«Служба мне — не так легка и приятна, как ты себе вообразила, старая…»

И тут, затухающим сознанием своим ведьма поняла, что такое служба Темному Властелину, и что необходимо сделать, чтобы пройти это испытание и остаться в живых. Закрыв глаза, она перестала хотеть остаться в живых.

Он убивал ее, потому что такова была его воля, и хотел, чтобы она покорилась этой воле. Перестав бороться, старая ведьма раскрыла перед ним свою душу и приняла всю эту боль, и муки, и ужас, и растворилась в них. Отныне и навсегда эта была ЕГО душа и ЕГО тело. Разбитая, старая и больная, она отдавала ему себя полностью…

«Да поглотит тебя Тьма, мой Господин…»

Так же внезапно, как и началась, ослепляющая боль кончилась, и она снова могла дышать. «Щупальца» ослабили свою хватку и отпустили…

Хватая ртом воздух, Софья Марковна сползла со стула на пол и упала на онемевшие от судорог колени. Не выпуская руки своего нового господина, она прижалась к ней лбом, покрытым холодным потом, не зная, что и сказать.

Оказалось, говорить больше не было нужды.

«Позвони Стивену. Пусть пришлет местную ведьму снять заклятье. Отпусти своего людлинга и отдохни. Я беру тебя в мою свиту.»

Голос его теперь не грохотал, а звучал мягко, будто в наушнике, воткнутом прямо в мозг.

Софья Марковна неловко поцеловала ему руку и встала на ноги — на удивление легко. Как ни странно, чувствовала она себя прекрасно, голова была свежа и ясна, никакого давления не было и в помине. Будто бы могущественный разум, только что овладевший ею и в процессе чуть не убивший, расплатился с ней за страдания частицей собственной силы.

Да уж, Темная сторона имела свои преимущества. За такое пожертвуешь не только личной жизнью и конфиденциальностью мыслей…

«Меня не интересует твоя личная жизнь, Софья. А вот одеяло мне не помешало бы…»

Лорд Мадуг закрыл глаза, дыхание его выравнивалось — он явно засыпал. Софью Марковну переполняли благоговейный ужас, умиление и восторг. Нет больше истончающейся, как портрет Дориана Грея, жизни, нет беспросветной бедности, нет искупления. Господин защитит ее и от ангела-исповедника, и от демона-тюремщика… А уж она отдаст за него жизнь и свою бессмертную душу в придачу.

«Одеяло… Стивен… Волшебное слово — быстро», — раздраженная мысль заслонила ее собственные, восторженные и сумбурные, и она кинулась исполнять.

— Они поменяли координаты.

— Зачем?

— Ты меня спрашиваешь? Откуда мне знать… Наверное, что-то не срослось… Сама в курсе, сколько там всего должно совпасть, чтобы открыть Врата и ничего не нарушить. Вплоть до крупной мыши, которая может пробегать по полю в те самые пятнадцать минут, и ее задавит Приемной.

— Кому какое дело до мышей, Дань?

— Не скажи… Это может оказаться самка моридуса, которая через три года родит какого-нибудь очередного Спасителя… Сивиллам лучше знать.

Мэтью проснулся и слушал их разговор с закрытыми глазами. Так было проще. Чем дольше он будет лежать на этой ужасной гостиничной койке, притворяясь спящим, тем дольше ему не придется иметь дело с реальностью, в которой напарником Инги оказался жуткий крылатый демон, будто сошедший с иллюстрации к «Аду» Данте, у него на глазах обратившийся в сильного, красивого парня, и теперь они с Ингой лежат, обнявшись, на одной из кроватей, а на второй — лежит он сам, напоминая себе ребенка, который подглядывает за родителями. И не просто так лежит, а рядом с Гошей, впавшим в кому после выстрела из прОклятого всеми возможными заклятиями пистолета Данилы. Инга сделала Гоше укол темно-зеленой жидкостью и пообещала, что мальчишка к утру очнется. Но сейчас бедный Гоша выглядел — овощ овощем.

В углу комнаты, на полу, оглушенный Данилой и усыпленный Ингой, ждал допроса их недавний преследователь и его бывший сокамерник, Валера Юсупов.

