— Нам нужно как-то договориться.
— О чём?
— Что я должен сделать, чтобы ты успокоилась и перестала цепляться ко мне? Я сейчас нормально спрашиваю. Просто скажи прямо. Думала, я реально поведусь на эти твои смешные подкаты?
— А ты думал, я поведусь?
Он понимающе усмехнулся.
— Хорошо. В таком случае, всё намного проще. Хочешь, чтобы я доказал, что не убивал Надю? Понятия не имею, зачем тебе это, но я знаю, кто…
Из коридора послышался быстрый топот и в кухню влетела совершенно здоровая Даша. Увидела меня и удивлённо затормозила:
— Ой, здрасьте! — потом повернулась к Томашу и, обхватив его, прижалась к животу. — Я не слышала, как ты пришёл.
— Ещё бы. Твой Джаст Дэнс орёт на всю квартиру.
— А что, уже еда? — Даша заглянула под крышку.
— Дай нам минут десять. Мы договорим и будем есть, — Томаш аккуратно отстранил её от себя.
Даша с любопытством покосилась на меня.
— Все вместе?
Томаш кивнул.
— Здорово! — обрадовалась девочка. — А ты забрал документы?
— Нет пока.
— А почему?
— Всё, иди, — он подтолкнул её к выходу. — Потом расскажу.
Многозначительно покивав, Даша с хитрым лицом прикрыла за собой дверь.
Облокотившись о столешницу возле раковины и скрестив руки на груди, Томаш выжидающе смотрел на меня.
— Ты сказал, что знаешь, кто это сделал, — полушёпотом напомнила я.
— Я хотел сказать, что знаю, кто взял растяжку. Но мне нужны гарантии, что та запись, которая у тебя, никуда не уйдёт и ты оставишь меня в покое.
Я задумалась. Какие гарантии я могла ему дать, кроме обещания, которое один раз уже не сдержала?
— Поверь, удалить её в твоих же интересах, — Томаш неверно растолковал моё замешательство. — Тема с шантажом намного хуже и опаснее, нежели то, что на записи.
— С каким ещё шантажом? — как можно беспечнее переспросила я, на ходу соображая, что он знает про Лизину аферу.
— Надя сразу думала на тебя, но я не верил. А ведь это шикарный мотив. Ты требовала от Нади деньги, она их не принесла, и тогда, разозлившись, ты её убила.
— Полный бред!
Я не понимала, стоит ли объяснять, что шантажистка не я. Быть может, узнай Томаш, что запись есть ещё и у Лизы, то вообще откажется что-либо рассказывать.
— У меня мотива нет, — продолжал он. — А у тебя и мотив, и время, и возможность. Я очень хорошо помню тот день.
За дверью что-то заскреблось и показалась мордочка Даши.
Бровями, ресницами, тёмно-каштановым цветом волос она напоминала брата. Но глаза у неё были ясные, чуть раскосые и лукавые, а черты лица острые и резкие, тогда как лицо Томаша, даже когда он смотрел этим своим убийственным взглядом, всё равно оставалось мягким.
— Слава, я хочу есть. Ты обещал десять минут, а прошло четырнадцать.
— Хорошо, мой руки.
— А Микки с нами?
— Нет, извини, у меня дела, — я быстро поднялась.
— Ну пожалуйста, — заканючила девочка. — Останься. Мы быстро кушаем.
— Оставайся, — сказал Томаш, когда Даша ускакала в ванную. — Ты же смелая.
— Нет, я пойду, но сначала давай закончим, — я открыла телефон, отыскала то видео и одним движением удалила его. — Так кто забрал растяжку?
— Это Фил, — также быстро и по-деловому ответил Томаш.
— Ты не врёшь?
— Он потому и в драку полез, что я сказал, что знаю про растяжку. А вовсе не из-за тебя.
— Понятно. Может, ты ещё знаешь, кто меня запер в актовом зале?
Томаш покачал головой.
Я вышла в коридор и пока одевалась, они с Дашей молча наблюдали за мной.
— Ты вернёшься в школу? — уже выйдя за порог, спросила я.
— А можно вернуться? — удивлённо выкрикнула Даша. — Слава, пожалуйста, я очень хочу!
— Я подумаю, — сказал он и закрыл за мной дверь.
Глава 10
Значит, Фил. Он, конечно, лучше всех подходил на эту роль, хотя мотивов у него, в отличие от остальных, совершенно не было.
