Отвлекая демона пустопорожней болтовней, он быстро просканировал кухню на наличие острых предметов. Запустить в этого дурня каким-нибудь топориком будет легче, чем двигать мебель, а эффект тот же. И пускай потом еще лет сто обивает пороги, вымаливая себе новое тело. Естественно, Лоренс продолжал наблюдать за врагом — глаза не были его единственным источником зрения. Демон медленно следовал за ним.

— Кстати, надеюсь, ты здесь не для того, чтобы помешать мне забрать моего дорогого Мэтью. Если так, твоему шефу стоило бы прислать тебе подкрепление. Хотя может, ты ему не так уж и нужен.

Лишь на долю секунды он отвлекся, чтобы обрести контроль над подставкой с кухонными ножами, вырвать их из тяжелой деревянной основы и, во главе со здоровенным мясным тесаком, отправить всю стаю в ничем не защищенного демона. Смертоносный сияющий дождь просвистел мимо его лица так близко, что не отстранись он на пару миллиметров, ближайший нож отсек бы ему кончик носа. Вот была бы умора.

Лоренс даже успел порадоваться, что вспомнил важную анатомическую особенность — у демонов два сердца! — и в последнее мгновение перед ударом поменял местами один из ножей. Сверкнув в лучах предвечернего солнца, ножи с визгом впились… в оклеенную выцветшими обоями стену, прямо за тем местом, где миллисекунду до этого стояла наглая тварь. Штукатурка вокруг его импровизированных орудий убийства белыми струйками посыпалась на пол.

— А вот это неожиданно, — вслух сказал Лоренс.

— Да ну… — усмехнулся демон откуда-то из столовой, и Лоренс едва успел остановить пулю, выпущенную ему прямо в голову. Пуля, звенькнув, упала и закатилась под плиту.

Лоренс начинал злиться, но успокоил себя и решил временно перейти к более тонкой стратегии. Если этот гаденыш ускользнул от дюжины сверхскоростных ножей, диваном его точно не прихлопнешь.

— У вас теперь все такие быстрые? Или ты особо одаренный?

Ему не столько было интересно это выяснить, сколько важно услышать голос врага и просчитать его следующий шаг. Демоны тщеславны, особенно Охотники.

Но ответом ему было молчание и тишина.

Решившись на риск, Лоренс оставил свою незащищенную плоть и сгустком чистого духа облетел квартиру, сквозь уставшую, рыхлую материю дерева и цемента просочился на второй этаж. И сразу же обнаружил то, что искал — приняв человеческое обличие, демон рисовал что-то фломастером на старом деревянном полу. Лоренс присмотрелся: разделенный на секции восьмиугольник с древними рунами по краям и пентаграммой посредине. Ловушка Самаэля, с изумлением понял он.

Гаденыш хочет запереть его в этом доме. Зачем? Первородному не составит труда раскусить любую головоломку… И зачем он обратился? Людформа куда слабее Внесторонней.

И тут до него дошло. Цель демона — не противостоять ему — как мог он быть таким наивным! Четвертый отдел не пошлет одного несчастного демона повязать Первородного на пике своей силы. Его цель — не задержать Лоренса, а отвлечь его, выиграть время! Дать возможность ускользнуть тому, за кем он пришел, и сбежать самому, если получится. Возможно, на втором этаже есть еще один выход.

А это значит, что он опоздал.

В приступе ярости, Первородный ударился в пол под ногами демона и разорвал его на атомы. Не успев среагировать, Данила полетел в образовавшуюся в полу большую дыру и обрушился спиной на пол первого этажа. Лоренс понял, что демон потерял сознание — возможно ненадолго — а потому не стал тратить время впустую. Переместив по воздуху один из кухонных стульев, он поставил его поперек груди повергнутого врага и сел сверху.

Спустя всего лишь пару секунд, Данила открыл глаза, явно пытаясь сфокусироваться.

— Надеюсь ты сломал себе хребет, — процедил Лоренс. — Представляю себе удивление местных врачей, когда они сделают тебе кардиограмму.

Демон рванулся вперед и замер, уткнувшись в дуло своего же ствола, приставленного к горлу. Желтым огнем зажглись его глаза, но Лоренс надавил на оружие сильнее, заставляя его затихнуть.

