И они сидели молча, долго-долго, целую вечность…

Чёрная вода поглотила последнюю надежду, когда Ясумаса пошевелился.

Эта часть рассказа показалась мне изрядно скомканной, но ничего удивительного — есть вещи, касаться которых не стоит. Язык немеет и горло перехватывает. Какой страшной опасности они подвергались ради меня, по моей вине. Только чудо спасло… а я-то думал, что привык к чудесам! И всё же странно: такое чувство, будто Химико умолчала о чём-то важном. Не хотела говорить при Ясумасе? Жаль, судьба обделила меня возможностью побеседовать с кицунэ в укромном уголке, со ртом, не занятым поспешным заглатыванием риса.

После стычки, окончившейся ничем, Татибана хотел было преследовать мико по пятам, но женщины восстали. Химико можно понять: утратив однажды, она хотела лишь одного: не терять снова. Но Мэй… какая сила действовала ей, почему она противилась? Или обещание, данное в Тоси, перестало иметь значение?

Узнаю ли когда-нибудь? Теперь она с братом, и ушла, говорят, добровольно… Размолвки влюблённых долго тянутся, да быстро заканчиваются. Может, Хоно простил и меня? Тогда почему он с таким оскорбительным недоверием отнёсся к моему другу?

Но я перескакиваю!

В деревеньке они долго отдыхали, набираясь сил. Мэй, стоило только отвернуться, убегала в святилище. Однажды она вернулась, сияя, словно полная луна.

— Теперь я знаю, куда нам идти! — повторяла и повторяла она. — Утраченное на востоке обретёшь на западе — так мне было сказано! К морю Хань лежит наш путь!

— Сказано? Кем? — выспрашивали остальные. — О какой утрате идёт речь?

Но красавица лишь загадочно улыбалась, и молила собираться в дорогу, не медля.

Её привязанность к святилищу внушала друзьям столь сильные опасения, что упирались они скорее от неожиданности. Третий День Древа Месяца Света застал их уже в пути. До моря Хань было рукой подать, да не дотянуться: горы в этих местах непроходимы. Пришлось спуститься по тропе, ведущей вниз по течению Мидорикавы и идти так пять дней, до развилки. Старый тракт времён Золотой Нити начинался оттуда, пересекая холмистую долину, забредая в несколько полузаброшенных посёлков и, наконец, выползая на берег в портовом городе Ока. Долгий, долгий путь…

Но до моря Хань они не дошли, и не опасности по дороге были тому помехой.

В холмах, предваряющих горную гряду Мита, путники повстречали отряд, возглавляемый человеком, не подчиниться которому было нельзя. Моим братом, Хономару. Так судьба и привела их в замок Хоруи, откуда верховный военачальник вместе с командующим гарнизоном, прихватив почти весь его состав, отправился в Южную Столицу.

В седле перед собой он вёз прекрасную девушку с волосами белыми, словно морская пена…

— Привал, господин Хитэёми? Жаль отрывать от размышлений, но смотрите — неплохое местечко!

— Кто бы отказался, — фыркнул я, неловко сползая на землю у подножия холма, каковых на нашем пути встречалось всё меньше и меньше. Солнце скрылось за крутой вершиной, отбрасывавшей благодатную густую тень. — Верховая езда не является моим излюбленным занятием, определённо!

— Это легко исправить, — улыбнулась девушка, ослабляя упряжь своей пегой кобылки, напоминающей ту, с Хикко, только повыше да потоньше в кости. Сотник так и порывался спросить, куда мы дели своих лошадей, но выдержка возобладала над любопытством.

— Хотите сказать, что к концу этой скачки я забуду, как переставлять ноги?

— За пару дней вам сия опасность не грозит! — расхохоталась мучительница, забирая у меня конский повод. — Позвольте. Лошадкам тоже пора отдохнуть! Надо сказать, даже у меня всё болит после вчерашнего. Тело быстро отвыкает, да и не так часто мне доводилось выезжать, как хотелось бы. Но спасибо предкам и за это.

— Кстати, о предках. Кем был ваш отец? — я задал вопрос, давно меня терзавший, и со стоном растянулся на земле. Травка! Мягонькая! Вот оно, счастье…

— Не торопитесь, господин Хитэёми, — покосилась она, сбрасывая сапоги и устраиваясь рядом. — Скоро всё узнаете.

— Совсем, как Ю!

