Хоно тем временем поспешно заглянул к Мэй-Мэй и задёрнул полог, словно опасаясь, что обитательницу повозки углядит чужой жадный глаз.

— Я… погорячился, Кай, — с трудом преодолевая себя, сказал он. — На меня действительно будто затмение нашло. Вот, возьми, — резким движением брат сорвал ленту, всё с тем же рисунком "птичья лапка" и начертанием «Хитэёми», предназначенную для того, чтобы и враги, и союзники отличали его в битве. — Не вставай, перевяжи сначала. Ты где поранился?

— Не знаю. Только что, — кровь собиралась в ладони алой лужицей, и я торопливо прижал лоскут к длинному и глубокому порезу через основания пальцев. — Кажется, этим. Надо же, и не почувствовал!

Что там порез — вот ухо — да, болит! И в голове до сих пор барабанный грохот.

— Господин Хитэёми! — встревоженный голос Мэй раздался изнутри повозки. — Не стоит её трогать, пожалуйста! Я и вашего брата пыталась предупредить, да не успела. Видите, от неё одни беды!

— Что это за чаша? Края острые, как лезвие, и почти прозрачные! — брат, всё-таки, поднял вещицу с земли. К счастью, за дно. — Из чего она сделана? А вы долго будете здесь торчать?! — неожиданно вызверился он на ратников, собравшихся вокруг нас. Тех словно ветром сдуло.

— Чёрный нефрит родом с острова Хикко, из его пламенных недр, — ответила девушка. — Здесь за него платили чистым золотом, но это было давным-давно. Должно быть, она древняя. Я ведь рассказывала вам про Родниковое Святилище, мой господин? Мико-доно поклонялась с её помощью Богине, а после смер…

Вскрикнув, она затихла, и тут до меня дошло. Вот, о чём умолчала кицунэ! Вот, где была неувязка! Зачем преследовать того, кто уже мёртв?

После того, что сделала Кагура, Безвременник никогда бы не отпустила её живой. Никогда! Глупец, об этом можно было и догадаться.

— Так с ней покончено? — еле выговорил я. — Думал, она бежала!

Невероятно! Женщина, что столь усердно пыталась меня погубить, давно уже превратилась в пепел, а я всё «предвкушал» встречу. Какая нелепость — впрочем, подобно всем нашим страхам… Стало быть, причины её поступков так и останутся загадкой? Мертва… А я представлял её смерть иначе. И думал, что почувствую нечто большее. Облегчение. Жалость. Мстительное ликование, как Юки. Торжество. Хоть что-нибудь! Только не пустоту…

— Я дважды предательница, — с горечью произнесла Мэй. — От меня тоже одни беды. Я ничем не лучше несчастной госпожи Кагуры! Я такая же!

— Ты утаила от меня очень многое, — строго заметил Хоно, вертя чашу на одном пальце.

— Вы не верили даже тому, что я говорила! — в тон ему отозвалась невеста. — Даже сейчас, когда я попросила оставить эту дурную вещь в покое! Что касается мико-доно… мне было тяжело вспоминать. И я пообещала Химико…

— Хранить чужие секреты, — кивнул я, вставая и протягивая брату руку, чтобы тот затянул узел на тыльной стороне ладони. — Ты действительно не поверишь, так что не ищи злого умысла в нашей скрытности!

— Жестоко умертвили какую-то пожилую мико, а я должен закрыть на это глаза, — проворчал Хоно, однако не рассердился. И чашу осторожно поставил на дно повозки. Может, со временем изменит своей привычке?

Не успел я возликовать, как всё и случилось. Крики донеслись откуда-то с головы войска, стремительно нарастая. Истошное ржание, вопли в тысячу глоток…

— Нападение! — взревел Хоно и толкнул меня к повозке. — Оберегай. Вот! — он торопливо отстегнул малый меч и взлетел на коня. — И, если что… у тебя есть право. Но только в этом случае! Понял? Тотемаки, Кенске, собираем войска! К бою!!!

Я не успел ничего сказать — да слова и не могли быть услышаны в таком гвалте. Что не так? Хоно отправлял разведчиков к стенам, и сотня всадников охраняет подступы. Что пошло не так?!

И тут я похолодел. Маленький серый зверёк, откуда ни возьмись, впился зубами мне в ногу. Я отбросил его косигатаной, так и не вынутой из ножен. Тотчас же новый нападающий прыгнул на меня с верха повозки, клацнув зубами у самого горла. Крысы!

Но что здесь делают крысы, если Кагура мертва?!

