— Такая подойдёт?

Та покрутила пуговицу в пальцах, словно оценивая редкую монету, и снова страшно моргнула:

— Ладно. Вези.

Томаш взялся за её кресло, и мы опять двинулись по многочисленным коридорам. Добрались до лифта, спустились на второй этаж.

Там было оживлённо, какая-то женщина из персонала издалека, заметив нас, крикнула, что через полчаса посещения заканчиваются.

Комната очень напоминала комнату дяди Толи и Лидии Михайловны, только более захламлённая и душная.

Между кроватью и низеньким холодильником висело большое, до самого пола зеркало.

Марго выдвинула ящик тумбочки, достала тряпку и, кинув мне, распорядилась:

— Протри его.

— А ты шторы задёрни, — велела она Славе.

Я тщательно протёрла и без того чистую поверхность зеркала. Слава задвинул шторы, и комната погрузилась в полумрак.

Подкатившись вплотную к зеркалу, Марго приказала нам остаться сзади. Так что видеть своё отражение в зеркале мы могли, но очень смутно.

— А теперь молчите! — она взмахнула руками, словно собираясь нырнуть.

Мы замерли, Томаш ободряюще сжал мои пальцы.

Полумрак будто сгустился. Откинувшись на спинку кресла, словно штурман, вглядывающийся в штормовую даль, женщина напряжённо всматривалась в глубину зеркала.

Сосредоточившись, я тоже посмотрела туда, и в какой-то момент мне вдруг начало казаться, что перед нами длиннющий коридор с открывающимися и закрывающимися дверьми. Коридор наполненный тенями, силуэтами, неясными мутными фигурами.

Некоторые из них дрожали, как прерывающийся свет испорченных лампочек, другие меняли форму, третьи то сливались, то разъединялись друг с другом. Коридор двигался. Сначала вперёд, словно затягивая внутрь себя, а потом будто бы поплыл перед глазами, как барабан на карусели, вращаясь всё быстрее и быстрее. Я уже ничего не видела и подумала, что сейчас вот-вот отключусь, как Марго внезапно закричала:

— Свет! Дайте свет!

Томаш приоткрыл штору. Голубовато-серый зимний сумрак вернулся комнату. И мне пришлось хорошенько встряхнуть головой, чтобы окончательно очнуться.

Женщина задумчиво откатилась от зеркала и часто заморгала, вращая зрачками. В ту минуту этот её нервный тик выглядел особенно страшно.

Слава, скрестив руки на груди, молча следил за ней.

— Твоя бабка узнала секрет, который вовсе не секрет, — наконец произнесла Марго тоном пророчицы. — Для кого-то не секрет, а для кого-то очень большой. И страшный.

— Какой секрет? — спросила я.

— Это секрет.

— Вы его знаете?

— Знаю. В Пуговицах все про это знают. Но молчат.

Марго бросила быстрый взгляд на Томаша, а потом, обращаясь ко мне, яростно заговорила громким шёпотом:

— Откажись. Не нужны тебе они. Они всех убивают.

— Вы о чём?

— А то я не понимаю, чего вы тут все рыщите. Чего твоя бабка искала. И этот туда же. И ты.

— Я вас очень прошу. Скажите всё прямо, — от «зеркального коридора» голова ещё гудела.

— Те деньги, которые Надежда со Светкой за Корсакова получили, проклятые, вот что.

— Кто такой Корсаков?

— Дед тут у нас был. Миллионер. Владелец фабрик, заводов, пароходов. Его сынок сюда устроил, когда тот с катушек съезжать стал, — Марго успокоилась, и её голос снова стал простым и будничным. — Тут ему по всем статьям удобно было отца держать, чтобы к нему разум не возвращался. Потому что завещание Корсаков к тому времени уже написал. И наследство его со всеми богатствами единственному сыну причиталось. Всё чин чином. Только дед никак не помирал, а сын ждал и ждал. Долго ждал. Лет десять, может и дольше. Потом испугался, что сам скорее умрёт. Вот и разведал здесь всё, Светку пригрел. Личной сиделкой к отцу нанял. А Светка без детей, без мужа, молодая, но страшная, как мой ночной кошмар. Её жена любовника кислотой облила. И всё лицо у неё как расплавленный воск было. Светке деньги на пластическую операцию были нужны.