— Ничуть не похожа!

Некоторое время мы перекидывались взглядами, словно тряпичными мячиками, потом разом прыснули; девушка пробормотала что-то смущённое и отодвинулась. Я лениво потянулся к сумкам, брошенным тут же, в теньке, и достал мех с водой. Должна быть ещё прохладной, набирали на последней переправе.

— Будете?

Поблагодарив, та припала к меху. Умело, между прочим, припала — ни капли мимо. Ю, Мэй-Мэй, Химико… теперь вот Юки — одни загадочные личности вокруг! Один я — простой и понятный. И Ясумаса. Если не учитывать, что друг мой умудрился вернуться из Посмертного Мира живым и здоровым.

— И всё-таки, кого-то вы мне напоминаете, — пробормотал я, глядя, как она пьёт, жмурясь от удовольствия, словно кошка. — Очень смутно, так что не вздрагивайте: вашей тайне моя догадливость не угрожает. Если и видел при дворе, то мельком. Признавайтесь: это ведь при дворе было, да?

— Господин Хитэёми…

— Ну ладно, ладно… А общие знакомые у нас есть? — продолжил допытываться я, уже откровенно потешаясь. Ясно ведь, что правды не скажет. Зато чем не лекарство от дремоты?

— Господин Хитэёми!

— Который именно? — лукаво переспросил я. — Означает ли это, что вы знакомы с моим семейством?

— Я знакома со всеми семействами, того заслуживающими, — вспылила та, но тотчас же взяла себя в руки. — Простите мои дурные манеры, я не хотела вас обидеть!

— И, всё-таки, жаль, что Ясумаса… что у него не было возможности вас разглядеть, — поправился я, привычно замалчивая недостаток друга. — Сначала тьма кромешная, потом Химико нас двоих зачаровала… кстати, из вас получился превосходный Кенске!

— А из вас — господин верховный военачальник.

— Ага! Значит, брата моего вы всё-таки знаете! — восторжествовал я, а Коюки заметно посмурнела, но кивнула. Теперь, когда выдалось свободное время, можно было прижать эту скрытную особу, вытягивая истину по ниточке с разных сторон. Опыт шуточных поединков с юмеми зря не пропал. Но я решил остановиться на достигнутом: не всё сразу. Ю научил меня и этому. Доверие — тоже искусство.

Мы спешно перекусили и продолжили путь, оставляя за спиной далёкую уже крепость, друзей и заходящее солнце.

Боги, как у меня болело… всё!

(Ночь между Третьим и Четвертым Днями Дзю Благодарения, 499-ый год Алой Нити)

Стараниями Юки дорога заняла два дня.

Первая ночёвка прошла благополучно, и даже мысль о том, что я, в кои-то веки, почиваю наедине с хорошенькой девушкой, не успела как следует меня истерзать — заснул. Крепко и без сновидений. О последнем страшно сожалел поутру. Всю дорогу под палящим не по-осеннему солнцем страдал телесно и душевно. Это я раньше думал, что у меня болит всё?! Наивный… И Ю, почему от него нет вестей? Случись что-то дурное, я бы почувствовал, и всё же… Каждый вечер на протяжении трёх праздничных дней, проведённых в Иве, я засыпал, будучи уверенным, что уж теперь-то с ним побеседую. Но юмеми словно избегал меня. Сначала укрылся за проливом, теперь и во сне не показывается. Что с ним?

Он дал о себе знать на вторую ночь, настолько же холодную, насколько жарким был день. По негласному уговору мы с Коюки придвинулись друг к другу, закутавшись в походные одеяла, часть снаряжения бойцов. Одно поверх другого, для пущей теплоты. Какие уж тут приличия, когда зуб на зуб не попадает! Даже если бы между нами что-то было — то не сейчас. Теперь понятно, почему скалился Хоно, когда я зачитывал ему отрывки из чувствительных придворных поэм. Про то, как влюблённые бежали от людской молвы, чтобы провести ночь на утёсе над морем, а поутру там шумели две сосны, чьи ветви сплетались в вечном объятии. Да на таком холоде не то, что в дерево — в ледышку превратишься! Будь ты хоть тысячу раз влюблён, чего обо мне не скажешь.

— Разве? Стоило на несколько дней оставить одного, как променял меня на девицу, — посетовал Ю, и с явным злорадством в голосе добавил. — Своенравную и скрытную, между прочим.