- Я могу привести тебе пример, - продолжал Сабитов. - когда теракты совершаются в крупном городе, население долгое время будет пугливым, если не бдительным. Но на всей другой территории - например, в той пресловутой "глубинке", о котором любят говорить ваши политики, - жизнь почти сразу вернется в нормальное русло. В конце концов, им нечего бояться самих себя. В сердце страны нет зданий, которые считались бы символами России, мишенями для любящих символы террористов. Образ жизни не изменился в глубинке, потому что там не было ничего, что предлагало бы себя воображению террористов, которые любят идею зрелища.

Сабитов взглянул на часы. Жест был мимолетным - если бы Юрий моргнул в этот момент, он бы его не заметил.

- Так чего же мне бояться, если я живу в маленьком городке в Якутии? Чего мне нужно бояться в Чите, в Забайкалье? Или в Игарке, Красноярский край? Или Пензе, Орле? Террористов? Нет, им нужны Кремль и Белый Дом. Им нужны символы. Если это случится, они понимают что смогут посмотреть это по телевизору.

Сабитов помолчал и покачал головой.

- Это не террор, как говорит Гасан. взрывы двадцатилетней давности в столице - это шок, временное явление. Ужас-это нечто совершенно иное. Вам не нужно ни вспоминать о страхе, ни напоминать о нем, потому что он никогда не покидает вас. Это создает постоянное предчувствие, постоянный страх, который душит ваше спокойствие.

Мягкая манера Мансура говорить в сочетании с его теперь заметным трудом сдерживать волнение представляли собой жуткий, пугающий контекст. Он звучал нестройно, как смех на похоронах.

Он протянул руку и поставил кофе на край тумбочки.

- Послушай меня, - сказал он так тихо, что Беликов невольно наклонился вперед и сосредоточился на губах Сабитова, чтобы разобрать слова, - мы подчиним Россию, когда террористы наконец поймут, что Моршанск - идеальная цель. Руководство антитеррористических структур наблюдают за стратегическими объектами, которые находятся в крупных городах страны. Вот куда ваше правительство вложило свои средства. Но безопасность в сердце страны? Нету ее. Офисные здания в Ульяновске? Никаких ценных бумаг. Переполненный стадион на региональном футбольном плей-офф в Томске? ноль ценности. Баскетбольный турнир в Стерлитамаке? Ничего. Школа, ресторан, кинотеатр... в любом захолустном городке...

Внезапно маленькая комната показалась Юрию клаустрофобически интимной. Туман снаружи был таким густым, что заглушал даже звуки города.

Сабитов стоически смотрел на Юрия.

- Кто может заблуждаться насчет их безопасности больше, чем жители Моршанска? Когда вы действительно приступаете к этому, их вера в то, что им нечего бояться, что что-то подобное действительно не может с ними случиться, жалка. И это делает их идеальными целями.

Беликов пришел в ужас от последствий монолога Сабитова, и он был в ужасе от того, что оказался в таком положении, так мало понимая, что ему следует делать. Он не мог себе представить, что сделал бы Евгений. Это было нечто большее, чем простая ролевая игра. И это было слишком важно, чтобы полагаться на необъяснимые потоки интуиции.

Беликов поставил свой кофе на тумбочку рядом с кофе Сабитова и встал. Он шагнул к окну и выглянул вниз на уютный закуток кафе. Марина сидела за столом с телохранителем Мансура. Они не разговаривали. Она молча смотрела на серый утренний свет через зеркальное окно магазина.

Он повернулся к Сабитову.

- Объясни мне попроще, - сказал он. - кратко. Точно. Никаких намеков. Никаких последствий. Я должен точно знать, чего ты хочешь и что ты предлагаешь взамен.

Сабитов посмотрел на его руки. Его пальцы были переплетены, большой палец правой руки мял основание большого пальца левой руки. Это был не очень хороший жест, но Беликов был ошеломлен, увидев его. Это был запретный язык тела, маленькая, но глубокая ошибка, выдающая состояние души Сабитова. Он находился под каким-то чудовищным давлением.

Он поднял голову и посмотрел на Юрия.

- Ты можешь передать это нужным людям?

Сердце Беликова бешено заколотилось в груди. Это было дико. У него не было полномочий отвечать на этот вопрос. Он никак не мог знать, что он должен ответить на него. Это было дикое, неконтролируемое чувство, сумасшедшая игра, где на карту было поставлено абсолютно все.

Наконец он кивнул головой, словно прыгнул в ледяную воду с вышки.

Сабитов кивнул, глядя на него.

− Я так и думал.

Без предупреждения начался дождь, внезапный потоп. Беликов посмотрел через улицу. Сквозь пелену дождя он все еще видел платье Марины.

Наблюдая за ней, отчаянно желая увидеть ее лицо, он понял, что только что все проиграл. Мансур без труда узнал, что Евгений связан с российской разведкой. Его охватил теплый, влажный страх. Внезапно его затошнило, и он почти почувствовал дуло у виска. Он медленно повернулся к Сабитову.

Но Сабитов не держал пистолет в руке. Он сидел, опустив плечи, и тускло смотрел на Юрия, его измятая белая рубашка была уже вся в пятнах пота. Шум дождя почти заглушил его мягкий голос.

- Гасан хочет, чтобы ты инсценировал его убийство, - сказал он. - Поскольку он хочет, чтобы ты доказал разведке, что он мертв. И докажи это всем остальным. Еще он хочет, чтобы ты спрятал его где-нибудь и дал гарантии безопасности.

Юрий видел, как он сглотнул.

- Взамен он даст тебе все: имена, даты, явки, планы... тысячу причин никогда больше не спать твоим людям. Он ознакомит тебя со всей нашей структурой, где мы работали вместе столько лет.

Груз в виде десятка предметов, которые покинули горящий склад в промышленной зоне северной части Баку, было доставлен в Международный аэропорт имени Гейдара Алиева. Не прошло и часа, как кейс уже был в воздухе и летел смешанным грузовым коммерческим самолетом в Тбилиси.

В столице Грузии он был выгружен вместе с несколькими ящиками латуни, стекловолокна и пластиковых штампов, используемых в производстве компонентов термостата для холодильных установок в хранилищах овощей и зерновых на окраине города. В сборочном цеху, все погрузили на склад-станцию. Сырье, используемое для компонентов термостата, было в конечном счете отвезено на склад, чтобы быть распределенным по базам, в то время как коробка поддельного продукта ждала в одиночестве в дальнем конце ангара.

Через пятнадцать минут к ангару подъехал грузовик. С пассажирской стороны грузовика вышел человек и загрузил коробку через заднюю дверь, сложив ее рядом с двадцатью тремя другими коробками с идентичной маркировкой. Грузовик тут же уехал, и еще через десять минут его фары высветили дорожный знак, который искал водитель: шоссе Е117. Грузовик развернулся на север и направился к грузинскому пограничному городу Степанцминда.

Специальный человек в тбилисском грузовом ангаре заработал аж пятьсот долларов США за то, что пятнадцать минут присматривал за картонной коробкой, стоявшей в углу помещения.