Окончательно поддон собрали уже на месте — душевая разом приняла обжитой вид. Полочка, а заодно крючки и дозатор для жидкого мыла отыскались в запасниках склада. Имелась мысль при случае еще разок провести их по накладным, но теперь-то зачем…

Игорь сунул отвертку в карман: полка установилась ровно, это на фоне «играющего» кафеля ее слегка косит. Керст старательно сворачивал кабель удлинителя.

— Витки пошире делай, — вздохнул Игорь.

— Щас перемотаю. Все же великое дело эта электрификация, — Вано кивнул на дрель. — Очень верная была установка партии.

— Угу. В каждую советскую семью по отдельному душевому поддону к 1980-му году.

— Ты народную власть не задевай, — набычился керст. — Она для народа все делала. Это вы потом проворовались.

— Не стану возражать. Я как рядовой представитель электората эпохи развитого социализма, и строил, и расхищал, все верно. Слушай, а ты, товарищ Иван, партийный?

— Не успел. Комсомольцем был. Настоящим.

— Я вот тоже «был». Правда, не уверен, что настоящим.

— Знаю. Смущение в умах вам устроили, вы и поддались, — Вано положил удлинитель на ящик с инструментом. — Слабоваты вы оказались на длинной дистанции.

— Что есть, то есть. Выяснилось, что коммунизм построить, это не нормы ГТО сдать. Совратились мы, — Игорь вздохнул. — А здесь у нас какие задачи ставятся? Кроме обустройства банно-прачечного комплекса?

Вано пожал плечами:

— Общие они ставятся. В соответствии с текущей обстановкой. Объяснить не берусь. Сам учуешь.

— А что берешься объяснить?

— А чего надо?

— Тьфу, мля. К примеру, о здешнем населении. Есть тут кто-то, кроме нас и живых?

— Во вопрос, бровки его колесиком. Понятно, много кто здесь обитает. Только размазаны жиденько. Время и пространство жуть как замысловаты, и имеется в них много закоулков. Если схематично, то разделяем на «лепотцов» и «сланных». Слыхал про такие прослойки?

— Едва ли. А мы к какому социальному слою относимся? Подозреваю, что не к «лепотцам»?

— Не, мы как раз межпрослоичная прослойка. Служащие особого назначения. Ну, подотчетный район действия ты представляешь.

Район Игорь действительно знал — в целом вполне укладывался периметр в официальные границы муниципальной «Якиманки». Хотя и имелись исключения: к примеру, на церковную территорию без необходимости лучше было не ступать. Не то что керсты считались существами нечистыми и адово-подданными, просто имелась на освященных местах своя собственная власть и благоразумнее было избегать конфликтов интересов. Корректное сотрудничество не возбранялось, но… В общем, на церковные темы товарищу Вано как атеисту распространяться было сложновато. Вот земли старых кладбищ — местами они здесь теснились практически вплотную, накладываясь друг на друга, переходя из церковных в чумные, иноземные и вновь в православные, — были вполне понятны, хотя и нелегки для служивого бытия.

Имелся в районе и еще один сложный район — общеизвестный Дом-на-Набережной. По этому вопросу Игорю особых пояснений не требовалось — тяжесть тамошних гигантских дворов-колодцев была знакома с детства. Туда и при жизни не заглядывал без особой нужды. Вот окраины того комплекса — «Ударник» и универмаг вполне себе легкие места, вспомнить приятно. Да и кондитерская фабрика…

…— Если считать «лепотцов» за народность, то они вроде самоедов… — рассказывал Вано, наполняя чайник. — Только куда разнообразнее. Иной раз их «шишами» называют, что вообще-то ложно и неверно. Показывать тут лучше на примерах…

Смена выдалась солнечной, но свежей. Ни разносчиков газет, ни киоска на углу не оказалось, потому точно определиться с датой не удалось. Спускаясь по Бабьегородскому переулку, гарнизон ПМБД-Я дискутировал:

— Май нынче, я тебе точно говорю.

