В дверь заглянул пилот-воздухоплаватель:

— Еще раз извиняюсь, но мы эту особу уже третий час ждем, рыбу удим.

— Что, не клюет, черноперка? — удивилась оборотень. — Вроде на закате должна брать. А я на секунду присела, пакеты полопались.

— А кого демона ты столько дряни набрала? — недобрым тоном поинтересовался пилот. — Ты за сверлами пошла или как?

— Это же гипермаркет. Там все вечно переставляют и запутывают. Не искать же ваши поганые сверла с пустыми руками?

— Сверла где? — кратко осведомился воздухоплаватель.

— Да вот они, куда им деваться, — Лоуд полезла в один из многочисленных карманов своих штанов и вытащила горсть пакетиков мелких сверл.

— А теперь в бумажку глянь, — не дрогнув даже глазом потребовал пилот.

— Чего в бумажку? Вот, так и написано: «12 по миллиметру». Я с запасом взяла.

— Там указано — 12-миллиметровое.

— Четче нужно писать! — рассердилась путешественница. — Уговаривались же, а вы опять как попало начеркаете и ждете невесть чего. Сейчас схожу…

Лоуд сунула напарнику бутылку с сомнительной минералкой и пошла к двери. Звуки шагов вне склада сразу оборвались — исчезать не на глазах людей — межпространственные правила приличия.

Вано предложил чаю пилоту, только успели разлить, как ввалилась оборотень:

— Берите свои сверла и не путайте меня больше!

«Макитских» сверл оказалась целая упаковка, заодно Лоуд прихватила две пары пассатижей, которые, как известно «вечно утериваются».

— А чай ничего себе, — признала оборотень, доедая изюм, сковырянный с «Калорийной» булочки. — Что ж, спасибо за хлеб-сахар, пора нам. Сынуля ждет, волнуется, если, конечно, не задрых или к девице своей не дернул.

— Ты безмозглости то поубавь, да вспомни чего забыла, — намекнул пилот Укс.

— Я забыла⁈ Ничего я не забыла, как раз перехожу, — оборотень зашарила по объемистым карманам штанов, кои общей грузоподъемностью тянули литров на шестьдесят. — Презент! Как раз к вашему военному делу.

На стол перед Игорем легли сначала пачки странных плиток, похожих на шоколадные батончики в чересчур лаконичных темных фантиках, потом пистолет неизвестной марки.

— Ого! Экспериментальный? — восхитился начоперот.

— Да ющец его знает, — призналась Лоуд. — Он к нам сам пришел. С непристойным предложением. В смысле, был и хозяин, но тот понты на редкость наглые сразу предъявил, отчего и не задержался.

— Он-то как раз задержался. Под пальмой и закопан, — поправил Укс. — А пистолет нам не нужен. Мы договор блюдем.

— Да, рыбу постреляли, проверили, хорош баловать, — разъяснила оборотень. — Сначала эта шмондюковина вообще не работала, с ней Гру поковырялся. Так-то ничего оказалась, не особо шумная, но рыбу прям в форшмак рвет. А мы такими кошерными блюдами не злоупотребляем. Бери, Игореха, ствол, владей! Да, пластинки с пулями не ковыряйте, в них ничего интересного нет.

— Не позорься, любознательная. Кроме тебя никто обоймы за козинаки не примет, — буркнул пилот.

— Мне присуща капля здоровой наивности и святой веры в лучшее. А вообще надписывать продукт надо! Ладно, счастливо оставаться, товарищи военные!

Керсты рассматривали пистолет. Машинка оказалась действительно продвинутой: пластиковый, хотя и очень похожий на металл, корпус был легок и крепок, сдвинутая назад затворная коробка придавала оружию компактный, почти квадратный вид. Эргономичная рукоять, широкая «подхватная» предохранительная скоба спуска, прицел с четкими светлыми точками.

— А это чего на «щечке» было? Сканер пальца? — начоперот не поленился взять лупу.

Как таковых «щечек» на рукояти оружия, естественно, не имелось — единая, плавных очертаний рукоятка, идеально принимающая пальцы. На левой стороне угадывалась овальная панель сканера пальца, сейчас заклеенная куском изрядно замусоленной изоленты.

— Вообще-то это не изолента, — осознал Игорь.

— Да. Большой умелец сынуля Лоудки, этого, мля, не отнять, — согласился Вано.

