Он, якорь-гвоздодер, сугубо материальный, а вы, гражданин, следовательно, наоборот…

Призрак, да?

На четвертом что-то пьяно орала Тать-Вана, и призраку пришлось на всякий случай двинуться к другому лифту… Спустился на первый этаж, открыл столовую. Банки с тушенкой ждали в глубине шкафчика. С трудом вскрыл одну, поковырял вилкой. Жирное мясо впихивалось в желудок трудно, разогрел на сковородке, пошло легче. Без хлеба, конечно, не особо…

Вторую банку Игорь не доел — и так ощутил себя чудовищно тяжелым, словно пару тех гвоздодеров и заглотил. Э, не надо было от жрачки отвыкать.

Неспешно запив чаем, отправился в свои края. В подвале невыносимо воняло курицей, просто до тошноты. Очень живое чувство, что б его…

…— Они из похода вернулись, ну а мы, значит, интересуемся — ну и как там Атлантика… — повествовали из бойлерной…

Игорь дошел до складских владений, свернул в тупик, к двери, которой здесь не должно было быть. Стукнул в металл створки крюком гвоздодера:

— Эй, товарищ с маузером, вопрос имеется.

Внутри затопали сапоги, дверь распахнулась:

— Чего ломишься, открыто, — хмуро сообщил сосед.

Изнутри пахло керосином и чем-то сладким. Какао варит, что ли?

— Да ты охренел со своим керогазом! Спалишь нас враз, — возмутился Игорь.

— Поучи еще, — хмыкнул Вано. — До тебя керосинкой пятилетками пользовался, и после тебя не исключу такой возможности.

— Так электроплитки уже изобрели.

— Да ну их в жопу. Пробовал. Греются они медленно. Ты с пожарным обходом приперся или спросить чего? — намекнул Вано, смахивая крошки с сусличьих усишек.

— Спросить. Значит, я призрак, так?

— Отчего же обязательно «призрак»? — скривил физиономию сосед. — Словечко суеверное, допотопное. По мне так слово «дух» звучит куда лучше. И как понятие он, дух, куда как шире и многозначнее. К примеру «пост морально-боевого духа района Якиманка». Сокращенно: ПМБД Якиманка.

— Ага, звучно, — согласился Игорь. — Отчего кумачево-трафаретную повязку не нацепил, военком херов? Кстати, у тебя сейчас какао сбежит…

Проламываясь сквозь заросли, Игорь чувствовал себя как-то… стремно. Бушлат и рабочий комбинезон защищали от колючих ветвей, пару раз высоченная крапива ожгла-лизнула в щеку, но дело было не в этом — удаляться так далеко от Дома было жутко. Здание «Межкниги», в своем одиночестве похожее на несуразно растопырившуюся крепостную башню, таяло в утреннем тумане. К горлу подкатывал знакомый ком: паника пополам с тошнотой.

— Ничего, привыкнешь, — заверял ломящийся впереди юный дебил. — По первой, конечно, не по себе. Но такая зорька, это ж у нас редкий случай. Только, мля, надо было вокруг идти. Говорил же я, бровки их колесиком…

— Ты наоборот говорил, — проворчал Игорь, уклоняясь от керстовского вооружения — короткое бамбуковое удилище, лежащее на плече забуксовавшего в бузине спутника, так и норовило ткнуть в глаз.

— Я говорил — напрямки, а мы здорово уклонились. Тут дебри как в Приамурье. Слышь, дай топорик…

— Сдвинься, — буркнул Игорь.

Китайский топорик на яркой удобной ручке, но с откровенно дурным железом, скорей не рубил, а ломал ветви. Да и не бузина это, а нечто похожее, но более неуступчивое.

— Проламываемся, проламываемся… — ободрял со спины хренов рыболов. — Воду уже видно…

Сверзились в заросшую промоину, выбрались к приречным камышам — под ногами захлюпало — все равно пришлось уклоняться ниже по течению.

Внезапно вывернули на протоптанную тропу.

— Лоси, что ли, на водопой ходят? — с сомнением озираясь, предположил Игорь.