Я вышла от Томаша нервно взбудораженная, словно побывала под контрастным душем. Но не из-за того, что узнала. Это сам Томаш действовал на меня очень странно.
Забравшись в тёплый салон автобуса, я немедленно позвонила Филу. Попросила встретиться через пятнадцать минут возле его подъезда, он удивился, но отказываться не стал.
— Чего тебе в такую погоду дома не сидится? Меня мать на десять минут отпустила. Давай, выкладывай, чего там, — кутаясь в куртку, выдал Фил сразу, как только меня увидел.
На ногах у него были пластиковые шлёпки, а зажжённую сигарету он прятал в кулаке и затягивался через него.
— Скажи честно, это ты забрал растяжку?
— Что? Микки, ты тю-тю? — Фил натянул капюшон мне на лоб. — Бэзил предупреждал, что ты поехала на этой теме.
Я сдвинула капюшон на место.
— Томаш тебя видел.
— Вот, блин, — Фил недовольно сплюнул в сторону. — Нашла, кому верить. Томаш из ревности тебе любую фигню наплетёт.
— Почему это из ревности?
— А ты разве не знаешь, что он с Надей мутил?
— И чего?
— Чего-чего? Надя-то на меня запала, вот Томаш и злится до сих пор.
— Откуда такие фантазии?
Очень хотелось поприкалываться на эту тему, но сейчас было нельзя.
— Ой, Микки, это же и дураку понятно. Она ведь съёмку мне предложила, а не ему.
— Какую ещё съёмку?
Фил прикусил губу, обдумывая, не взболтнул ли лишнего, потом сообразил, что назад дороги нет, и признался:
— Короче, есть одно место. Фотостудия. Надя посоветовала. Меня моделью туда взяли.
— Что за студия?
Выпустив струйку дыма, он прищурился и недвусмысленно просигналил бровями.
— Что, правда? — я всё-таки расхохоталась. — Реально? Порнуха? Фил?!
— Ты чё, Микки, совсем? За кого ты меня держишь? — его обиженное лицо рассмешило ещё больше. — Я ж не какой-то там голодранец или приезжий, которому жрать нечего. Просто обнажёнка. Чисто эстетика. Это искусство, если хочешь знать.
— И на каких же педофильских сайтах можно полюбоваться на эту эстетику?
— Блин, обязательно так всё извратить? — он недовольно ткнул меня в плечо.
— Да ладно тебе, скажи. Мы с Лизой посмотрим. Поржём над голым Филом.
— Эй! Только Лизе не вздумай болтать. Ясно? Она не знает. И разозлится.
Меня разобрал ещё больший смех.
— Слушай, Фил, ты вообще хоть иногда головой думаешь?
— Ты меня специально позвала, чтобы наезжать? У тебя критические дни?
— Я когда к тебе шла, понятия не имела, как заставить тебя сознаться в том, что это ты взял растяжку. Но ты сам, добровольно, отдал себя мне в руки.
— Да? — Фил задумчиво помолчал, потёр подбородок. — Ты права, не подумал чего-то.
— Тогда просто колись, и я попробую не вспоминать про эту твою эстетику, — с трудом проговорила я сквозь смех.
— Пообещай, что не скажешь Лизе про фотки.
— Не скажу.
— Только, Микки, то, что я взял растяжку, вообще никакого отношения к Надиной смерти не имеет. Ты ведь это понимаешь? Я потому и говорить не хотел, что вы все на меня сразу бы начали катить.
— Просто расскажи, что ты с ней сделал и зачем.
— Да я над Липатовым прикольнуться хотел. Всего лишь запихнул её в рукав его куртки и всё. Клянусь! — отбросив окурок, Фил развернул меня к себе за плечи. — Ты мне веришь?
— Ну, так… Пока не знаю. Липа к тому времени уже ушёл из школы.
— Ничего не ушёл. Куртка его нормально себе висела в раздевалке.
— Где же он тогда всё это время был?
— А вот с этим уже не ко мне, — Фил расправил плечи и сунул руки в карманы спортивок. — Ты должна помириться с Лизой. Она переживает.
— Ты знаешь, из-за чего мы поругались?
— Приблизительно. Она сделала что-то, чего не должна была, и теперь сильно расстроена. Она тебя любит, Микки, будь к людям добрее.
Фил смотрел на меня с высоты своего внушительного роста.
— Меня никто не любит. По-нормальному, по-настоящему никто. Мы тусуемся, общаемся, проводим вместе время, но это ничего не значит.