— Мы вынужденны сделать паузу на Севере, а я не люблю бездействовать, поэтому если Великий мудрец окажет мне доверие, я также возьму на себя Юг, — с уверенностью проговорил Старец, сидящий за круглым столом прямо напротив главы ордена.
— Доверие вам оказали много лет назад, когда приняли в члены Невидимой Ровении, — снисходительно произнёс глава ордена, внимательно вглядываясь в глаза энтузиаста. — Поэтому в этом вопросе можете не сомневаться. Я рад вашему энтузиазму, — он довольно усмехнулся. — У вас есть человек, который сможет вас заменить на вашем посту на Севере? Возможно даже сменить насовсем?
— Конечно. Один из моих Великих учителей, — твёрдо произнёс Старец. — Любого можно поставить вместо меня.
— Тогда вопрос закрыт, — удовлетворенно произнёс Великий мудрец. — Вы и Старец округа Нарнх курируете Юг империи. Вся ответственность ложится на вас двоих, — последние слова Великий мудрец произнёс жестко и с нажимом. — Спрашивать я тоже буду с вас.
— Служу Невидимой Ровении, — почти хором ни чуть не дрогнувшими голосами произнесли два Старца, которым поручили Юг империи.
— Служу Невидимой Ровении, — торжественно повторили женские и мужские голоса, которые, как всегда, слились в один гул.
Великий мудрец поднялся и произнёс привычную всем стандартную фразу:
— Братья и сестры соединим нашу магию, подтвердим личность каждого.
Старцы поднялись, защелкали золотые браслеты, из широких рукавов взлетели десять пар рук. Великий мудрец тоже вскинул руки, и магический поток полился от каждого мага, соединяясь в центре в один целый шар, который медленно завертелся- закрутился, постепенно из прозрачно- белого становясь голубым, коричневым, зелёным и в конце — ало- красным.
Когда шар бесшумно взорвался, испустив в разные стороны магические «лучи-стрелы», которые безболезненно впивались в тела стоящих «невидимок», Великий мудрец также стандартно и привычно усмехнулся:
— Все живы — здоровы? Личности подтверждены.
А Старец, который проявил инициативу и взял на себя контроль над Югом, подумал, что Великий мудрец — сторонник традиций и многолетних правил, которые никогда не меняет. Это была еще одна зацепка, чтобы определить личность главного преступника империи. У него уже было много зацепок, но пока они не помогли ему раскрыть преступника.
А ещё он подумал, что надо как-то выяснить, понял ли Диннар Роннинус его зашифрованные записки, а, если понял, то что предпринял, ведь прошло уже полгода. И предупредить его, что в ближнем окружении императора есть предатель, помогающий Невидимой Ровении, — надо с этим что-то делать, и срочно.
Директор приюта «пустышек» ровена Роннигус смотрела на госпожу Катрину Торес и понимала: то, что она собирается сказать, разобьёт молодой женщине сердце.
— Я вынуждена отказать вам, госпожа Торес. Олия Торес не может больше покидать стены приюта.
— То есть, как это? — молодая женщина уставилась на Мадлен в изумлении. — По какой причине?
— Распоряжение Службы безопасности императора, — сдержанно ответила Мадлен, сама ничего не понимая. Вчера она получила это загадочное Распоряжение с официальной печатью. — Я ничего не понимаю, но Олию на прогулку вам отдать не могу.
Лицо Катрины побледнело, а глаза стали ещё больше.
— Он признал ее? — потрясённо прошептала она.
— Кто? — недоуменно переспросила госпожа Роннигус.
— Император Ансар, — тихо пробормотала Катрина.
— Император — отец Олии? — шокированно уставилась на молодую женщину Мадлен — для неё эта новость стала открытием.
Та согласно кивнула, подумав, что, возможно, госпожа Роннигус не знала о её отношениях с Ансаром, никогда не появляясь в столице и при дворе.
— О, теперь стало немного понятнее странное распоряжение от Службы безопасности, а я вся измучилась догадками, не понимая, с чем оно может быть связано, — с видимым облегчением произнесла Мадлен.
— Увидеться с дочерью можно? — убито спросила гостья приюта.
— Насчет данного момента запрета не поступало, — мягко улыбнулась Мадлен, желая хоть немного разрядить напряжённую обстановку в кабинете.
