Жуя булку, Игорь проинспектировал ступеньки пивной и тротуар с лицевой стороны 2-го Бабьегородского и вернулся во двор с другой стороны. От булки «и вообще» полегчало — глядел издали на дверь своего подъезда, потерянное прошлое отступило. Осталось непростое, но понятное настоящее.

— И это правильно, товарищи! — пробормотал керст, и, дожевывая мякоть «городской», пошел к подъезду.

Взвизгнула пружина на двери…

…Как и не уходил. Из подвала тянет горячей сыростью, вдоль стены раскаленные чугунные батареи, дальше висят почтовые ящики. Взмывает вверх первый, необычайно крутой и неудобный, пролет лестницы. Бабушка неизменно ужасалась этой крутизне, ей уже тогда взбираться по неудобным ступенькам было трудно.

Полуживой возвращенец машинально пропихнул мизинец в отверстие почтового ящика, пытаясь нащупать «Вечерку». Ага, и мизинец чуть не застрял, да и вообще рановато для вечерней газеты…

Он поднялся на третий этаж… За дверьми угадывалась жизнь: пиликало радио, пахло куриным бульоном и почему-то канифолью. А за «своей» дверью было тихо. На работе, наверное, все. Керст хмыкнул: соседей-то он знал, а вот кто в «совсем-совсем своей» комнатушке на текущую день-смену обитает, и понятия не имел. Мама обмен оформляла заранее, а когда сына привезла, тут уже знакомая мебель по местам теснилась, на всех старательно выдраенных роскошных двенадцати «квадратах»…

Ладно. Тогда тебя привезли, а сейчас сам пришел. По делу.

Игорь спустился, прихватил из подвала пустой бутылочный ящик, и вышел во двор. После жаркого подъезда снаружи оказалось весьма и весьма свежо. Керст закинул на сарайчик ящик, без особого труда взобрался по рейкам «трапа», утоптал место, утвердил импровизированный табурет. Вот она засада-засидка, во всем своем боевом великолепии. С одной стороны ствол дерева прикрывает, с другой заслоняет возвышение крыши соседнего сарая. Понятно, из окон дома охотник как на ладони, но живым людям до засадного керста нет никакого дела. Собственно, и живые «жэковцы» вряд ли сюда взглянут. Вот Плюс-Один, тот вполне способен учуять. Ну, тут уж действуем по обстоятельствам…

Керстам прохладные засады противопоказаны. Неумолимо тянуло в дрему, которая не совсем дрема, мысли расползались и вяло затухали. Карабин студил пальцы — словно не дерево ложи держишь, а насквозь промерзший металл. Холодное время, холодный керст, холодное оружие… Игорь заставил себя повернуть голову: все казалось что слева, у торца дома появился штабель толстых труб. Да нет же, трубы гораздо позже будут. Сейчас домишко там торчал одноэтажный, палисадник заснеженный…

Снег, серый, ноздреватый, рос на глазах, близились крупинки размером с кулак. Игорь заставлял себя выпрямляться — тыкаться мордой в снег абсолютно несвоевременно. В голове толпились воспоминания, звучали давнишние голоса… Тут даже не замерзаешь, просто дрейфуешь к истинному засмертию. Так ведь рано, дело не сделал. Холодно и сонно. А все начоперот: «шибко не одеваемся, засада комнатная». Дебил юный. Что стоило штаны взять — ватные, кожей облицованные, так ведь и останутся портки на складе даром валяться…

— Игорек, живенько домой! Время!

Это из форточки на третьем этаже. Думал, больше не услышать. А дома тепло, чай, бутерброд…

Идут… А глаза керста не раскрываются. Нет, точно идут.

Игорь пытался разлепить ресницы. Не выходило. Звучали шаги по скользкой мостовой, вот голубь взлетел, крыльями захлопал. Пройдут мимо. И запах…

Запашок и взбодрил. Окутала волна вони — куда там нашатырю. Горько-сладкая вонь плотской гнили. Длинный шлейф поганых, жестоких смертей…

— Тьфубля, — с отвращением пробормотал керст. Глаза, наконец, раскрылись. Двор, темно-красный кирпич, окна… Никакого «жэка» в спецовках, с фальшивыми конторскими книгами и прочим. Наверное, в подъезд уже зашли. Прошляпил. Сейчас еще и эти гражданские на них наткнутся…