В этой небывалой реальности, помимо ведьм, крылатых демонов и заколдованных пистолетов, существовал также и он сам — Первобыт… тьфу — ты, Первородный человек с какими-то невнятными сверхспособностями, которого боялась даже Инга.

— И куда нам теперь ехать? — сквозь смеженные ресницы Мэтью увидел, как Инга села на кровати и обняла колени.

— Пока приказывают возвращаться обратно в город.

— А вдруг ты его все-таки не убил…

Данила тоже сел и заслонил собой Ингу. Все бесполезно, в очередной раз после того, как увидел демона в человеческом обличии, подумал Мэтью. Неважно, каким чудовищем Данила был в своей Внесторонней форме — как человек он был неотразим для любой женщины.

— Инга, я выстрелил ему в грудь, и даже если он не умер сразу, обездвиживающее заклятье его добьет. Он просто истечет кровью.

— Неужели нельзя было выстрелить ему еще и в голову?

Демон помедлил с ответом.

— Знаешь, это не так просто — выстрелить кому-то в голову…

В полутьме блеснула уже знакомая Мэтью фляга из тусклого серебра. Передавая ее друг другу, напарники по очереди приложились несколько раз подряд. Он никогда не видел ничего более интимного, чем это молчаливое передавание выпивки из рук в руки.

— Я знала, что ты не умер, — неожиданно сказала Инга.

И целовалась с другим, злорадно подумал Мэтью.

Данила усмехнулся и обнял ее одной рукой, уткнувшись носом в медные от света настольной лампы волосы.

— Мой телефон — единственное, что смог убить этот мудак, когда сбросил меня со второго этажа.

Данила повернулся так неожиданно, что Мэтью едва успел закрыть глаза и притвориться спящим.

— Похож? — спустя пару секунд спросила Инга.

Данила еще немного помолчал.

— Не то, чтобы близнец… Но, да — похож.

— Надеюсь, в этот раз они не ошибутся… Света в нем много, но сущность еще не сформировалась… так что все может произойти.

От их неприятного разговора у Мэтью в душе закололо. И на кого он должен быть «похож»?

— Ладно, ты спи, а я покараулю. Дай-ка мне свой телефон, — в конце концов сказал Данила, и, вновь приоткрыв глаза, Мэтью увидел, как демон встает с кровати и усаживается в кресло, стоящее рядом с их пленником. Поставив одну ногу Валере на грудь, он положил злополучный Глок себе на колени и с головой ушел в Ингин телефон, как какой-нибудь студент-переросток.

Бесшумно, Инга легла обратно на кровать (как она умудряется даже на скрипучую кровать лечь бесшумно?) и повернулась на бок, лицом к нему. Поерзав на месте, будто закапываясь в свой объемистый свитер, она закрыла глаза и вздохнула. Уже через полминуты ее дыхание стало ровным, и Мэтью мог любоваться ею сколько угодно, не боясь быть пойманным с поличным. Хотя, он скорее даже не любовался, а просто смотрел и думал. Думал обо всем, что случилось с ним за этот сумасшедший день — неужели прошел всего только день с тех пор, как жизнь его перевернулась вверх тормашками? Ее лицо успокаивало и помогало размышлять. Помогало думать. Как и тогда, в приемной факультета филологии, оно было маяком, безмятежно подмигивающим ему с берега в жесткую бурю безумия.

И никакой Данила ничего больше не изменит — этот непреложный факт обрушился на него, будто откровение с небес, и Мэтью понял, что пропал. Совершенно, бесповоротно и окончательно — пропал.

Внезапно, она открыла глаза, а он не успел закрыть свои. Без тени улыбки, Инга смотрела на него, и он увидел, как зрачки ее из серых медленно превращаются в голубые. Он уже успел догадаться, что это означает, и чувствовал, что сердце его сейчас разорвется от счастья. Ничего не бесполезно, понял он.

— Надо спать, — серьезно сказала Инга и «выключила» его, протянув руку и дотронувшись указательным пальцем до его лба.

— Давай-давай. Ешь.

Диего лежит на пыльной земле, на боку, обеими руками обхватив голову. Лицо его — цвета все той же пыли, глаза зажмурены, слезы мешаются с грязными соплями. Земли он уже съел предостаточно и, совершенно очевидно, считает, что большего не заслуживает.