−Ты в порядке?

−Да, да, я в порядке. - Он все еще бежал. Она слышала, как он пыхтит. −Боже, это была девушка, официантка. Мурад убит.

В его голосе слышалась дикая тревога.

- Послушай меня, - сказала она, каждый нерв ее тела был сосредоточен на плане. - Ты один?

- Да ... - он все еще бежал.

- Послушай меня: место, о котором я тебе рассказывала, где Женя рисовал танцовщиц - не называй его только - ты помнишь его?

Не произносить название? О черт. Надо вспомнить. Вспомнить. Страницы в досье Лазарева проносились у Юрия в голове, кружась, как мусор, разбросанный бурей.

- Ага! Я понял. Да.

−Поймай такси. Поезжай туда. Ладно? У тебя есть деньги?

− Да, хорошо. Я... я понял.

- А теперь избавься от телефона!- Рявкнула Марина. - Выбрось его сейчас же. Разбей его. Сейчас же!

Она бежала по темным краям парка. Добравшись до улицы Самада Вургуна, она поймала такси.

Он швырнул проклятый сотовый телефон о здание, разбил его, не в силах избавиться от него достаточно быстро, и продолжил бежать. Не раздумывая, он пробежал еще квартал, удаляясь от выстрелов, от телефона, от образов в голове. Наконец, ему пришлось остановиться, чтобы отдышаться. Он прислонился спиной к стене здания, наклонился и стал отчаянно глотать разреженный весенний воздух Баку.

В темноте перед его мысленным взором возникли картины перестрелки. Он увидел узкие, слегка сутулые плечи официантки, когда та вонзила дуло огромного пистолета в живот Мураду, и каждый выстрел все глубже вонзался в него. Он видел удивленное лицо Мурада: шок, боль, осознание, смятение, ужас. Каждый взрыв из рук девушки - убийцы отражался на его лице, когда он все глубже и глубже погружался в свою исчезающую смертность.

Ужасно.

Он снова побежал, но не прошло и квартала, как ему снова пришлось остановиться. Что за улица? Где он был? Дерьмо. Он был безнадежно дезориентирован своим безумным броском в никуда. Хотя он не мог уйти так далеко, улицы были узкими и темными, дверные проемы были впадинами, спускающимися к неизвестным ужасам, и несколько человек, которых он встретил под деревьями, спешили мимо, не глядя, не желая иметь ничего общего с отмеченным человеком, не желая иметь ничего общего даже с ночным воздухом, который двигался вокруг него.

Слева, на другой стороне улицы, в середине следующего, обсаженного деревьями квартала, он увидел свет, льющийся на тротуар из дверного проема. Он заставил себя идти медленно, сдерживая дыхание, не желая приближаться к ним, хватая ртом воздух.

Это был небольшой отель, входная дверь которого была распахнута в прохладную ночь. Остановившись в фойе, он увидел молодую женщину, стоящую за старой изогнутой стойкой регистрации, пожилую женщину, вытирающую пол вестибюля, и молодого человека, у которого не было никакой видимой цели, кроме как поговорить с молодой женщиной. Они повернулись к нему.

Он спросил девушку, не могла бы она вызвать такси. Девушка сделала, как он просил, и он поблагодарил ее, отойдя от пятна света, чтобы подождать в одиночестве у обочины. И тут же услышал вой сирен. Он оглянулся на маленькую прихожую и увидел, что все три смугловатых лица повернулись к нему. Но выражение их лиц было непроницаемым. В приморском городе это было признаком учености. Никто ничего не хотел знать. И никому, никому не было любопытно.

Ночные тени нетерпеливы в Баку. Они держатся рядом, когда вы сворачиваете с главной улицы, толпятся, когда вы идете, и догоняют вас, когда вы прошли всего несколько метров. И теперь, Беликов стоял, окруженный ими, прислонившись спиной к каменной стене в нескольких метрах от того места, где его высадила машина.

Он находился недалеко от кино "Низами", который сделал выбор Марины дико опрометчивым для него. На другой стороне улицы, чуть дальше, на углу под старым платаном стоял высокий мощный уличный фонарь. Вход в клуб "Статус" находился рядом, и сквозь пятнистую дымку перед открытыми дверями в темноту доносилась томная музыка.

Может, ему войти внутрь? Разве это не подразумевалось? Он не знал, что, черт возьми, подразумевалось. Слова стояли сами по себе, упрямо, без намека. "Иди туда" - вот все, что она сказала.

Казалось опрометчивым покидать тень. Ну и ну. Показываться где бы то ни было казалось безумием. Внезапно он почувствовал, что у него дрожат ноги. Она говорила: "Ты еще не знаешь всего, но можешь доверять мне. Ты должен ухватиться за этот факт как можно быстрее."

Он решительно вышел из тени и пересек улицу.

Оказавшись внутри, его глаза начали привыкать к полумраку. Он сразу понял, что "Статус" - это смесь из "моды" и "амбиций". Это не было местом сбора шикарных молодых людей, которые часто посещали стильные и модные клубы в самом центре столицы. Здесь не было такого грохочущего электронного шторма.

Здесь толпа была, по сути, смесью среднего возраста и молодежи. Здесь, в голубом тумане, танцоры тесно обнимались, источая острую сексуальную меланхолию, когда они скользили по танцполу в текучем медленном-быстром-быстром-быстром ритме изящного восточного данзона, сладкой и романтичной музыки, играемой виолончелью, парой скрипок, старым пианино и флейтой.

- Аааа, Женя. −Мурлыкающий женский голос застал его врасплох. Он обернулся и увидел, как дама проходит мимо со своим партнером, женщина его возраста, с обнаженной грудью, под полупрозрачной накидкой, влажной от пота из-за крепких объятий партнера. Поворачивая голову, чтобы последовать за ним, ее глаза, когда она танцевала, она улыбалась, ее белые зубы были радужными. Ее смуглый партнер кивнул головой в серьезном приветствии, не говоря ни слова, и они медленно потанцевали прочь.

Он был на краю танцпола, двигаясь между столиками по периметру, двигаясь в никуда.

- Евгений, − Мужчина средних лет улыбнулся и поднял подбородок, глядя на Юрия из-за крошечного столика, сигаретный дым струился из его ноздрей, его женщина наклонилась к нему, тоже улыбаясь Юрию.

О ужас. Ему казалось, что он разговаривает с ними; ему казалось, что он улыбается им; ему казалось, что он чувствует себя непринужденно.

Кто-то прошипел сквозь данзон, он обернулся и увидел женщину, улыбавшуюся из-за дальнего столика. Другой мужчина серьезно кивнул в знак приветствия.

Это было нереально. Окутанный дымчатым сапфировым сиянием, окруженный томной музыкой и танцорами, которые, казалось, принадлежали к другой эпохе, Беликов начал чувствовать странную разобщенность с бешеной скоростью своего полета. Заполненное и душное кафе "Террасса", выстрел из огромного пистолета, кровь и внутренности - все это, казалось, отступило, как будто никогда не было ничем иным, как воспоминанием, как будто оно поглощалось, даже стиралось, этим оживлением сцены из старого фильма.

Необъяснимым образом ему даже начало казаться, что он вспоминает это место, как будто он возвращается в старое убежище, возвращается к этим незнакомцам, забытым старым друзьям. Он чувствовал, что понимает этих людей, что знает, почему они приходят сюда, ищут общества друг друга в этом печальном месте с его сладкой, душераздирающей музыкой. Инстинктивно он точно знал, зачем Евгений приходил сюда, чтобы нарисовать мрачные лица этих влюбленных мужчин и застенчивые улыбки их женщин.