У подворотни стояло семейство: из служащих, одеты весьма прилично, на голове главы ячейки советского общества бурая фетровая шляпа. Не боится уши поморозить, интеллигент очкастый. Супруга — ничего особенного, разве что пимы нарядные, такие и через полсотни лет на улицах столицы вполне глаз порадуют. Мама с папой смотрели на дом, держали за руки дочурку — та елозила ногами по льду, раскатывала валеночки. Старший наследник рядом — задрал башку в низко нахлобученной ушанке с растопыренными ушами — тоже на дом смотрит, самодельной клюшкой помахивает. Лет одиннадцать, нескладный крепыш, в хоккее наверняка на воротах стоит. Коллега по спорту. Игорь и сам-то вратарствовал частенько. В основном из-за слабого стояния на коньках…

Керст понимал, что эти четверо и есть «жэк». Голова понимала, нос подтверждал, но сознание отторгало. Попросту не может такого быть. Дети слишком маленькие. Нет, Игорь о подростковой жестокости был осведомлен, но здесь не катит: вратарю до тинэйджера еще расти и расти, «кнопке» в нескользючих галошках еще и пяти годков нет…

Двинулись к подъезду. Наконец, накатило понимание — они! Взрослые вели девочку, та, повисая на родительских руках, прокатывалась по льду и каждый детский рывок едва не вырывал из плеча руку «мамаше» — женщина болезненно морщилась. Это сколько же пудов в малышке⁈ Ее и папаня едва удерживает. Да что такое, это обманчиво маленькое Плюс-Один⁈

Сейчас Игорь точно видел, что в девочке что-то не так. Собственно, и ее братец-хоккеист весьма странен. Но она…

Взвизгнула дверная пружина. Девчушка, бросив родительские руки, нырнула в темное тепло, остальной «жэк» последовал за оборотнем. Бабахнула захлопнувшаяся дверь…

Подъезд, естественно, был крайний. Свой. И что теперь⁈ Игорь в ошеломлении сжимал карабин. Адреналин, или что там вспрыскивается у полумертвых, согрел пальцы и оружие. Но как брать бандитов⁈ Четверо, да двое из них дети. Не стрелять же в них…

Сейчас они уже у квартиры. Постучат-позвонят, на женский или детский голос хозяева непременно откроют. Скорее всего, второй этаж. Там дверь поприличнее, не коммуналка…

Игорь видел тени поднимающиеся по лестнице: фигуры едва различимы, подъездные окна — пыльные, в густом переплете, — почти непроницаемы, но это наш подъезд, тут даже смотреть не нужно, все угадывается…

…Второй этаж, сумрак на лестничной площадке изменил свою густоту. Чуть слышный звук голоса…

Игорь дыхнул на пальцы — жест символический, дыхание у керстов не особо греет — и вскинул карабин.

Из глубин дома донесся — нет, скорее, угадался — короткий вскрик, и одновременно керст нажал на спуск…

Ткнулся в уши густой звук выстрела, брызнули осколки стекла в переплете второго подъездного этажа. Должен попасть. Там кучно стояли, иначе попросту не уместишься…

…Затвор выбросил на снег стреляную гильзу, Игорь выцарапал из гнезда ремешком на прикладе новый патрон…

Частично вылетевшее стекло высветило лестницу: там что-то возилось на площадке, мелькнула несущаяся вниз тень… Это кто из «жэковцев» такой прыткий?

Нет, карабин не самой удачное оружие для скоротечных оперативных засад. Перезарядить керст не успел. Распахнулась дверь подъезда. «Жэковский» папаша, не жалея своего приличного пальто, припал на колено, вскинул револьвер. Захлопали частые выстрелы — налетчик явно не видел керста, но представлял где примерно тот сидит. Да, не так трудно сообразить откуда по площадке стреляли…

Барабан «нагана» оказался какой-то бесконечный. Свистели пули, Игорь, лежа на жестком снегу, закрывал затвор карабина. Чуть заметно вздрогнул ствол ясеня. Вот судьба у дерева: то гвозди в него вбивают, то пули всаживают…

До двери метров двенадцать. Холостой щелчок бойка отлично слышен. Прокрутился револьверный барабан, пуст. Игорь приподнял голову — «жэковец», пригнувшись, бежал к подворотне. Сгорбленный, уже без очков и шляпы, полы пальто метут мерзлый асфальт. Зимний городской бабуин…

Судя по вони — налетчик на десяток «вышек» заработал. Так чего медлить? Немного удивляясь своему хладнокровию, керст прицелился в середину спины…