— Даже не думай. Беззащитным людлингом ты мне нравишься больше. Итак, — он поудобнее устроился на стуле. — Расскажи-ка мне, Даниил — очень подробно расскажи — где и когда откроются Врата, к которым твои люди везут сейчас моего дорогого брата Мэтью.

В правом виске свербело так, будто там пробили дыру и ковырялись в ней тупой отверткой. В левом тоже ковырялись, но не так активно. Мэтью застонал, повернулся на живот и зарылся лицом в дурно пахнущую подушку. В своей трезвой жизни он был чистюля, однако теперь все это было не актуально. Неизвестно еще, что там внизу, под этой подушкой, и не окажется ли оно еще омерзительнее. А самое главное, станет ли ему от всего этого легче?

Полежав без движения еще какое-то время, Мэтью решил, что пора познакомиться с окружающим миром, где бы он ни находился. А главное, постараться добыть из этого мира воды, чтобы хоть как-то смыть гадостный привкус во рту. Он с трудом приподнялся на локтях и разлепил веки.

О, да. Эта подушка видала виды.

Нащупав ногой пол, Мэтью отполз назад и осторожно сел на узкой, заправленной серым койке. Голова у него сразу же пошла кругом, в ушах противно зазвенело. Сквозь туман в глазах он разглядел толстые прутья, которыми ограничивалось доступное ему пространство. За прутьями галдело, ругалось и лязгало наручниками сообщество, к которому мало какой кандидат наук становился причастен в течении своей жизни. В лучшем случае это сообщество устало курило, опершись о выбеленные кирпичные стены.

— С возвращением, братишка.

Мэтью заставил себя скосить глаза в сторону здоровенного смуглого парня в татуировках, красных трениках, и почему-то босого и голого выше пояса. Парень сидел в соседней камере, на точно такой же, как у него, заправленной серой койке, и дымил чем-то очень гадким.

— Воды нету? — откашлявшись, прохрипел Мэтью.

Парень кинул бычок на пол, задавил его ногой и в развалку пошел к дальнему концу своей камеры.

— Эй, чуваки, — позвал он в сторону невидимого Мэтью центра этой загадочной вселенной, — Тут академик загибается, киньте воды.

Мэтью выпрямился и тут же пожалел об этом. В мозгах отозвалось миниатюрным ядерным взрывом.

— Откуда ты знаешь… — он не договорил, сраженный пронзительной болью.

Играя мускулами, парень словил прилетевшую откуда-то пластиковую бутылку, просунул ее промеж прутьев решетки и толкнул в сторону Мэтью. Бутылка, подскакивая на неровном полу, подкатилась и уткнулась в его весь помятый и в подозрительных пятнах портфель подле кровати. Из незастёгнутого центрального отделения торчали смятые листы бумаги и край белой ткани.

Моментально все вспомнив, Мэтью застонал и сжал голову руками.

— Что, братишка, погулял? — деловито спросил его сосед. — Если врезал менту — это хуже всего… Хотя по тебе не скажешь, что ты буйный…

Мэтью никак не мог решить, хочется ли ему, чтобы парень заткнулся, или наоборот, продолжал говорить. Его необычайно низкий тембр голоса одновременно и раздражал, и отвлекал от адской боли в голове. В конце концов он решил, что это неважно, поднял с пола добытую для него бутылку воды и откупорил дрожащей рукой. Приложился и не смог уже оторваться, пока не влил в себя все прохладное содержимое до последней капли.

— Спасибо, — вспомнил он, пытаясь восстановить дыхание. Его сердце стучало молотом, руки тряслись, но боль в висках определенно уменьшилась.

— Да не парься, — ответил смуглый, вытаскивая из пачки новую сигарету, — Хочешь?

Мэтью слабо покачал головой. Только паршивого курева ему сейчас и не хватало. Он лег обратно на койку и, пользуясь относительным улучшением самочувствия, попытался проанализировать вчерашний день.

А вчерашний ли, пронзила его неожиданная мысль.

— Какое сегодня число? — не вставая, спросил он соседа, надеясь, что его услышат.

— Четвертое, — охотно ответил тот, на всякий случай уточнив, — июня. Пять вечера.

Невероятно. За каких-то несколько часов он успел упиться в хлам, с позором провалить защиту собственной диссертации и оказаться в полицейском отделении. Спасибо, хоть наручники сняли.