— Что, например? — он с надеждой уставился на меня.

— Не знаю. Что-то. Какой-то серьёзный мужской поступок. На какой не способен тот же Фил. Сделай что-нибудь, что в полной мере раскроет твои чувства. Понимаешь?

— Нет.

— Ладно.

Вообще-то я и сама не совсем знала, что ему посоветовать. Рецептов не было.

— Перестань за ней бегать и помогать. Пусть задумается, что ты для неё значишь.

— А если ничего не значу?

Я пожала плечами, и Липа свернул к своему дому.

В Вотсапе висели три сообщения от Томаша и одно от Бэзила. Томаш спрашивал, куда я делась и всё ли в порядке, а Бэзил прикалывался на тему дома престарелых.

Я перезвонила Томашу.

— Алло, это пицца? Можно мне сегодня на вечер заказать Ветчину-грибы, Маргариту и мальчика-разносчика?

— Оплата картой или наличными?

— Оплата домашкой по алгебре.

— В таком случае, мальчик-разносчик полагается вам в подарок.

— К какому же часу ждать заказ?

— Не раньше половины седьмого.

— Спасибо.

— Ты почему опять сегодня прогуляла?

— Потом расскажу. У меня к тебе серьёзный разговор.

— Надеюсь, в этот раз обойдётся без твоих чудесных друзей?

— Я тоже на это надеюсь.

Я вошла в квартиру и оглядела революционные завалы бардака.

А может, Томаш был прав в том, что я наказываю себя сама? Тем, что живу так. Может, я даже нарочно создаю вокруг себя этот хаос, чтобы он разросся вокруг меня до несовместимых с жизнью размеров? И ботинки сухие не ношу именно поэтому, и окончательно вылечиться не могу? Может, я просто надеюсь, что кто-то вдруг волшебным образом вытащит меня из всего этого? А что, если я жду спасения и помощи, думая, что чем мне хуже, тем быстрее это случится?

Но по факту спасать меня было некому. И это стоило признать.

Посещение Пуговиц оставило неприятное впечатление. Мне бы не хотелось в конце своей жизни оказаться в таком месте. Почти то же самое, что и интернат, только для стариков.

Из собачьих мисок их, конечно, никто не кормит, не бьёт и секс-рабство им, определённо, не грозит, однако выходит, что сиротство не имеет возраста.

Мне даже Надину маму было жаль, хотя она и производила странное и страшное впечатление.

Для начала я собрала с пола всю грязную одежду и сразу запихнула в стиральную машинку. Затем сняла постельное бельё Кощея. Потом складировала грязные чашки в раковину и залила водой. Покидала в мусорный пакет успевшие засохнуть и превратиться в сухие корочки мандариновые шкурки и огрызки от яблок. Туда же выкбросила смятые бумажки, чеки и старые счета за квартиру с кучей рекламы. После чего достала пылесос.

Когда Надя училась в школе, её мама ещё не была такой больной. Или уже была? Доктор сказал, что авария случилась двадцать лет назад. Это ещё до того, как Надя стала учиться у Тамары Андреевны.

Интересно, знала ли директриса о её семейной драме? Наверняка знала и скорей всего жалела.

Тамара Андреевна всегда принимала близко к сердцу судьбы несчастных детей, она и меня считала такой, потому и опекала. А вот Яга сердобольной не была. Бабка редко кому сочувствовала и вечно считала себя правой. Яга легко могла настроить против себя Надю, когда встала на сторону Антона и предложила направить её к психиатру.

А что, если, устроившись работать в школу, Надя узнала, что я внучка Яги и возненавидела меня так же, как её Бэзил?

Я застыла с гудящей щёткой пылесоса.

Звучало вполне правдоподобно. Тогда история с подброшенными часами вставала на своё логичное место. Ведь до тех пор, пока эта буча не поднялась, Яга могла не знать о том, что Надя устроилась работать в школу. А когда узнала, наехала на директрису и потребовала выгнать физручку. Но Тамара по-прежнему прикрывала её, а если ещё Надя наплела ей о том, что она осталась без мамы, директриса точно растаяла и сказала Яге что-то вроде: «Бедной девочке совсем не на кого опереться, я не имею права так поступить». Они поругались, и Яга решила во что бы то ни стало свести счёты, особенно, если её действительно сняли с руководства школой именно из-за Нади.