— Да какой май, глянь на листья.

— Что там листья, весна просто ранняя была…

Иван сплюнул — товарищ начоперот, если упрется, так типа того носорога. Поскольку вокруг двадцатые-тридцатые года, Вано считает данность «своим временем» и слова ему не скажи. Ну и хрен с ним. Утро мирное, выходное, вон, труба «Подметки»[2] не дымит, следовательно, рынок работает. Лучше было бы на Полянский сходить отовариться, но товарищ начоперот мелкочастническую торговлю не приветствует, и в случае возможности завсегда выбирает колхозный рынок. Хотя обвесить там и там норовят одинаково. Впрочем, обвес «за бесплатно», жульничеством не считается.

— Мясо брать не будем, сейчас дорогое и поганое, — размышляло усатое начальство. — Творога возьмем, хлебушка. Селедку можно. Бутылочку не забыть.

— Слушай, давай лучше до завтра спиртное отложим, — пробурчал Игорь. — Сомневаюсь я в здешней водяре.

— А ты не сомневайся! Нормальная советская водка! — отрезал сопляк. — Для народа делали, не для отравления мозгов и печени. Нужно только в магазине брать, а не с рук. Ты банку-то не забыл?

Игорь показал: литровая банка под сметану была завернута в полотняную сумку.

— Сначала базарника глянем-проведаем, потом закупимся, — определил порядок действий начоперот.

— Угу, давай сворачиваем…

Заготовители миновали солидный Талдыкин дом[3], свернули в проулок.

— Ладно тебе, прошли бы напрямки, а не в обход, — осторожно сказал Вано. — Чего ты собственного дома боишься?

Игорь промолчал. Шагали вдоль дощатого забора, мимо пронесся пацан с проволочным крюком — перед ним по тропинке, подгоняемый хитроумным орудием, катился металлический обруч от бочки — звякал по камням, подпрыгивал.

— Смотри, забор своротишь! — пуганул пацана Вано.

Мальчишка лишь лихо свистнул и свернул во двор — обруч перед ним летел словно привязанный.

— Во, мотоциклистом вырастет, — хмыкнул начоперот. — А то и танкистом.

— Угу, или крючником-форточником, — буркнул Игорь.

— Вот зловредный ты. Это даже не от неверия в правильность советской власти, а от мещанской угрюмости, — возмутился Вано. — Все бурчишь, к собственному дому стесняешься подойти.

— Не стесняюсь. Просто это еще не мой дом. Мы туда через много десятилетий переехали.

— Все равно. Чего мы его непременно обходим? Нужно предрассудки преодолевать…

Во дворе, куда свернул будущий танкист, завопили, шпанисто заулюлюкали, потом отчетливо зазвенело — не иначе, стекло расколошматили.

— Да, сущие бронетехники-мотоциклисты, — хмыкнул Игорь.

Рынок был не то что большой, но шумел изрядно. Вроде и торговые ряды тщательно расчерчены, и «парковка» для подвод предусмотрена, а ржание, ругань, визг и мяв, как при замшелом царизме. Заготовители прошли в добротные ворота, украшенные призывом покупать колеса-спицы-ступицы непременно на складах ширпотреба Мослесснабсбыта, где «отпуск свободный, а цены по прейскуранту»«. Вано первым делом 'купил» газету.

— Я же говорил — июнь, тридцать первого…

Игорь махнул рукой, «говорил он», болтун завзятый…

Около заколоченной палатки акционерного общества «Розничник» торговали певчими птицами, рядом на земле была разложена удивительно разномастная коллекция замков, подальше какая-то дама агрессивно предлагала отшатывающимся прохожим «острейшую германскую» бритву. Все это были осколки успешно изживаемого старорежимного торга. На самом рынке покупателей ждали ряды подвод с колхозной продукцией, телеги были аккуратно выстроены, и, если не считать жуткой грязищи под ногами, на рынке царил прогресс и порядок. Кучка проходимцев и лохов, азартно режущаяся в «три листка», не в счет — то традиция…