Думать было некогда. Твари, словно сговорившись, кинулись на меня с трёх сторон сразу. Схватил, попытался задушить самую злобную, но гадливость оказалась сильнее, и противник отлетел в сторону. Пока стаскивал с рукава другую, мимо пронёсся всадник на взмыленном коне, чуть было не растоптав.

Крик отвлёк моё внимание и от наездника, безуспешно пытающегося усмирить перепуганное животное, и от последней крысы, вгрызшейся в мою лодыжку. Мэй! Сорвал полог. Серое тельце полевой мышки корчилось, пронзённое маленьким ножичком. Я извлёк его, и к трупику присоединился ещё один, гораздо крупнее.

— На крышу! — приказал я подопечной, вытаскивая её из укрытия, готового стать ловушкой. Подсадил наверх, и тотчас же проклял свою глупость — повозка заходила ходуном. Волы поддались общему безумию. Мэй-Мэй птичкой слетела на землю, я едва успел подхватить её и утянуть в сторону.

— Там… — она бросилась было обратно, но отшатнулась, когда животные понесли, снося на своём пути конных и пеших. Я полоснул ножом по новой жертве. Стянул за хвост и отшвырнул ещё одну сволочь, зацепившуюся когтями.

— Чаша внутри! Во всём виновата чаша!

Повозка уже выкатила на равнину — видимо, там её тягловая сила чувствовала себя в безопасности. Умно! Так чего же мы стоим?

Я схватил было Мэй за руку, когда неподалёку заржали кони, столкнувшиеся друг с другом, земля содрогнулась от их падения. И я вспомнил другую ладонь, такую же маленькую, лихо управляющуюся с уздечкой…

— Юки! — закричал я, пытаясь прорваться через невозможный шум. — Сначала найдём Юки!

— Но…

— Я не могу её бросить! Не могу!

И мы стали осторожно пробираться через поле битвы, окровавленное закатом. Это было сражение с невидимым противником, которому нет числа. Сшибались всадники, лошади волочили по земле тела, размахивающие руками или неподвижные. У меня на глазах молодой воин в простых доспехах кейко замахнулся на крысу, вцепившуюся ему в икру, и упал на землю уже безголовый. Виновник его смерти едва ли её заметил, кружась с обнажённым клинком. Рядом несколько крыс объедали чьё-то лицо. Люди бежали: кто верхом, кто на своих двоих. Бесславный конец великого войска…

Сначала нас чуть не затоптали, потом едва не зарубили, и тогда я понял, что пора выбираться. Найти Юки оказалось ничуть не проще, чем в Храме-под-Горой. Сотни лиц, объединённые растерянностью, страхом и яростью. Сотни одинаковых морд. Сотни кошачьих силуэтов.

И только я так подумал, как решил, что сошёл с ума — при виде гибкой тени, скользнувшей мимо. А мгновением позже заорал во всю глотку, потрясая мечом, так и не вынутым из ножен. Лента, перевязывавшая ладонь, ослабла, и трепетала на ветру, словно знамя.

— Нэко-мата! Нэко-мата!

Кто-то из подчинённых брата узнал меня, повторил зов, превратив его в боевой клич. "Нэко-мата! К бою! Нэко-мата!"

К бою? Да они перережут друг друга! Если ещё не перетоптали!

— Спешиться! Крепче поводья, оружие в ножны!

Голос тонет в общем рёве… "Нэко-мата! Нэко-мата! К бою!"

— Господин Кайдомару! — знакомое лицо, человек соскальзывает на землю, копыта его скакуна поднимают облака пыли в опасной близости от меня.

— Тотемаки! Коней — на середину дороги, оружие — в ножны! Выполнять!

Барабан отбивает приказы, вскоре слышится отклик…

Трава у обочины шевелится, тут и там мелькают тени, неуловимые в движении. Они быстры, их так много… Матерь Кошек явилась во главе бесчисленного воинства, и принесла великий дар. Победу. Нет — спасение!

Когда сумерки сгустились, всё было кончено. Какой военачальник мог предсказать появление такого противника? И какой мечтатель мог надеяться на такого союзника?

Нападения грызунов почти прекратились. Ратники возвращались к обозам, перевёрнутым, разбитым в щепки и, лишь в редких случаях, невредимым. Я отправил Тотемаки и того, другого, чьё имя так и не вспомнил, на поиски брата, а сам опустился на землю, взрытую копытами, словно мотыгами. Мэй склонилась неподалёку, помогая кому-то подняться.