— Да какие лоси? — самонадеянный спутник притопнул сапогом по тропе. — Гляди, какая ширина. Это ж торговая тропа. Древне-людская. Может, какие гоги-магоги на натуральные обмены шастают. У нас здесь места всегда были обитаемые.

Хозинспектор хмыкнул. Насчет ледникового периода он имел поверхностное представление, но в историчности здешних гог-магогских племен сомневался.

— Вот оно — я же помню! — восторжествовал Вано, залезая в камыш — за стеной растительности открылась короткая песчаная коса-отмель. Рыболов скинул брезентовый рюкзак, уложил поверх бесформенного образца амуниции удилище. — Обустраивайся, я за червями…

В отдалении шерудело — Игорь по давнему опыту знал, что добыча наживки иной раз куда трудоемче собственно самой ловли. Еще заблудится, шпана прибабахнутая…

Мысик обступила утренняя зябкая тишина — течения воды не заметно, лишь клубился над темной водой редеющий туман. Ни противоположного берега, ни привычных ориентиров… совсем иная Москва-река. Собственно, и не «Москва», раз людей еще нет. Воздух, даже вода совсем иные…

Игорь поднял воротник бушлата — холодом так и пробирало, отсыревшие кроссовки стыли на ногах. Это все полоумный умник: «ледниковый период, ледниковый период». Написано на нем, что ли, что ледниковый?

Оказалось, взгляд вновь ищет опору Дома. Нет, отсюда за зарослями Межкнигу определенно не разглядишь. Вернуться бы, чайник поставить…

При жизни, особенно в молодости, Игорь рыбалку обожал. Но смерть, как ни крути, это иной возрастной рубеж. Никакого желания топтаться в утреннем тумане и смотреть на угрюмую воду не ощущалось. Обратно в Дом тянуло до невыносимости…

Игорь сдвинул удилище, сел на рюкзак, пощупал обувь. Угу, насквозь мокрая. Тихо-то как вокруг… Только ветер верхушками камыша играет. Отвык от такой тишины. В подвале тоже тихо, но там по-иному. Интересно, где лучше умирать: на природе или все же под кровом?

Ненужные мысли оборвал треск ветвей — из зарослей выбирался черведобытчик: в одной руке банка из-под кофе, под мышкой несколько сучьев.

— Во, накопал для затравки! А ты чего расселся? Костер раскладывай, а то поохладим кровь, а нам противопоказано.

— Я бы раскладывал, да может тебя уж какой-нибудь мамонт раздавил и рыбалка отменяется, — проворчал Игорь.

— Вот шутишь, а я мамонтов видел, — сообщил бывалый абориген, разматывая леску. — Хотя и издали, пусть в бинокль, но видел. Здоровенные, сука, прям как изба. И шерсть такая… обезьянья.

— А усы? Обезьяньи или моржовые?

— Какие у обезьян усы? Их и вообще у слонов-то… — удивился Вано, осознал и обозлился: — Иди ты в жопу! Я усы только-только начал отращивать. Из соображений целесообразности. И нехер болтать, хворост неси. Померзнем…

…Потрескивал костерок, тянуло дымком и давно забытым детством. Клева не наблюдалось, зато чуть просветлела река, восстал стеной лес на левобережье: густой, дремучий, по-своему жутковато-красивый. Практически совсем незнакомое место: понятно, Пречистенская-Кропоткинская набережная тому берегу еще и сниться не могла, но сейчас даже место Крымского брода не угадаешь. Там, вроде, отмель должна быть…

Вано ухватился за удилище, подержал и разочарованно вернул на воткнутую в песок рогульку:

— Не, не идет. Но будет клев, будет. Тут место такое, пойдет рыба…

— Слышь, может, мы тоже пойдем? — намекнул Игорь. — Погоды нынче сонные, спит рыба. Да и мы уже порядком проветрились.

— Не ной, — посоветовал абориген, не спуская взгляда с красно-белого шарика поплавка. — Солнце пригреет, повеселеешь. И вообще, откуда такое несвойственное малодушие?

— От дикости пейзажа, — пояснил хозинспектор, пытаясь подсушить у огня подошвы кроссовок. — И не особо понятно: ладно, я личность малодушная и невнятная, но ты-то на посту. Это нормально — в служебное время рыбо-ужению предаваться? А случись что?