— Или ты боишься Бэзила?

Я с вызовом развернулась, но ему было всё равно.

— Я — нет.

— Почему тогда в школе не подошёл?

— Придёшь завтра — расскажу.

— Мне кажется, или ты пытаешься заманить меня к себе любыми способами?

— Не кажется.

— Значит, убийство всё же планируется?

— Возможно. Но точно не завтра.

Мы дошли до моего подъезда.

— Я к двенадцати завтра в больницу еду, потом могу к вам, но, скорей всего, опоздаю.

— Мы подождём, — не вынимая рук из карманов, он кивнул, прощаясь, и повернул обратно.

Кощей выглядел плохо. И без того худой, он стал совсем скелетом. Кожа на щеках обвисла и посерела. Седые волосы болтались сосульками. Голубые глаза потускнели.

В палате стояла духота, воняло лекарствами и потом. Его соседей было четверо. Все такие же, как он — осунувшиеся и страшные.

Кощей похлопал перемотанной бинтом на сгибе локтя рукой по одеялу, приглашая меня садиться. Я опустилась на краешек.

— Как ты себя чувствуешь?

— Мне шестьдесят семь и я в больнице. Как мне себя чувствовать?

Дед на соседней койке одобрительно закряхтел.

— Долго тебе лежать?

— Надеюсь, помру раньше, чем выпишут.

— Зачем ты так говоришь?

— А как ещё говорить? Здесь хоть кормят и лекарства дают. А дома что? Лучше подохнуть в чистоте, чем на помойке.

Упрёк в свой адрес я пропустила мимо ушей.

— Я тебе привезла носки и бритву.

Он забрал у меня из рук пакет, и, не глядя, кинул в тумбочку.

— В общем, дело такое. Ты должна позвонить своей матери и попросить денег. Мне понадобятся дорогие лекарства, если ты всё же не хочешь, чтобы я умер прямо здесь.

— Я не буду ей звонить! — я вскочила. — И просить ничего не буду. Тем более деньги. Неужели больше их неоткуда взять? У тебя же есть зарплата! Давай машину твою продадим.

— Машину ты без меня не продашь, а деньги нужны сейчас.

— У тебя наверняка должны быть какие-то знакомые, у которых можно взять в долг.

— Нет у меня никого, — проворчал он, поворачиваясь ко мне спиной. — Я один. И помирать тоже в одиночестве буду.

Дед на соседней койке посмотрел на меня с осуждением.

— Ладно, — сказала я. — Что-нибудь придумаю.

Троллейбус подошёл громыхающий, скрипящий, полупустой. Турникет не работал, электронное табло с названиями остановок тоже. Я села в самый конец салона. На высокое сидение на колесе. Там от мотора шёл жар и можно было немного погреться.

От материных денег Яга с Кощеем отказались почти сразу, как меня забрали. Что для них обоих было огромным подвигом. Яга осуждала и не любила мою мать не меньше, чем я.

А вот отцовские алименты они получали охотно и регулярно вплоть до моих шестнадцати лет, а после с ним не общались. Он с нами тоже.

Таким образом, кроме как у матери денег больше взять было неоткуда.

Но даже если бы я умирала сама, если бы это был мой последний день, последний час, последний вздох, я бы никогда не обратилась к ней.

Нужно было просто у кого-нибудь одолжить. Хотя бы у Бэзила. Его мама ко мне хорошо относилась, она могла дать. Я написала ему сообщение и попросила встретиться, чтобы обсудить важный вопрос. Бэзил ответил, что вечером у него свидание, но если я зайду до пяти, то могу успеть. Так что засиживаться у Томашей мне было нельзя.

— Ура! — закричала Даша, как только открыла дверь. — Ты проспорил! Она пришла!

Схватив за руку, она поспешно втянула меня в квартиру, после чего, занырнув с головой под вешалку, достала новенькие женские тапочки с незабудками и на голубой пластиковой подметке.

— Ничего себе! У тебя обновка?

— Это Слава тебе купил.

Я застыла с курткой в руках.

— Не стоило… Мне и собаки нравились.

— Правда? Хочешь их? Сейчас принесу.

Не успела я и глазом моргнуть, как девочка вихрем умчалась в комнату и тут же вернулась с собаками.

С кухни сильно пахло чем-то сладким, горячим и вкусным.

— Пироги печёте? — удивилась я.

