очень.

Директриса сокрушённо покачала головой.

— Для него это огромный стресс. Ты же понимаешь.

Женечка был аутистом и работал дворником ещё в той школе, где Тамара преподавала математику, а, став директором у нас, она перетащила его за собой.

Дети, конечно, над ним немного посмеивались, но, в целом, любили, а Женечка любил детей. Особенно мелких, потому что с ними «свободно».

Он приходил в школу с самого утра, а уходил вместе с мамой. Носил ей сумки и во всём помогал. Тамара Андреевна называла его «мой телохранитель», и он этим очень гордился.

А ещё Женечка боялся лифтов и считал ступеньки на лестнице, перешагивая через каждую тринадцатую. Его пугали слова: дезинфекция, гангрена и какофония. Он знал, что никогда не станет взрослым, верил в дестрой и своё предназначение.

Проводив меня на кухню, Тамара Андреевна достала из шкафчика кружки.

— Чай или кофе?

— Можно чай с лимоном?

На плите в большой кастрюле, судя по запаху, варилась свёкла.

— Так холодно. Мёрзну постоянно, — пожаловалась она. — У вас батареи топят?

— Очень слабо. Почти не чувствуется.

— И у меня также, — она выставила на стол заварочный чайник.

Я уже и забыла, что чай получается не только из пакетиков. Заварка пахла сладостью и теплом. Тамара кинула в неё дольку лимона и добавила кипятка.

— Как дела у Георгия Николаевича?

После смерти Яги она к нам не заходила.

— Как обычно.

— Никогда не думала, что доведётся столкнуться с подобным, — произнесла директриса, после некоторого молчания. — Одно дело читать хроники происшествий, другое — когда такое случается со знакомым человеком.

— Может, это несчастный случай? Надежда Эдуардовна пошла покурить и в темноте случайно провалилась в открытый колодец. А потом кто-нибудь просто задвинул крышку люка, — попыталась отшутиться я в духе Фила, но разрядить обстановку не получилось.

Тамара Андреевна сцепила пальцы в замок и положила руки на стол.

— Ума не приложу, как так вышло. Надежда заявилась на вас жаловаться. Мне не стоило на неё кричать. Я ведь думала, она обиделась, и поэтому так себя повела. Из гордости. Ушла, даже дверью хлопнула.

Тамара резко замолчала, с ожиданием глядя на меня. Сомнений не было, она тоже считала, что Надю убили именно в тот вечер.

— Вы рассказали об этом полиции?

— Нет, что ты? Они не спрашивали, да и, по правде говоря, мне бы не хотелось, приплетать к этому школу. Ты же понимаешь? И так всякое безобразие уже в Интернет выложили. Родители звонят. Беспокоятся. Счастье, что её нашли за территорией.

Безобразием директриса назвала глупые фейковые ролики про маньяка, которые сделали по приколу десятиклашки. Кто-то из них жил в той белой высотке и смог снять с балкона, как Надю доставали из колодца. Видно было плохо. Этаж восьмой-девятый. Но само по себе зрелище, зловещая музыка и идиотский рассказ о том, что в нашей школе убивают детей, сделали своё дело, набрав кучу просмотров и комментариев. Большинство людей верили в то, что это пятнадцатая жертва и что школа бездействует. В целом, получилось смешно, но Тамару Андреевну можно было понять.

— Нужно было сообщить об исчезновении… — с тяжёлым вздохом произнесла она. — Только мне и в голову подобное прийти не могло.

— Такое бы никому в голову не пришло, — согласилась я. — А из-за чего вы на Надежду Эдуардовну ругались?

— Теперь это в прошлом. О покойниках дурно не говорят, — Тамара Андреевна сунула руку в карман халата и выложила передо мной на стол ключ. — Завтра похороны. Нашей школе пришлось взять на себя все расходы. Надежда была одинокой девушкой и родни у неё не осталось. Поэтому очень тебя прошу, сходите с Лизой к ней на квартиру. Приберитесь. Там на днях полицейские побывали. Дверь вскрыли, навесной замок повесили. Полный бедлам остался. Я договорилась с Динарой, но сегодня утром она позвонила и отказалась, а похороны уже завтра. Прости, это очень деликатная просьба и, если тебе неприятно или у вас с Лизой планы… Я всё пойму.

— Мне не сложно, — я быстро взяла ключ со стола и вскочила. — Мы прямо сейчас пойдём. Лизе можно уйти с уроков?

— Да-да, конечно, — она тоже поднялась. — Только, пожалуйста, нигде больше не зависайте и не светитесь особо. Сейчас дам адрес. И не забудь потом ключ Ольге Олеговне в школу занести.

Надин дом находился в соседнем квартале. Около пятнадцати минут пешком. В хорошую погоду — приятная прогулка, но, когда ветер срывает капюшон, хлещет дождь и приходится бежать — сплошное мучение.

Код от Надиного домофона Тамара не знала, и мы простояли возле подъезда минут десять, набирая наугад номера квартир и надеясь, что, услышав волшебное слово «почта», нам кто-нибудь откроет. Но получилось войти только вместе с мрачным мужчиной в кепке. Он косился на нас, а мы на него. Чтобы не ехать вместе в лифте, мы с Лизой пошли по лестнице.

От холода руки тряслись, и я никак не могла попасть ключом в замочную скважину. Лиза не выдержала, отобрала ключ и открыла дверь сама.

В лицо пахнуло спёртым воздухом и пылью. Холодом и пустотой. Я включила свет. Однако ощущение тусклого мрака не исчезло. Мы в нерешительности застыли в прихожей, весь пол которой был утоптан высохшими грязными следами, в точности как те, из-за которых мы поругались с Кощеем.