Впрочем, лоскут кожи прежнего владельца, намертво наклеенный на сканер, оружие не портил, скорее, придавал определенную значительную характерность. К смерти — своей и чужой — керсты относились философски.

— Понятно, что безгильзовые, — отметил начоперот, разглядывая увесистые «батончики» обойм. — Но сколько здесь зарядов? Маркировки вообще нет.

Действительно, ни на оружии, ни на обоймах не имелось никаких надписей, за исключением изящной буквы «N», манерно изогнувшейся на рукояти.

— Не, вряд ли пистоль наполеоновский, — засомневался Вано. — Это для отвода глаз. Скорее, шпионский ствол.

— Ствол хороший, но шпион был не высокого ума, — согласился хозинспектор, отдирая от рулона полосу вафельного полотна. — Впереться незваным гостем к Лоуд с родственниками, да еще что-то требовать — крайне необдуманный поступок.

— Да, тут мигом под пальму угодишь. Слушай, пойдем стрельнем на пробу?

— Успеется. Я сначала порядок наведу, натоптали гости, — Игорь взял бутыль растворителя.

Свежая краска на лестнице оттиралась не то чтобы очень плохо, засохнуть не успела. Игорь оттирал, начоперот бродил по коридору, морщился от вони, и развлекал рассуждениями о пистолетных модах будущего, контрразведывательной борьбе в иных мирах и вопросами где взять второй термос. В одну посудину мороженное и кофе явно не впихнешь, а планы на вечер уже наметились.

— Существовать столько лет у реки и не уметь плавать⁈ — возмущался начоперот. — Не, ну как это вообще может быть⁈

— Отстаньте, товарищ, — отрезала Вера-Ника. — Незачем мне плавать. Не спортсменка.

Плавать Ворона действительно не умела. Начиная нервничать, она тяжелела, а поскольку законы физики в засмертии не особо отличались от общепринятых, то шла ко дну девушка. Конечно, полубогине это не особо вредило, но в большинстве московско-цивилизованных годов речная вода не слишком приятна для ныряния. Грязновато бывает в Москве, чего уж тут скрывать.

— Спорт и физкультура — они еще никому не вредили! — напомнил Вано. — Взгляни, красота какая!

Керсты и Вера-Ника сидели на берегу, курили и наблюдали водный праздник. Шла смена 1928-го года, жаркая, летняя, полная сверкания солнца, развевающихся кумачовых полотнищ и громких жизнеутверждающих маршей. Трепетали флажки, неутомимо гремел медью и барабанами белоформенный оркестр, раскачивались транспаранты, надувал ветер мудреный призыв, начертанный белым на красном. «Да здравствует союз немецкого и русского рабочего класса!» — как перевела многоязыко-образованная Ника. Международные соревнования! С вышки уже напрыгались, наступало время рекордных заплывов. Зрители занимали места на освободившихся трамплинах, и вообще где было можно. Волновалась водная станция Московского городского совета профсоюзов — тысячи улыбающихся радостных людей. Большинство, конечно, скопилось на Пречистенской набережной, но и здесь, на противоположном берегу, народу хватало. Казалось все это по-детски наивным, но таким исключительно правильным, жизнеутверждающим, что просто удивительно. Жаль, что дальше 30-х такое настроение не пошло. Впрочем, не полумертвым индивидам о том судить-сожалеть.

— Эх, пойти бы, номер взять да рвануть, — вздохнул начоперот. — Знаете, как я стометровку плавал⁈

Вопрос был риторическим, Ника демонстрировала присущую ей тяжело-чугунную тактичность, а Игорь давал ей прикурить и тоже был занят. Курила Ворона много, чаще всего банальный «Казбек», которые брала в распределителе Дома Правительства в неограниченных количествах. От крепких папирос губы девушки почти всегда казались горькими, словно войну Двенадцатого года лобзаешь. Впрочем, подобные мысли приходили хозинпектору редко. Представить служивое бытие без Вороны уже невозможно. Встречались каждую смену. В «не-свои-года», когда Дом-на-Набережной и современный мост еще не выстроился, Вера-Ника оставалась ночевать в ПМБД-Я. Товарищ Вано счел это естественным — устав караульной службы строг, но в данном случае явная беженка, не забиваться же ей по-ужиному под корни береговой ивы или в подвалы винно-соляных складов? Так вообще не по-советски получится.