Не было смысла притворяться, что здесь происходит. Беликов почему-то знал, что Мандрыкин по каким-то своим причинам собирается убить Гасана Фархадова, несмотря на приказ Карелина отступить. Это означало, что для Льва Карелина Мандрыкин стал изгоем. И это означало, что Беликов стал ключевым игроком прямо в середине дилемма.

- Что слышно от ваших людей? - Внезапно спросил Мансур. Его голос был приглушен, как будто он должен был говорить тихо, чтобы его не обнаружили. Где он, черт возьми?

- Договорились, - сказал Юрий. Он был настолько поглощен попытками понять все аспекты происходящего с ним, что не осознавал физических последствий стресса, в котором находился. Когда он заговорил, воздуха едва хватило, чтобы выдавить слова.

- Они должны знать... есть ли у тебя план.

- О кей. Есть план. - Мансур был резок, в его голосе послышалось раздражение. - Но сначала, Женя, я должен знать, что здесь происходит. Кто эти люди?

Беликов вспотел, его рука массировала телефон, когда он пытался удержать его. Что-то менялось. Что видел Сабитов? Беликов ничего не видел. Никто из мужчин не пошевелился. Они ждали. Все ждали.

Солнечный луч пронзил облака, посылая тонкую полоску яркого лазерного света через площадь.

Боже, подумал Беликов. Все его варианты были рискованными, и он слишком долго не мог принять решение. Каждый из присутствующих держался за свою тонкую прядь; каждый ставил на то, что Беликов сделает то, что он от него хочет.

Мандрыкин ждал, когда он приведет его к Фархадову, и держал пари, что он сделает это из-за Марины. Сабитов была уверен, что он избавит Фархадова и его от двадцати с лишним лет убийств, страха, укрытий и бессонницы. Карелин держал пари, что Беликов сможет держать свою ложь еще несколько часов и совершить богатейший разведывательный переворот в террористических войнах.

И Марина. Юрий догадался, что, несмотря на всю ее подготовку и профессионализм, несмотря на всю ее личную храбрость, в этот момент она просто думала, как испуганная женщина. Она знала, на что способен Мандрыкин, и в глубине души, должно быть, была слаба от страха, зная, что единственное, что стоит между ней и яростью Мандрыкина, - это Юрий Беликов.

Но в конечном счете решение Беликова свелось к шелухе воспоминаний, которые вполне могли улетучиться в буре промежуточных событий. Но оно тоже ждало Беликова, подвешенное и скрытое в его подсознании.

Последнее, что Сабитов сказал ему перед тем, как покинуть номер в отеле "Кавказ", было то, что на Фархадова оказывалось давление, которое делало это окно возможностей очень маленьким. " Когда она закрывается, ее нельзя открыть снова", - сказал он.

- Женя, - медленно произнес Сабитов, словно его подозрения достигли критической массы, - что ты натворил?

- Послушай, Манcур, − сказал Беликов, снова поворачиваясь спиной к площади. Он склонился над телефонной будкой, словно защищая частный разговор, затем осторожно вытащил телефон Карелина из внутреннего кармана плаща.

−У меня есть защищенный мобильный телефон для моих людей, и я включаю его прямо сейчас, − сказал он, проводя большим пальцем по трем цифрам, как показал ему Леонид. - Ладно?

− Да, хорошо, - сказал Сабитов.

Беликов ждал, прислушиваясь к гудению, щелчку, соединению.

- Я здесь, - сказал Карелин.

- А теперь ... я разговариваю с вами обоими, - сказал Беликов в оба телефона. - Вы оба слышите, что я говорю. Хорошо, Мансур?

- Да, хорошо.

- Лев?

− Да, давай. − Голос Карелина перешел в ровное монотонное операционное бесстрастие. −Успокойся, - сказал он Юрию. − Будь осторожен. Не позволяй эмоциям запутать твое мышление.

- Лев, я иду вперед.

- Мы знаем, - быстро сказал Карелин. - Твой телефон все это время работал. Мы идем в ногу со временем.

Юрий был ошеломлен и зол, но на это не было времени.

- Черт возьми, - рявкнул он, - Ты кого-то посылаешь?

- Мы уже в пути, - сказал Карелин.

Вперед, вперед, твердил себе Юрий.

- Мансур, я знаю, что ты находишься на выгодной позиции, откуда видна эта сторона площади. Ты в квартире над аптекой "Авис"?

- Быстрее иди, - только сказал Мансур.

Взволнованный Беликов продолжал: - Ладно, эти люди на площади принадлежат Виктору Мандрыкину. У него находится Марина, и он сказал, что убьет ее, если я скажу тебе или свяжусь с моими людьми. Он ждет, что я приведу его к тебе. Я не знаю, что он делает, что планирует, но мы пытались остановить его. Теперь он порвал с нами связь.

Беликов говорил быстро, запихивая все в себя.

- Мансур, послушай, ты сказал, что у нас есть только небольшая возможность, а потом будет слишком поздно. Ты имел в виду информацию, которая имеет решающее значение именно сейчас? Ты хочешь нам что-то сказать? Нам нужно что-то делать?

Последовавшее за этим молчание было самым нервирующим молчанием, которое Беликов когда-либо испытывал. Как ни странно, он начал ощущать изменения в восприятии, но не зрения, звука или осязания, а течения времени. Молчание Сабитова продолжалось весь день и в сумерках.

- Мандрыкин, - выдохнул Сабитов. Его голос тоже сглаживал оцепеневшее напряжение их положения. − Да, ты все правильно сделал, Женя. Хороший выбор, потому что мы даже не знали, что он еще жив. − Его голос утратил напряжение, и он казался спокойным. Или это было спокойствие смирения? − Где сейчас Виктор? - чуть нервно продолжил он.

Беликов рассказал о том, как Мандрыкин своим звонком догнал его по дороге в "Авис", о телефоне, о разговоре, об угрозах.

- Поэтому я не знаю, где он, - добавил он. - Думаю, он где-то поблизости.

- Да, должен быть, - согласился Сабитов.

- Но Карелин едет со своими людьми.

- Нас четверо, - вставил Карелин.

- Четыре человека, - сказал Беликов Сабитову.

- У нас здесь никого нет, - сказал Мансур, и на этот раз Юрий отчетливо услышал в его голосе покорность судьбе. И все же это было не совсем смирение, скорее близость с судьбой, как будто он не питал злобы к неизбежному. Это было философское принятие неизбежного.

- Мы приезжаем в район сада Хагани два раза в неделю, если можем. Мы делаем это уже больше года. Но мы пришли одни. У нас есть очень сложный процесс, который мы проходим, что позволяет нам прийти сюда,− спокойно, в одиночестве. Когда мы выходим на улицу Расула Рзы, мы просто еще два безымянных туриста, ничего больше.