— Госпожа Роннигус, у меня к вам просьба. Я давно думаю об этом, но никак не решалась. Теперь же понимаю, что другого выхода нет, — молодая женщина умоляюще посмотрела на Мадлен.
— О чём вы?
— Возьмите меня учителем в ваш приют, — серьезно произнесла Катрина. — Мне сложно без детей. Никас не хочет уезжать, Олию теперь не разрешат даже в город вывезти на карусели или погулять. Я хочу быть рядом с детьми.
Мадлен задумчиво и грустно смотрела в умоляющие глаза говорившей. Ей очень хотелось бы помочь госпоже Торес, но…
— Я ничего не имею против вас лично, госпожа Торес, вы даже нравитесь мне, — осторожно начала Мадлен, — но, поймите меня правильно, ваш моральный облик не пример для моих воспитанниц, — лицо бывшей фаворитки императора от удивления вытянулось. — Я воспитываю детей, и все учителя должны быть примером для них. Во всем. Если бы оба ребёнка были у вас от одного мужчины, то это одно дело, но у вас Никас от герцога Йоргуса-младшего, Олия — от императора. В нашем мире быть «ластаной» не зазорно, даже престижно, но только если у женщины один покровитель, а не несколько. Поймите меня правильно, здесь детский приют, пойдут сплетни, дети на вас будут коситься, их родители возмущаться, Никас будет вас защищать и драться со всеми подряд. Я уже представила себе этот апокалипсис.
— Что же мне делать? — несчастно спросила женщина.
— Если я возьму вас на работу, значит, я полностью одобряю вашу кандидатуру. Понимаете? Девочки, возможно, начнут вами восхищаться и считать, что менять покровителей — это в порядке вещей.
— Госпожа Роннигус! Вы же ничего обо мне не знаете! — искренне возмутилась Катрина.
— О чем я и пытаюсь вам сказать. Тот, кто вас близко не знает и не знает подлинную историю вашей жизни, будет иметь примерно такое же поверхностное представление о вас, которое я сейчас озвучила. Скорее всего, у вас так все произошло по каким-то определенным причинам, но вы же не будете это объяснять каждому, и я тоже не буду.
— Я поняла вас, вы очень жестоки, — Катрина поднялась с кресла, бледная, с поникшими плечами.
— Нет, вы совсем ничего не поняли. На мне большая ответственность, — расстроенно покачала головой Мадлен.
Зеленые и фиалковые глаза скрестились, и Катрина вдруг поняла, что директор приюта во всем права, и пенять она может только на саму себя.
— Простите, — тихо проговорила молодая женщина. — Конечно, вы правы, я не могу учить детей.
— Я не это имела ввиду, — с досадой воскликнула Мадлен. — Вы можете забрать Никаса и уехать туда, где никто не знает о вас, и работать учителем в школе, куда будет ходить Никас.
— А Олия? — печально спросила Катрина. — Ее я не смогу увезти.
— Может быть вы поговорите с императором? — с жалостью поинтересовалась Мадлен.
— Император не хочет со мной разговаривать, — тихо прошептала несчастная женщина и заплакала, закрыв ладошками лицо, снова присев в кресло.
Мадлен растерялась, не зная, как помочь такому откровенному горю, поднесла плачущей женщине стакан воды. Некоторое время ждала, когда всхлипывания прекратятся.
— Выпейте, госпожа Торес. Успокойтесь.
Неожиданно в кабинет директора ворвался взъерошенный и сердитый Никас.
— Мамочка! Не плачь! Ты у меня самая хорошая! — мальчик обнял мать и снизу вверх свирепо уставился на Мадлен. — Вы ничего не знаете о маме! Я никому не позволю ее обижать! Даже вам! Она у меня самая хорошая!
— Ник, ты опять подслушивал в том коридоре? — сурово спросила нахмуренная и расстроенная Мадлен. — Я уже предупреждала тебя…
— Да! — вызывающе закричал ребёнок. — Подслушивал! И все слышал! Все, что вы сказали маме! Я уеду с ней! Больше не хочу здесь находиться!
Катрина, наконец, подняла лицо и посмотрела на Ника, обняла сына, крепко прижав его к себе.