Выяснить предыдущее место Надиной работы Кощею ничего не стоило. Скорей всего, они ещё много чего про неё разузнали, прежде чем Яга отправилась в «Пуговицы».

Пылесос гудел так, словно собирался вот-вот взорваться. Я отмерла, сообразив, что он засосал носок.

Всё это были, конечно, мои домыслы, но если я где-то и ошибалась, то совсем незначительно. Тамара сказала мне тогда, что защищала Надю до последнего. От кого защищала?

Разумеется, от Яги. Но Яга погибла на месяц раньше, чем у них с Надей произошла та последняя ссора.

Это был совершенно неожиданный поворот, заставивший меня судорожно схватиться за новую, прежде не приходившую в голову мысль.

Водителя, который наехал Ягу, так и не нашли. А вдруг это Надя нарочно сбила её? Вдруг Яга узнала нечто такое, отчего Надя решила её убить?

Кощей пытался отыскать виновника по своим каналам, но безуспешно. Или, может, это он мне сказал, что безуспешно? А что, если он установил Надину виновность и потом отомстил ей?

От собственных догадок меня бросило в жар.

Неужели Кощей способен кого-то убить?

Не заметив, как вытерла пыль с книжных полок, я налила в тазик воды и вымыла подоконники и батареи в обеих комнатах.

Приступ уборки и хаоса мыслей закончился только часов в пять. Обессиленно рухнув на диван, я, всё ещё не в силах поверить в то, до чего в итоге додумалась, с удивлением оглядела сияющую квартиру.

Слава заявился в семь с букетом маленьких бледно-розовых розочек в белой подвязанной розовыми лентами бумаге. Головка каждого бутона была размером с вишенку и выглядела трогательно. Я погладила их пальцем. Раньше, не считая тюльпанов от класса на восьмое марта, мне никогда не дарили цветы.

— Забежал домой принять душ, — раздеваясь, пояснил Томаш. — После работы я, как взмыленная лошадь.

На нём был коричневый спортивный пиджак с рукавами три-четверти, кристально белая футболка и синие джинсы.

Повисла некоторая неловкость. Я, конечно, ждала его и тоже долго наряжалась, выбирая между полупрозрачной дымчатой блузкой и чёрным обтягивающим свитшотом с глубоким вырезом, но эти цветы и то, что в квартире было так непривычно чисто, и что мы находились одни, и торопиться было некуда, и вся эта общая киношно-романтическая обстановка, очень серьёзная и вместе с тем глупая, заставили неожиданно разволноваться.

Одно дело оставлять с ночёвкой Бэзила, а другое — Томаш. Школьные фантазии на уроках и свидание в твоей квартире — далеко не одно и то же. Ясно же, к чему всё шло.

Было бы хорошо выпить что-нибудь для храбрости, но Томаш, в отличие от Бэзила, вина с собой не прихватил. Только пиццу и Колу.

На пути к кухне он поймал меня за талию и, прижав к себе, поцеловал.

— Рад, что война с дедом закончилась. Так значительно приятнее. Как будто места больше стало и светлее.

— Где будем есть? На кухне или можно в комнате? Кино посмотрим? Или просто поболтаем?

Я, которая все эти месяцы сходила по нему с ума, прожигала взглядом спину, неприлично разглядывала на физре, и чей мозг плавился от его поцелуев, вдруг перепугалась, как Бэмби.

— Ты хотела поговорить о чём-то важном, — напомнил он. — А есть всё равно где. Я неприхотливый.

Я достала большие плоские тарелки из старого сервиза с золотистым ободком, прозрачные разноцветные стаканы, что мы с Лизой бесплатно получили по купонам в Макдональдсе, гостевые приборы и салфетки. Цветы же пришлось поставить в банку, которую Кощей держал под батареей для увлажнения воздуха. У Яги было много ваз, но куда мы их запихнули, я совершенно не помнила.

— Всё в порядке? — Слава пристально наблюдал за мной.

— Да, просто устала немного. Ты же видел, что тут творилось.

— А в школу почему не пришла?

— Не получилось.

— Дай угадаю, вы с Лизой всю ночь не спали, а утром не могли встать.