— Да нет, — Даша махнула рукой. — Это печёные яблоки с мёдом и корицей. Вкуснота! Обожаю. Любишь?

— Кажется, я не пробовала.

— Никогда-никогда? — она удивлённо распахнула глаза. — Ну, ты даёшь! Твоя мама не печёт яблоки?

— Нет.

— А моя…

Глубоко вдохнув, девочка вдруг замерла на полуслове и как будто перестала дышать.

— Яблоки я и сама умею готовить.

— Какая ты молодец!

— Разве это молодец? Вот жульен научусь делать, тогда буду молодец.

— Любишь готовить?

— Конечно. Как можно не любить готовить? Это же интересно и вкусно.

— То… Слава тоже готовит?

— Разумеется.

— Что вы там встали? — он показался в дверях. — Даша, яблоки сейчас в кашу превратятся.

— Ой, — широко размахивая локтями девочка полетела на кухню.

Томаш был в однотонной тёмно-синей рубашке поверх белой футболки и джинсах.

— Спасибо за тапочки.

— Надеюсь, с размером угадал.

Я отложила собак и сунула ноги в незабудки.

— Угадал.

Он удовлетворённо кивнул и опустил глаза. На секунду мне показалось, что он смущён.

— Иди мой руки, — поймав мою улыбку, велел он.

Его родительский тон позабавил ещё больше. Очевидно, если он и планировал расправится со мной, то явно не сейчас.

Посреди квадратного кухонного стола стояла большая чугунная сковородка без ручки. Томаш снял крышку и из-под неё повалил ароматный пар. А когда его клубы рассеялись, внутри обнаружилась тушёная картошка с мясом и кольцами лука.

— Садись здесь, — Даша показала пальцем на одну из тарелок. — Это моё место. Но я тебе его уступаю.

Кухня у них была малюсенькая, ещё меньше, чем наша. Стол стоял под окном между плитой и стеной с навесными полками. Сидеть за ним могли только трое.

— Спасибо, — я опустилась на табуретку.

— Знаешь, почему это место лучшее? — Даша расположилась напротив. — Потому что в стене батарея.

Я прижалась спиной к стене и почувствовала блаженное тепло.

— У вас хорошо, а у нас почти совсем не топят.

— У нас тоже было холодно, пока Слава в ЖЭК не сходил и не пожаловался. Они пришли и всё отрегулировали.

— Не знала, что это можно исправить.

— Можно, — Томаш взял мою тарелку и стал накладывать картошку. — Исправить можно почти всё. Было бы желание.

— Очень вкусное мясо, — обжигаясь от нетерпения, похвалила я. — Невероятно вкусное.

— Просто удивительно, что ты не ела печеные яблоки, — влезла Даша. — Сейчас это съедим и попробуешь моё.

— Обязательно.

— А у тебя есть сестра или брат?

— Нет.

— Наверное, очень плохо, когда ты одна?

— Мне не с чем сравнивать.

— А почему тебя зовут Микки?

— Это прозвище. Папа так называл. Как мышонка.

— Мне нравится Микки. Тебе подходит.

— Почему?

— Не знаю. Просто привыкла, что это ты, — она повернулась к брату. — Тебе нравится?

Тот пожал плечами.

— Я тоже привык.

— А меня в новой школе все только по фамилии называют, — пожаловалась Даша.

— У вас необычная фамилия.

— Это мамина. Её папа из Польши. Но мы его никогда не видели. Он нашу бабушку бросил. Даже не женился на ней, а она всё равно маме дала его фамилию. Или, может быть, это было его имя… — Даша задумчиво почесала лоб.

— Хватит болтать, — одёрнул её Томаш. — Остынет всё.

— А ты любишь Джаст Дэнс? — Даша промолчала едва ли полминуты.

— Танцевальная игрушка?

— Да-да, — она закивала, и косички весело запрыгали. — Сыграешь со мной?

Девочка разговаривала много, торопливо, перескакивая с темы на тему, словно опасаясь, что я в любой момент могу встать и уйти. Порой, начиная фразу, она резко замолкала, сообразив, что может взболтнуть лишнее, так что я старалась ничего особенного не спрашивать и поддерживать безобидные разговоры про школу, учителей, игры, музыку, чтобы не провоцировать её.

Томаш в основном молчал. Сидел ровно, спину держал прямо, ел спокойно, будто даже нехотя, на меня не смотрел.