Вот она и старалась. Отрабатывала. В общем, младший Корсаков решил старика побыстрее с этого света спровадить. Договорился со Светкой. Ну, а чего ты удивляешься? Дело житейское, у нас и не такое бывает. Только Светке одной не с руки было это дело проворачивать. Другие родственнички миллионера могли выяснение затеять. Поэтому она Надежду к своему делу и подключила. Провернули всё — комар носа не подточит: внезапный сердечный приступ при свидетелях. Ну, кто тут чего скажет? Только потом Надежда взяла и слиняла с теми деньгами, которые им обеим сын Корсаков заплатил. Светка её искала, искала, но бестолку. А потом бабка твоя появилась и тоже давай про Надежду разнюхивать…

Я никак не могла понять, то ли она рассказывает мне правду, то ли морочит голову. Слишком уж легко и надуманно звучала из её уст история о сговоре и умышленном убийстве.

— Это вы всё в зеркале увидели?

— Конечно.

— А можно мне поговорить с этой Светой?

— Поговори, — Марго пожала плечами. — Если найдёшь, конечно. Светка тоже свинтила отсюда, когда на неё все косо стали смотреть.

— То есть она больше не работает в Пуговицах?

— Слушай, — взвилась вдруг она. — Ты хотела знать про свою бабку. Я сказала тебе, что было. Она пришла сюда про Надежду разнюхивать. Разнюхала и ушла. Всё. Что ты ещё хочешь?

Томаш сказал «спасибо», и мы ушли. Поплутав немного по коридорам, которые теперь меня пугали, выбрались на улицу.

— Ты, правда, думаешь, что она там что-то видела? — я поёжилась.

— Нет, конечно. Но если ей нравится изображать ясновидицу, пускай изображает, — он сгрёб меня и, согревая, прижал к себе. Так мы шли всю дорогу до автобусной остановки. — Марго в курсе всех местных сплетен, и это главное.

— С одной стороны звучит, как полный бред, но с другой, здесь, наверное, такое нетрудно провернуть. Ты сам что-то знаешь про это?

— Старик действительно такой был. И Светку я знал. Но то, о чём болтают в Пуговицах, по большей части просто страшилки, которые они сами и выдумывают.

— Возможно. Потому что, если это правда, Яга должна была пойти в полицию.

— Какая полиция? Откуда у неё доказательства? Думаешь, в полиции слушают всех недовольных старух с богатой фантазией?

— А что, если она начала угрожать этим Наде и та её убила?

— Кто? — Томаш глянул на меня с сомнением. — Надя твою бабку?

— Ну, да.

Он усмехнулся

— Здрасьте, приехали. Это что-то новенькое.

— Ягу сбили на переходе, а водитель не остановился и его не нашли.

— Час от часу не легче, Микки. Надя уже прям серийный убийца какой-то. Кто же тогда убил её саму?

— Мой Кощей. Ну, или… — я ещё не успела сопоставить новые данные. — Светка.

Слава расхохотался.

— Что ты смеёшься? — я пихнула его в бок.

— Забавно, с какой лёгкостью ты раздаёшь всем обвинительные приговоры.

— Это не приговоры, а подозрения.

— Не обижайся, но звучит параноидально.

— В таком случае, может быть, ты знаешь, где Надина машина? — я остановилась.

Томаш продолжал улыбаться.

— Понятия не имею. А что с ней?

— Она пропала. В тот вечер стояла на парковке за школой, а теперь её там нет.

— Конечно, нет, — он подтолкнул меня, заставляя идти. — Прошло полгода. Машину наверняка эвакуировали. Парковочных мест во дворах не так много. Кто-то нажаловался, что «недвижимость» стоит, вот и увезли.

— А ты знаешь, что у Нади был младший брат? Ну, или сестра.

— С чего ты взяла?

— Я видела её фотки старые. Там Наде лет шесть, а её мама беременная.

— А, это, — Томаш махнул рукой. — После той аварии ребенок родился мёртвым.

— Понятно. Спасибо, — я выдержала паузу. — А ещё твоя сестра говорит, что Надя пишет ей с того света.

На этот раз остановился Томаш. Сунул руки в карманы своей крутецкой куртки и, нахмурившись, вперился в меня.

— Ты ведь помнишь, что поклялась больше не трогать эту тему?

— Но мы же ещё не до конца отсюда ушли, — попыталась оправдаться я. — И у меня накопилось. Нужно было высказаться, чтобы не возвращаться к этому потом. Я понимаю, что тебе неприятно вспоминать Надю, но…